* * *
На следующий день мы встретились после обеда. Аня опоздала на полчаса - ее электричка задержалась. Мы вышли из метро к Воздвиженке: Аня попросила отвести ее на Арбат. "Для Москвы Арбат, как Невский проспект для Питера, правда?"
На улице дул легкий ветерок, разогретый на солнце. Небо было затянуто облаками. Откуда они появились - непонятно. Как будто их за ночь пригнал небесный пастух. Облака и впрямь были похожи на овец - такие же пушистые, упитанные, ленивые.
Пройдя несколько шагов по старому Арбату, мы оказались в уличной галерее местных художников. Большинство из них сидело без дела - флегматично наблюдая за прохожими.
- Знаменитые художники Арбата… - Аня, озираясь, проходила вдоль картин. - Умела бы я так рисовать…
Остановившись у одной из картин, она внимательно начала ее рассматривать. Рядом с ней тут же оказался художник, долговязый мужик с длинными волосами.
- Не желаете портрет? Недорого. - Он заметил меня, повернулся. - Ваша девушка получится очень хорошо.
"Ваша девушка"… Аня стояла ко мне спиной, но я почувствовал, что она улыбается. Прядь волос спустилась на ухо, шея - так мне показалось - чуть порозовела. Она сделала шаг в сторону, сказала художнику:
- Спасибо. Не стоит.
Мы пошли дальше.
- Будет мучиться с моими глазами. Вот еще. Видел его картины? Как тебе?
- Не очень. У него все лица одинаковые. То есть с виду разные, но наполнены одним содержанием. Как будто все люди на его портретах имеют одну и ту же жизнь, одну и ту же судьбу. А ведь это не так. Он изображает, а не пишет.
- Интересно… - И потом, догадавшись. - Ты умеешь рисовать?
- Рисовал в детстве. Потом бросил.
- Почему?
Я пожал плечами:
- Наверно, потому, что детство кончилось.
Некоторое время мы шли молча. Потом она сказала:
- А ты не говорил мне, что рисуешь. Я и не подозревала… Иногда ты мне так понятен. А иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю.
Под парусиновым навесом продавали матрешки и буденовки. На брусчатке расселся лохматый гитарист и под заунывный аккомпанемент магнитофона бренчал старые мелодии. У гипсовой скульптурки размером в человеческий рост сидела девушка и читала книжку. Скульптурка женским голосом предлагала проверить состояние здоровья, а также взвеситься. Народ шел по Арбату, расслабленный солнцем, облаками и мягким ветерком.
- Я хотела научиться рисовать. Но у меня никогда не получалось. Наверное, не хватает таланта. Без него никуда. В поэзии точно так же. Из меня может выйти хороший ремесленник, а вот мастер - нет. Чтобы рисовать или писать стихи, требуется какое-то особое чутье, особый взгляд.
Она сняла солнцезащитные очки и сунула в сумку. Солнце пряталось за облаками.
- Ты обещала показать мне свои стихи, - сказал я.
- Я привезла небольшую подборку. Отдам тебе ее завтра.
Мы прошли мимо театра имени Вахтангова. Чуть дальше по пути было маленькое столпотворение - люди полукругом стояли, наблюдая что-то интересное. Мы подошли ближе. Внимание людей, как оказалось, занимали два фокусника. Один из них держал в руке колоду карт, другой - почему-то змею. Они громко объясняли то, что они сейчас покажут. Мы постояли, но, не дождавшись начала фокуса, пошли дальше.
- В детстве я очень любила фокусы и фокусников. В цирке с нетерпением ждала выхода иллюзиониста. А потом дома пыталась повторить то, что увидела. Наверно, это тоска по чуду. И…
Она замолчала. Мимо нас в воздухе проплыл мыльный пузырь. Самый настоящий. Большой, прозрачный, подрагивающий. За ним - другой, чуть поменьше.
- Ничего себе…
По воздуху плыли мыльные пузыри. То большие, то маленькие - взмывая выше, лопаясь. Аня посмотрела по сторонам в поисках источника "прозрачных радостей". Впереди, в лавке под навесом, сидела женщина в большой панаме. В руках она держала небольшой флакон с мыльной пеной. Из-под панамы выплыл очередной пузырь.
- Хочу, - сказала Аня. - Обожаю пускать мыльные пузыри у себя на Невском.
Она достала кошелек. Купив флакон, Аня улыбнулась. Улыбка счастливого ребенка. А я вспомнил о мягких игрушках, которые она носила с собой в сумочке. В этих, свойственных ей мелочах было что-то особенное.
Аня шагала, пуская огромные мыльные пузыри, а я шел рядом.
* * *
Впереди показалась Смоленская площадь. Аня, выдув последний пузырь, сунула флакон в сумочку и сказала:
- Слушай, я проголодалась. Организуешь мне обед?
У нее было отличное настроение. И ее всегда серьезные глаза почти улыбались.
- Как насчет "Макдональдса"? Сойдет? - спросил я.
- Сойдет. Не будем снобами.
В "Макдональдсе" было много народу. Гул людских голосов ровным фоном оттенял музыку для еды, типичной для ресторанов быстрого питания. Стоя в очереди, я вслушивался в знакомую песню на английском языке. Я все не мог вспомнить текст припева. Оглянулся - Аня задумчиво смотрела в окно.
Она все так же смотрела в окно, когда я подошел с подносом. Положила руки на стол подобно школьнице. Я сел, вопросительно на нее взглянул. Аня мягко улыбнулась, словно просыпаясь.
- "Torn". В школе это была моя любимая песня. "Illusion never changed into something real". Жестокая правда.
Я глотнул ванильного коктейля. По столу гуляли лучи солнца - облака за окном частично рассеялись.
- Мечтательница, - сказал я.
- Да уж.
Она зацепила вилкой кусочек салата и сказала:
- Это моя беда. Нельзя жить иллюзиями. Жить нужно сейчас. А я все надеюсь, надеюсь на будущее. На то, что все изменится. На то, что все станет хорошо.
- Тебя не устраивает твоя сегодняшняя жизнь?
- Мне чего-то не хватает. И я не знаю - чего именно. Может, моя жизнь слишком однообразна? Один день похож на другой. Учеба, работа, общежитие. А впрочем, я, наверно, слишком многого хочу.
Аня пожала плечами и сказала:
- А еще я боюсь чего-то не успеть сделать. Обыкновенное такое человеческое желание.
- А что ты хочешь успеть?
- Как все женщины - родить ребенка. Воспитать его. Ребенок - это самое главное. Еще сделать что-нибудь полезное. Найти работу по душе. Не перекладывать бумажки в кабинете. Занимаюсь ведь ерундой… И непременно съездить куда-нибудь. Посмотреть мир.
- У тебя впереди целая жизнь.
- Вот и я себя так успокаиваю.
В зале зазвучала песня Depeche Mode - "Enjoy the silence". Иногда сквозь поток рафинированной музыки здесь пробивались достойные композиции. Мы тоже некоторое время наслаждались тишиной. Я ел картофель-фри, Аня мешала ложечкой кофе-гляссе. В ее чашке постепенно таял белый шарик мороженого. Растаяв, он расплылся желтым пятном.
Солнце за облаками тоже было похоже на расплывшееся желтое пятно.
- "Желтое солнце светло блестит, Желтое платье в окне колотится… Знаю - она никогда не простит, Если осмелюсь я ей поклониться…" - сказала Аня.
- Ахматова?
Она кивнула. Я сказал:
- Небо чем-то притягивает - как и огонь. Я в детстве очень любил смотреть на плывущие в небе облака. Долго-долго…
- Вновь детство. Кажется, и ты, и я оставили в нем что-то очень важное.
- Наверно, все оставляют там что-то очень важное. Только не все об этом помнят.
Аня сделала глоток кофе и продекламировала:
- Сквозь окна светит понемножку, Прищурясь, спрячусь у дверей, Как в детстве - пойманы в ладошку Осколки солнечных лучей.
Я понял, что это стихотворение. Наверно, тоже Ахматова.
- Здорово. А дальше? - спросил я.
- Всё. Это четверостишие. Мое четверостишие.
Она не глядела на меня - только в окно. В руках - чашка кофе.
- Хорошее, - сказал я. - Мне понравилось.
- Правда?
- Правда.
Я понял, что ей было очень важно мое мнение. Она осторожно повернула чашку ручкой к себе. Так же осторожно она стала подбирать слова.
- Говорят, что человек, который пишет только для себя, - ненастоящий писатель. Потому что любому творцу необходимо знать, как оценивают его творение другие.
Это была очень важная для нее тема - я ощутил это сразу.
- Я пишу стихи с 13 лет. Сначала это были всякие любовные переживания. В общем, глупости; сейчас перечитываю, смешно становится. Ну, да ладно. Позже познакомилась с творчеством Ахматовой, увлеклась. Стала понемногу учиться, стараться писать тоньше, лучше. Но показывать все равно мало кому решалась. Однажды подруга посоветовала выложить стихи в Интернете. Чтобы получить объективную оценку.
Аня положила руки на стол. Небо продолжало, как в муфту, кутаться в облака. В зале пели Aerosmith - какую-то тихую балладу.
- Объективную оценку… - повторила Аня. - Я выложила несколько своих лучших, как мне казалось, стихотворений, а на следующий день полезла смотреть комментарии.
Она замолчала, я ждал.
- Мои стихи разнесли в пух и прах. Комментариев было, как ни странно, много, хотя я была новичком. Больше всего меня поразила иронично-презрительная интонация комментаторов. Мне не писали прямо, что я бездарна. Это подразумевалось. И еще это обсуждение личности, почему-то их больше интересовало это. Это было унизительно, обидно и больно… Я не понимала, почему так. Я не надеялась на восторженные отклики, но и такого не ожидала. Я читала, читала, а потом не выдержала и зарыдала. Читала и рыдала. Стол был мокрым от слез.
Аня потрогала свое колечко. Я понял, что она трогает кольцо, когда очень волнуется. Она посмотрела на свои руки, потом сказала:
- Неделю после того случая не подходила к компьютеру. И полгода ничего не писала. Ни единого стихотворения. Ни строчки.
Она сняла колечко, надела снова.