"А ты, видать, малость тронутый", - подумал Май и задался риторическим вопросом: почему солнце не уходит за дом, а недвижно висит коконом за спиной незнакомца.
- Вы позволите перелезть к вам? - осведомился тот.
- Нет уж, лучше, как есть, - торопливо упредил Май, чувствуя, как его удивление растет вместе с водочной жаждой.
- Ну, пусть будет так, - снисходительно сказал незнакомец. - Не пугайтесь, я не сумасшедший. Мое отвлеченное замечание об Анне Андреевне имело целью лишь одно: завязать с вами беседу, причем не праздную, но деловую.
- Вы, случаем, не издатель? - неприязненно спросил Май.
- Отнюдь, Семен Исаакович. Но предложение мое касается именно работы с текстом.
- Ах, с текстом! - буркнул Май и зло процитировал Шерстюка: - "Здесь, кроме юноши, был мрак".
- Да, да! - закивал незнакомец, словно зная, что имеет в виду Май. - Ведь вам очень нужны деньги, Семен Исаакович!
- Нечеловеческая проницательность, - хмыкнул Май.
- Будет вам, - мягко укорил незнакомец. - Будет вам. Я предлагаю достойную и не слишком обременительную для вас работу - писать очерки о городах Древнего мира для серии альбомов. Там будут старинные карты, редкие рисунки, воспоминания очевидцев, к примеру Плутарха.
- Ваш Плутарх убыточен для любого издательства, - со скукой прервал Май. - Альбомы - продукция дорогая и стоят соответственно. Кто их купит-то?
- Простите, Семен Исаакович, но это не вашего ума дело. Кому надо, тот и купит, - вежливо и непреклонно воскликнул незнакомец.
- И где же сей сумасшедший издатель?
- В Санкт-Петербурге, - объявил незнакомец и добавил странно, вдохновенно: - В городе святого апостола Петра, которому Господь ключи от Райских врат доверил!
- Ах, у нас, в Санкт-Петербурге! У святого Петра! Ну-ну! Что ж, святой Петр больше никому не может поручить писать очерки? - издевательски спросил Май. - С такими-то возможностями, с такими связями, с ключами от Райских врат - и никого, кроме меня, не нашел?!
- Позвольте не отвечать на ваш вопрос, ибо он дерзок. Скажу больше: он груб и непристоен.
- А я настаиваю на ответе, причем внятном! Меня эти ваши ссылки на апостола раздражают. Обрыдла мне вся эта новомодная безвкусная мистика! Да я сам, если хотите знать, про апостола Петра могу напридумывать такое, что вам и в голову не придет по причине вашего литературного непрофессионализма!
- Мой ответ может убить вас, - тихо, твердо сказал златокудрый.
- Как убить?
- В прямом смысле слова. Сердце может не выдержать. Ведь это непереносимо, Семен Исаакович, вдруг выйти за грань окружающей вас очевидной реальности. За грань-то вы выйдете легко, но вот возвращаться назад, думаю, не захотите. И это ваше право - не возвращаться. Но что будет с вашими родными? Представьте, как бы я казнился, явившись невольной причиной сиротства вашего милого ребенка!
- Представляю, - с трудом улыбнулся Май. - Теперь вы представьте: вышли вы как-то покурить на лоджию, чтобы хоть на несколько минут забыть о своей никчемной, нищей, отвратной жизни. И вдруг появляется некто. Он, оказывается, поливал зачем-то цветы в квартире покойной соседки, а заодно - невообразимо почему - решил предложить вам работу от имени апостола Петра. Вы бы и рады поверить - вам деваться некуда, деньги нужны, много денег. Да уж больно незнакомец смахивает на шизофреника. Анна Андреевна опять же…
- Уверяю, Анна Андреевна в подобной ситуации согласилась бы, - горячо сказал незнакомец. - Вам терять все равно нечего.
- А гонорар-то большой? - вырвалось у Мая.
- Золотых гор не обещаю, но на самое необходимое хватит, а при разумной экономии - даже чуточку сверх того. Ну, там дочке платьице нарядное купить, жене - кольцо обручальное, которое вы ей в свое время подарить не удосужились, денег не было; себе полное собрание сочинений господина Гофмана. Я вас однажды в букинистическом видел, вы у продавца спрашивали…
- Мне компьютер хороший нужен, - мрачно признался Май.
- Зачем? - пожал плечами златокудрый; он явно не мог вспомнить, что означает "компьютер".
- Ладно, я пошел. Приятно было побеседовать, - вдруг обиделся Май, решив, что все происходящее - розыгрыш.
- Постойте! - вскричал незнакомец, протягивая Маю руку. - Постойте! Я вспомнил: компьютер - это такая машина. Надо же… А ведь у вас и без него неплохо получалось. Но может, вы с ним и вправду быстрее свой роман закончите.
- Откуда вы знаете о романе? - воскликнул Май, невольно отшатнувшись. - Этого не знает никто!
- Как никто? Как никто? - всплеснул руками незнакомец. - Да вы же сами о нем рассказывали в интервью этому, как его, журналу "Бомбовоз", номер третий за прошлый год.
Май смутился, нервно ущипнул ус: все точно говорил чудной незнакомец. А тот продолжал бесстрастно-веселым голосом:
- Вижу, вы все вспомнили, Семен Исаакович. Еще бы! Ведь выход "Бомбовоза" с вашим интервью вы отмечали в компании монтировщиков сцены оперного театра, их старшой - Витька Штукер, ваш старинный собутыльник. Вы, Семен Исаакович, конечно, напились, а потом улеглись спать. Благо кровать там же, в темноте закулисья стояла - огромная, с подушками, одеялом. Вы, значит, улеглись…
- М-м-м! - протестующе застонал Май.
- …улеглись под одеяло и тихонько засопели, - невозмутимо продолжил златокудрый. - А кровать-то в антракте на сцену выкатили, для последнего акта оперы Верди "Травиата" - пьяный вусмерть Штукер лично выкатывал. А дальше к вам под одеяло народная артистка Серпентина Крант залезла - Виолетту, умирающую от чахотки, петь. Она и вправду чуть не умерла, правда, от страха, когда в самый патетический момент обнаружила рядом с собой постороннего усатого дяденьку, спящего блаженным сном.
- Вы были тогда в театре?! - умоляюще прервал Май.
- Стану я по вашим театрам ходить, - удрученно ответил незнакомец. - Что я в них не видел? Бутафорию? Парики? Правда, музыка… Но вся ваша музыка - здесь!
Незнакомец коснулся лба узким, фарфорово-прозрачным перстом. Золотые пылинки завихрились над его головой, непонятная легкая печаль окутала странное лицо: не мужское - не женское. Солнце наконец пришло в движение: световой кокон за спиной незнакомца дрогнул, медленно растворяясь в воздухе и щекоча бликами окна, листву и крыши машин далеко внизу. В недрах большого дома, в тишине, что-то мимолетно взвизгнуло, скрипнуло, звякнуло и радиобаритон запел проникновенно-бархатно: "Ты за-бы-ы-л свой дом род-но-о-й…" "Это из "Травиаты"", - тяжело догадался Май, наблюдая, как незнакомец умиротворенно кивает в такт пению. Полдневная жаркая лень вкупе с жаждой водки сковала волю Мая. Он спросил, оцепенело глядя в лицо собеседника - свежее и яркое, как цветок вишни:
- Кто вы такой?
Незнакомец дружески похлопал его по плечу, нырнул за щит, вынырнул с холщовой сумкой и начал рыться в ней, не переставая слушать певца, а в трудных местах арии замирать от восхищения. "Паспорт ищет", - решил Май, закуривая "Приму". Баритон умолк. Незнакомец вздохнул и, наконец, извлек из сумки… книгу. Май остолбенел, выпустив из ноздрей дым. Это была его, единственная, книга, впервые изданная три года назад - эпистолярный роман "Мысли о прогрессе. Из приватной переписки Трофима Денисовича Лысенко и Герберта Джорджа Уэллса".
- Не изволите ли автограф написать вашему давнему поклоннику? - спросил незнакомец, и в голосе его Май услышал неподдельное волнение.
"А паспорт где же?" - подумал Май, но взял протянутую старенькую перьевую ручку, отвинтил колпачок и застыл над раскрытой книгой.
- Вы, Семен Исаакович, удивляетесь тому, что у вас есть поклонники, ну, прямо как… бедный Сервантес! - мягко заметил незнакомец.
- Скажете тоже, - смущенно усмехнулся Май, чувствуя невольную радостную трель в душе от сравнения себя с Сервантесом. - Извините, а кому же автограф? Как вас величать?
- Анаэль мое имя, - отрешенно представился златокудрый.
Май нацарапал дурным пером: "Анаэлю - дружески. Май". Анаэль почтительно поклонился, прижав книгу к груди. Май улыбнулся через силу и спросил разбито:
- Мне теперь надо, вероятно, договор с издателем подписать, с этим вашим так называемым… апостолом Петром?
- Непременно надо подписать! Главное - вы дали принципиальное согласие! Ведь это так?
Май кивнул, вцепился в перила, уставился вниз, на деревья, и пробормотал покаянно:
- Слушайте… Анатоль, кажется?
- Анаэль.
- Ну, простите великодушно, Анаэль! Может, в счет будущего аванса вы одолжите мне пятьдесят долларов? Тут вот какое дело, я одному… ну, в общем, издателю… поклялся могилой своей матери… в общем, объяснять тяжело. Одним словом - долг мне надо вернуть.
- Какие вы, право, страшные клятвы даете, - укоризненно молвил Анаэль. - Но я вам помогу. Деньги у меня есть, только вы уж сами выберите, что вам надо.
Он вновь запустил руку в сумку, вытащил ворох купюр. Май засопел от изумления, когда Анаэль начал быстро, небрежно расправлять их и показывать одну за другой. Кроме знакомых долларов здесь были невиданные денежные знаки с изображением летящего дракона, портретами одноглазой старухи в чепце, ребенка, грызущего серп луны, и старика с цветочным горшком на голове.
- Вы, случаем, не нумизмат? - полюбопытствовал Май, выбирая из вороха денег три двадцатидолларовые купюры; как ни странно, он и мысли не допускал, что деньги фальшивые. - Вот, здесь шестьдесят долларов. А мне нужно пятьдесят. Я лишнего не возьму. Разменять бы.
Анаэль немедленно и горячо запротестовал:
- Такая щепетильность в данном случае неуместна, Семен Исаакович!