- Потому что до самого верха дойдет, что здесь, в Каменногорском управлении, вся работа развалилась… катастрофическое положение дел станет известно в Москве. И известно не по вашим с Буровым докладам, которые - не спорьте! - приукрашивают действительность, нет, Косыгин увидит это своими глазами… И что, после такого вы рассчитываете на…
- Люди работают на износ, - резко перебил Дорошин. - Косыгин это увидит. Он не слепой. Люди живут как во время войны - в землянках! Фактически! И Косыгин увидит и это.
- Да, на износ, - медленно повторил Михеев, - только результата нет. Причина? Плохое руководство. Я ничего не имею против Бурова лично, но…
- Послушайте, Василий Игнатович, - не выдержал Дорошин, - вы поражаете меня в самое сердце!.. Откуда в вас, в молодом человеке, столько чинопочитания? Можно подумать, Косыгин - какой-то недосягаемый господин, хозяин… "Вот приедет барин!" Прежде чем стать Председателем Совета Министров, Алексей Николаевич работал на производстве… был директором фабрики в Ленинграде… Вы биографии членов Политбюро изучали? Поизучайте на досуге, полезное чтение! Уж кто-кто, а Алексей Николаевич не понаслышке знает, как сложно начинать работу с нулевого цикла. И вообще, товарищ Михеев, вы бы почаще выходили из кабинета…
На Михеева эта вдохновенная тирада не произвела ни малейшего впечатления.
- Лично я остаюсь при своем мнении, Макар Степанович, - сказал он, не поднимаясь с места.
Дорошин вскочил, двинулся к выходу. Ему душно стало в кабинете. Невыносимо находиться рядом с Михеевым. И разговор с ним продолжать бессмысленно. Может быть, чуть позже, отдышавшись…
- Да-да, оставайтесь. Оставайтесь при своем мнении, Василий Игнатович. Не смею возражать. И приступайте к сочинению доноса. Вам потребуется много времени, чтобы изложить все ваши соображения. Не забудьте ставить запятые. И писать "жи", "ши" через "и". До свидания, Василий Игнатович. Творческих вам успехов.
Он хлопнул дверью прежде, чем Михеев успел ответить.
- Напрасно вы со мной так, Макар Степанович, - тихо проговорил Михеев, обращаясь к закрывшейся двери. - Совершенно напрасно.
На самом деле визит Косыгина мог обернуться для Бурова скорее благом, нежели неприятностями. Дорошин это понимал, Михеев - в силу своего ужаса перед любым высшим руководством - нет.
Алексей Николаевич был хозяйственником. Как и говорил Дорошин, он хорошо знал, что такое начинать производственный цикл с нуля. А с Сибирью у него, сына питерского токаря, сложились совершенно особенные отношения. Закончив в 1924 году кооперативный техникум, он отправился на работу в Сибирь - в систему потребкооперации, где ездил по селам, закупая продукты у крестьян, а в свободное время писал статьи для местной газеты, агитируя народ экономить на праздновании давно уже отжившего праздника Масленицы и вкладывать деньги в крестьянский заем. Именно в Сибири, спустя три года, Косыгин и стал коммунистом.
Он возвратился в Ленинград, имея за плечами некоторый опыт работы, и сразу же ощутил недостаток своего образования. Для кого-то возраст мог стать препятствием, но только не для сознательного коммуниста. На двадцать седьмом году жизни Косыгин стал рядовым студентом Ленинградского текстильного института. И спустя уже много лет, будучи Председателем Совета Министров, он приезжал в родной Ленинград и встречался с однокурсниками. Забыв о своем высоком положении, о заслугах и регалиях, Косыгин запросто беседовал с ними, сердечно обнимал старых друзей…
В 1935 году он наконец-то получил высшее образование и стал мастером на текстильной фабрике. Потом дорос до начальника цеха. В 1937 году был назначен директором ткацкой фабрики. На будущий год стал заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б). а в январе 1939-го перебрался в Москву - на должность наркома текстильной промышленности. Еще год спустя Косыгин, оставаясь наркомом, получил ранг заместителя председателя правительства.
Вся жизнь его была связана с производством. В годы войны Косыгин занимался организацией Дороги жизни, связавшей Ленинград с "большой землей". Земляки помнили не только об этом - но и о том, как Алексей Николаевич спас едва живого малыша…
Сбивала с толку его внешность, его манера общаться. Всегда сдержанный, сухой, холодный, он казался бездушным педантом. И поскольку далеко не все, кто общался с Косыгиным, были его однокашниками по институту, то о человечности этого руководителя многие принуждены были лишь догадываться… а кое-кто не мог этого даже и предположить.
Он был не столько политиком, сколько хозяйственником. Сам себя Косыгин называл главным инженером страны.
Советская экономика в начале шестидесятых претерпевала некоторые изменения. И Косыгин - "главный инженер" - отслеживал и пытался регулировать эти изменения. Более того, именно он их и внедрял. В те годы в советском руководстве появилось представление о необходимости сократить роль пожиравшей почти все отечественные ресурсы тяжелой индустрии в пользу производства товаров народного потребления. Косыгин хорошо воспринял эту идею. Сам он всегда был связан именно с легкой и пищевой отраслями. Кроме того, не следовало забывать и о том, что социалистические страны Восточной Европы также активно искали возможности для расширения хозяйственной самостоятельности предприятий. В Югославии и Чехословакии уже были предприняты серьезные реформаторские действия, Венгрия же вплотную подошла к началу преобразований. Естественно, советское руководство не могло пройти мимо опыта своих соседей и склонно было само опробовать многообещающие методы повышения эффективности производства. До "Пражской весны" оставалось еще больше года…
* * *
Алина Станиславовна привыкла к тому, что за ней остается последнее слово. Она никогда всерьез не считала себя "сильной женщиной". Более того, хранила святую убежденность в том, что при других обстоятельствах с удовольствием побыла бы "слабой". В мыслях рисовала почти карикатурный образ - избалованная барышня сидит среди вышитых подушек и кушает мороженое. Почему бы и нет? Но жизнь сложилась так, что ей приходится играть роль главы семьи. С самого того дня, когда Андрей бросил ее…
Она одна вырастила сына. Конечно, родители помогали, но это была именно помощь, раз от раза. Основной груз лег на хрупкие плечи Алины и закалил ее. Это она принимала решения - в какой детский сад устраивать сына, в какую школу его отдавать, в какой институт пристраивать. Если кто-то из друзей Степушки не нравился его маме, то каким-то непостижимым образом эта дружба разрушалась. Впрочем, Алина желала сыну только добра. И обладала непогрешимым чутьем на людей. Уж в этом-то никто не мог бы ей отказать. Все, кто не прошел мамину "цензуру", потом и впрямь проявили себя не с лучшей стороны: сделались хулиганами, погрязли в стяжательстве, один парень даже был осужден за спекуляцию. Алина никогда не говорила: "С этим мальчиком не водись, с этой девочкой не дружи". Она действовала гораздо тоньше: создавала нежелательному приятелю "духоту", как бы невзначай роняла при Степане замечания, которые, в свою очередь, наводили на определенные мысли…
Таким же образом было обставлено и Степушкино поступление в институт. Некоторое время Степан находился под маминым "гипнозом" и полагал, будто Литературный институт - его собственный сознательный выбор. И только теперь мамины чары развеялись. Может быть, последним толчком стала старая фотокарточка. Отец, который даже не знает о том, что у него в Москве родился сын…
Для Степана тот вечер, когда они с мамой открыли друг другу всю правду - без прикрас и без буржуазных попыток "жалеть" друг друга, - был переломным. Он действительно счел, что отныне их с мамой отношения изменились. Теперь он, Степан, - взрослый мужчина. Человек, который сам определяет свою судьбу. Он по-прежнему любил маму. Он сделает все, чтобы она поменьше о нем волновалась. Но жить, пришитым к ее юбке, он больше не станет.
Однако для Алины Станиславовны все обстояло гораздо менее радикально и вечерний разговор с сыном означал, по ее мнению, лишь несущественные перемены. Да, Степушка ушел из одного института - но лишь для того, чтобы поступить в другой. Узнал об отце. Но что это меняет? У каждого человека, в конце концов, есть отец, это биологический закон. Отец Степана - вот такой. В свитере, с бородой, где-то в тайге… Не самый худший вариант. Безумную идею сына немедленно ехать в Сибирь и постигать азы геологической профессии на месте Алина Станиславовна всерьез не принимала.
Однако на всякий случай ночью она проверила его комнату.
Степан крепко спал. Алина остановилась у изголовья тахты, посмотрела на бледное лицо юноши, видневшееся в темноте. Вздохнула, грустно улыбнулась. Вот и вырос ее мальчик. Кажется, еще вчера он, теплый, "пахнущий воробышком", просыпался и быстро забирался к ней на колени. Это был их ритуал перед тем, как умываться и чистить зубы, чтобы идти в детский сад. Алина гладила его волосы, а он тихо сопел, уткнувшись в ее колени.
Да, это было еще вчера. И все закончилось так быстро…
Она вздохнула и оглядела комнату. Вздрогнула, увидев на полу бесформенный шар рюкзака. Все-таки он твердо намерен осуществить свою безумную идею!.. Ничего, она попробует этому помешать. Посердится денек, а потом осознает, что мама, как всегда, права.
Алина тихо подняла рюкзак. Там что-то звякнуло. Она опять улыбнулась. Отец научил бы его складывать рюкзак так, чтобы там ничего не брякало…
Многому научил бы его отец… Ладно, что ж горевать о том, что могло бы быть? Могло - да не случилось. Не отец - так чужие люди, ставшие родными, научат. Но не сейчас. Не сегодня. Сначала Степушке надо получить высшее образование, а тогда уж можно и в тайгу ехать. С опытными, проверенными руководителями, а не с кем попало.