- Государственная единая национальная идея.
- Да нет.
- Так вы что там, даже стихов не учите?
- Да ты что, Антон? Выпил, что ли?
Антон стиснул зубы так сильно, что задрожали скулы и в голове помутилось. Но ничего, выстоял.
- Ладно, Лёнь. Проехали. Я потом позвоню.
- Ну давай, - растерянно отозвался тот. Антон первым повесил трубку.
Он, конечно, предполагал, что что-то тут не то, тем более в свете последних "странностей" с исчезновением газеты, но одно дело предполагать, а другое - знать. Теперь Антон знал.
21
- Кать, Кать! Ты чего?
Катька очнулась от резких обжигающих хлопков по щекам. Затем в эту боль неожиданно вклинилось что-то мокрое и шершавое.
- Бульда, фу! - услышала она грозный голос Климова, еще не видя его самого. - Ах ты ж зараза! Бульда, брысь под лавку! Я кому говорю?!
Катька открыла глаза. Над ней стоял Климов, у него между ног была зажата голова бульдожихи. Голова эта отчаянно дергалась, плевалась, потявкивала и хрипела, пытаясь вырваться из тисков худых климовских ног. Язык Бульды свисал почти до пола, зад в приступе радостного возбуждения отчаянно вилял.
- Бульдочка, - приподнялась Катька, все еще сидя на полу и протянув руку к приплюснутой морде Бульды. - Отпустите ее, дядь Вить. Задохнется ж!
Климов нехотя разжал колени. Бульда тут же прыгнула всем телом на Катьку, и та, охнув, снова повалилась на пол.
- Ну, всё, - сказал Климов, схватил Бульду под пузо и выпихнул ее на улицу. Потом помог встать Катьке.
- Вот ты напугала, так напугала, - сказал он, усаживая Катьку за стол. - Часто это у тебя?
- Да нет, - помотала та головой, - пару раз было, что прямо слабела, а так, чтоб совсем.
- На-ка, выпей молока, - Климов поставил на стол стакан с молоком. - Авось в себя быстрей придешь. А то я даже не понял. Ты про Митю спросила, я ответил, и тут ты такая бац! А я.
Тут Катька, вспомнив причину падения, вцепилась Климову в отворот рубашки.
- Митька уехал?!
- Ну да, - высвобождая рубашку из Катькиных рук, ответил тот.
- Навсегда, - со вздохом произнесла Катька, всхлипнула и отвернулась.
- Да ну тебя совсем! К вечеру ж вернется! Приятель его попросил помочь кирпич сгрузить для строительства.
- Ой! - подняла голову Катька. - А я ж думала навсегда. Фу ты! А я, дура.
И засмеялась, вытирая кулачком набухшие от слез глаза.
- Прости, дядь Вить, это я по глупости бабьей, - радостно затараторила она, - мне ж Танька сказала, что уезжать он собрался, вот я хлопнулась в обморок.
- Не знаю. Может, и собрался. А может, пока так, планы одни. Да и куда ему ехать?
- Не знаю. В Москву.
- А что, его в Москве оркестр на вокзале с цветами встречает? Надо ж знать, куда и зачем ехать. В институт он провалился.
Катька закусила губу, а Климов вдруг хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнул стакан с молоком.
- Ну ты ж знаешь его! - закричал он. - Упрется как танк, и всё тут! Если вбил себе что в голову, молотком не выбьешь. И молчит. Обидно. Вот я даже и не знаю, вбил он себе что-то в голову или нет, потому что молчит. Но чувствую, вбил. Потому что не ты первая мне это говоришь. Это он нам ничего не рассказывает, а другим - нате, пожалуйста! Я и Любке говорил, надо что-то делать! Ему ж, дураку, через год в армию. А он провалился. А он же у нас единственный… балбес. Мы ж его так избаловали, что я его не то что в Москву, я его в райцентр одного пустить боюсь. Он же.
И Климов, не справившись с нахлынувшими чувствами, всхлипнул и опрокинул в себя Катькин стакан с молоком, крякнув, как будто это была водка.
Катька не следила за зигзагами климовских мыслей, но отметила про себя, что кое-что упустила из виду, когда думала, отдавать или не отдавать письмо. А именно армию. Получалось, у нее в кармане лежит нечто большее, чем просто угроза Митиного отъезда - у нее лежит его ближайшее будущее. Это меняло дело. Письмо надо было отдавать. Но отдавать его просто так, не попытавшись выторговывать у судьбы и для себя какого-нибудь гостинца, Катька не могла. В любом случае, если отдавать, то не сейчас и не дяде Вите. А только непосредственно Мите и лучше бы с глазу на глаз.
- Ладно, - встала она и достала из сумки извещение. - Мне, пожалуй, пора. Вот тут извещение. Завтра в клубе собрание.
- Опять? - всхлипнул еще в мыслях о сыне Климов.
- Ну да. Что-то типа предварительного экзамена. А я пойду. Расписываться не надо.
- А ты как, нормально себя чувствуешь-то?
- Да нормально, нормально, - засмеялась Катька. - До свадьбы заживет.
И уже в дверях обернулась.
- А тетя Люба где?
- Да ну ее, - махнул рукой с досадой Климов. - Пошла на читку. Совсем баба рехнулась на старости лет. Сидела, сидела, а тут, как узнала, что там друг дружке морды бьют, решила сходить. "Посмотрю, - говорит, - как народ нынче развлекается. А то послезавтра все закончится, а я так и не поучаствовала". Вечно приключений себе на задницу ищет.
- Ну ладно. Тогда ей привет. А Митьке скажите, что я вечерком или завтра загляну. Есть у меня кое-какое дело до него.
- Да ясно, какое дело, - кивнул Климов в сторону Катькиного пуза.
- Да нет, - отмахнулась Катька. - Другое дело. Тоже важное.
И вышла.
22
После разговора с Лёней Емельчуком из райцентровской библиотеки Пахомов какое-то время постоял в нерешительности, а затем бросился к вешалке, начиная, как всегда в минуты душевного волнения, внутренний монолог.
"Ну майор! - думал он, обматываясь шарфом. - Ну фрукт. "Не знаю", "выкинул", "сжег", "разрешаю оставить пробел"! Ясен хрен, разрешаешь. Тайны мадридского двора. Ну нет! Это вы кого-нибудь другого дурите! А меня не надо! Ладно, сейчас я подъеду, и мы вмиг разберемся, кто тут кому что разрешает! Был указ или не было. Был спецвыпуск или не было. Лёнька мне лапшу на уши вешать не будет. Я знаю. Сейчас бы только на Серикова не напороться".
Антон надел пальто, нахлобучил ушанку и выскочил на улицу. Серикова нигде не было. Антон натянул ушанку по самые брови и побежал по хрумкающему снегу.
На протяжении всего пути до отделения он ни на секунду не прекращал монолог. Это было, правда, больше похоже на диалог, в котором говорил только один, додумывая реплики за другого. На каждый будущий ответ майора у Пахомова уже было заготовлено по сотне вопросов, на каждое предложение по сотне возражений. Через полчаса он влетел в отделение. Понесся по коридору, не раздеваясь. Из-под сапог летели белые хлопья снега. "Здорово, Антон, ты куда?" - испуганно отскочил в сторону Черепицын. Он был с Гришкой-плотником, которого вел куда-то под локоть.
Антон будто и не заметил их, пробежал мимо, не повернув головы. Но, как всегда бывает, когда долго готовишь пламенную речь, непредвиденное поведение оппонента меняет все дело и боевой настрой спускается с позорным шипением, как проколотая шина. И тут все вышло совсем не так, как представлял себе Антон. Когда он ворвался в кабинет майора, за столом никого не было. Но настольная лампа горела, и в воздухе еще витал едкий дым от бузуньковских папирос. Пахомов растерянно оглядел комнату, выглянул в коридор, затем снова заглянул в кабинет.
- Докопался, значит? Ну-ну, - раздался спокойный голос невидимого Бузунько. - Да ты садись, чего встал как вкопанный? И дверь закрой.
Пахомов замер, но потом послушно закрыл дверь и тут же увидел майора. Тот стоял прямо за дверью, около небольшого шкафчика в углу кабинета, и поливал какое-то растение в коричневом глиняном горшке. "Надо загнать его в угол", - подумал Антон, глядя на невозмутимого Бузунько, который и без того находился в углу. Впрочем, до заготовленной речи дело не дошло - майор умело перехватил инициативу.
- А что мне было делать?! - развел руками Бузунько, проходя со стеклянным графином обратно к столу. - А?
Этот простой вопрос поставил Антона в тупик.
- У меня был приказ, - продолжил майор, поливая кактус на подоконнике. - Но только давай не будем сейчас шекспировские страсти здесь разыгрывать. Ты - не Отелло, я - не Дездемона. Тебя интересует, откуда я знаю, зачем ты пожаловал. Ну, так это просто. Как ты про газету меня спросил, я сразу понял, что это лишь вопрос времени, через сколько ты у меня в кабинете нарисуешься. Вот ты и нарисовался. Правда, немного раньше, чем я ожидал. Звонил кому-нибудь?
Антон внутренне поаплодировал догадливости майора.
- Звонил, звонил, - угрюмо подтвердил он.
- Я так и понял, - сказал Бузунько и поставил графин на стол. Затем, крякнув, опустился на стул.
- Но, Петр Михайлович, как же так?!
- Да вот так! - резко оборвал его майор. - Приказы не обсуждаются.
- Да какие приказы? Вы можете толком объяснить, что происходит?
Антон с досадой отметил про себя, что этим классическим метафизическим вопросом исчерпывается весь его заготовленный монолог - спрашивать больше было, собственно, и не о чем.
Майор вздохнул, побарабанил пальцами по столу, затем встал и подошел к двери. Там он высунул голову в коридор, затем всунул ее обратно и закрыл дверь.