Он выложил из вещмешка целую стопку. Тут были романы - классика и современные - и две книги по Оксаниной специальности. Очевидно, она продолжала готовиться к поступлению в вуз.
- У меня много свободного времени, вот я и использую его, - сказала Оксана, как будто оправдываясь. И обратилась к Василию: - Как Маша?
- Справляется. Без Веры, говорит, трудно, а главное - скучно, - хмыкнул он. - Ей одного меня мало. Кошку завела - тоже мало. С кошкой, говорит беседы получаются односторонние.
Он попрощался со мной за руку, кивнул Оксане и зашагал к мотоциклу.
Когда он уехал, Оксана сочла необходимым объяснить:
- Василий - муж библиотекарши. Они и познакомились на почве художественной литературы. Мне Маша рассказывала. Он к ней приходил объясняться в любви, а она давала ему книги, в которых были разные истории… как бы на тему. В продолжение их разговора. А через несколько лет она сдалась.
- И не жалеет? Он показался мне довольно своеобразным человеком.
- Маша, если приглядеться, - тоже человек своеобразный, - сказала Оксана.
- Странно все же, что муж библиотекарши возит книги жене геолога. - подытожил я.
Оксана рассмеялась. Смеялась она тихо, робко.
- Много в жизни странного, не так ли, Денис? Просто я - территориально очень далеко, а Василий водит мотоцикл. Книжки мне Маша подбирает. Она это умеет делать… Некоторые выписывает из других библиотек, по обмену. Библиографические списки просматривает. Она к делу относится очень добросовестно. Так что, если я сумею все-таки поступить в вуз, в этом будет и ее заслуга.
Степан, похоже, не то не знал о том, что жена его читает и готовится к учебе, не то не придавал этому значения. Вечером Оксана завела с ним разговор о вступительных экзаменах, которые должны были начаться уже через месяц. Он сразу помрачнел.
- Давай на будущий год.
- Степушка, время идет. Я хочу скорее получить специальность. Не могу же я до конца своих дней стоять здесь над кастрюлями.
По лицу Степана я вдруг увидел, что он был бы не против. Ну и ну! Мне сильно не понравилось такое потребительское отношение к женщине. Сам-то он получил высшее образование, и притом какое захотел, а жене препятствует.
- Я хочу работать наравне с тобой, - горячо сказала Оксана. - Хочу, чтобы ты гордился мной.
- Я горжусь тобой и так, - пробормотал он. И вдруг его как будто прорвало: - Оксана, я боюсь! Боюсь отпускать тебя! Боюсь, что с тобой опять что-нибудь случится! Боюсь, что тебя найдут… те люди. Да, знаю, Авдеев от них откупился, но… кто их разберет! У них такие волчьи законы. И потом… вдруг ты там, в Омске, кого-нибудь встретишь…
Я сделал вид, что не слышу. Принялся жевать так, что у меня, кажется, даже уши задвигались. Но они уже не обращали на меня внимания. Накипело у них на душе, и накипело давно.
- Я никого не встречу! - резко произнесла Оксана. Теперь от ее робости не осталось и следа. Это была уверенная в себе, сильная молодая женщина, идущая к своей цели. - Да если бы и встретила - какое это имеет значение? Я - твоя жена, я буду верна тебе при любых обстоятельствах. Подумаешь, буду уезжать на пару месяцев, чтобы сдать экзамены… Зато я почувствую себя наконец человеком.
- Потом обсудим, - буркнул Степан и прекратил этот разговор.
Вечером я сказал ему:
- Степан, это, конечно, не мое дело, но ты не можешь держать жену на привязи. Она не развлекаться просится, а учиться, получать нужную специальность. А то, что ты устраиваешь, - это какое-то средневековое рабство…
- Ты ничего не знаешь о нас с Оксаной, - сказал Степан устало. - И это действительно не твое дело.
* * *
- Машина нужна, - сказал, сплюнув, Донадзе. - Пешком далеко не уйдем.
- Будем попутку ловить? - предложил Спивак.
Они вышли на обочину шоссе, всматриваясь и вслушиваясь. Уже темнело, скоро наступит ночь. Машин не было. Промчался мотоцикл и скрылся.
Спустя минут десять проехал ГАЗ-66. Дребезжал и стучал, но трудолюбиво тащился куда-то, вез грузы.
Донадзе даже не стал поднимать руку. Эта машина ехала недалеко, да и в любом случае она далеко не уедет - развалится по пути. Нет, нужно другого случая ждать.
И случай представился.
- Легковушка. - Донадзе напрягся. - Только бы остановились.
- Здесь народ добрый, - усмехнулся Спивак. - Все друг за дружку держатся.
- Вот и хорошо.
Донадзе шагнул на середину дороги, уверенно поднял руку. Легковушка остановилась. Открылась дверца, и приятная полная женщина спросила ласково:
- Куда едете, ребятки?
Договорить она не успела. Донадзе быстрым, неуловимым движением вынул пистолет и дважды выстрелил - в женщину и в мужчину, сидевшего за рулем. Стрелял в лицо, наверняка.
Потом повернулся к Спиваку:
- Помогай.
Они вдвоем вытащили убитых из автомобиля, бросили посреди дороги. Потом уехали.
Вот и всё.
ИЗ ДНЕВНИКА ДЕНИСА РОГОВА
После вчерашнего разговора со Степаном оставаться в лагере мне стало неловко, и я вернулся в город. Комендант Дора Семеновна мгновенно меня вспомнила - она из тех людей, которые вообще никого и никогда не забывают.
- В общежитие поселить не могу, - объявила она - Мест нет. Иди в гостиницу, хотя там тоже под завязку… Видал, как город-то отстроился? Ты ведь в балковом поселке первый раз жил? Ой, это так давно было… Вспоминаю - и как будто в колодец гляжу. Столько событий случилось. Я тебе знаешь что посоветую? Ты попросись на постой к одному нашему мастеру, к Векавищеву. Он человек одинокий, живет в однокомнатной квартире, за хозяйством совсем не следит. А ты бы ему и помог немного… - Она оглядела меня с сожалением, как бы сомневаясь в моих хозяйственных способностях. И правильно сомневалась. - Ну хоть следи, чтобы он вовремя обедал. А то ложится спать без ужина. Перехватит кусок хлеба с селедкой - и на боковую. Это никуда не годится, язва будет. Я тебе записку к нему напишу.
И отправился я к мастеру Векавищеву с самым настоящим рекомендательным письмом, написанным неровным почерком Доры Семеновны.
Векавищев отнесся к этому как к самому обычному делу. Поставил для меня раскладушку. Сам он спал на диване. Вечером, когда мы пили чай, поговорил со мной немного - в основном о моей работе, о том, "про что" я пишу и интересно ли мне рассказывать про жизнь других людей.
- Одни созданы для того, чтобы творить историю, другие - чтобы освещать ее, - сказал я.
Он посмеялся и ничего не ответил.
Хочу упросить его взять меня на буровую. Думаю, это вопрос времени - рано или поздно он согласится и все мне покажет. Я хотел бы своими глазами увидеть новые методы бурения, посмотреть, как изменились скважины, какие новшества появились в работе буровиков. В общем, писать с одних только слов - не согласен. Я должен быть очевидцем!
Однако события обернулись совершенно неожиданным образом.
Мы уже собирались ложиться спать, когда к Векавищеву позвонили в дверь. Вошел милиционер и с ним молодой парень, буровик.
- Чего тебе, Иван? - спросил Векавищев.
- Андрей Иванович, беда, - сказал Иван, совершенно белый. - Я там был уже и…
- Что?.. Вышка?.. - Векавищев тоже побелел, схватился за куртку.
- Нет, что - вышка… Авдеев… Оба, и Марта, и Илья Ильич… Убиты, Андрей Иванович! Нашли застреленными на дороге!
Векавищев выронил куртку на пол, перешагнул через нее, застыл.
- Что ты такое говоришь?
- Да то и говорю… Тела опознали… - Иван сел на стул и заревел, как маленький. - Надо ведь… к детям… Все боятся…
Милиционер посмотрел на меня, козырнул и произнес:
- Факт убийства Авдеева Ильи Ильича и его супруги установлен. Огнестрельное ранение. Стреляли в лицо, использован один и тот же пистолет. Очевидно, убийство совершено в целях угона автомобиля. Сейчас необходимо оповестить близких… детей. - На последнем слове голос у милиционера дрогнул.
- Я сделаю. - Векавищев поднял с пола куртку и медленно оделся.
Они вышли. Иван потащился за ними следом. А я остался дома.
Журналист обязан быть в центре событий. Но я вдруг понял, что идти и смотреть, как Векавищев сообщает детям о смерти их родителей, я не имею права.