– Был у нас в посольстве урядник такой, Михайлов Петр. Вот он всех этой грамоте и учил. С восхода солнца строил на плацу и по всему двору гонял.
– Зачем?
– Верно, – подтвердил Хмырь. – Прям с восхода солнца по плацу ходили, румбы друг на друга брали, а по вечерам в трапезной сидели, и он нас всяким морским словечкам учил, мудреным, а кто плохо словечки запоминал, того он…
– Послушайте, вы, двое! Ты, Хмырь, и ты, Ван! Если кто из вас прямо сейчас мне не объяснит, зачем урядник поваров и прочих гадов по плацу с восхода солнца гонял, а потом, вечером, в трапезной всяким морским словечкам учил, я вам обоим сначала прикажу яму вон там, в том углу поляны выкопать, потом в эту яму вас обоих посажу и сверху вот этой складной лопатой, как мотыгой, забью, а потом закопаю… Ясно? А череп, – он обернулся на Сола, – череп ты мне тогда отдашь.
– Это государственная тайна, – сказал Хмырь.
– Ну, мы ничего, – махнул рукой Ван. – Мы тебе все равно расскажем.
– Конечно, расскажем, – степенно подтвердил Хмырь. – Мы ж тут все свои.
– В одной команде! – просиял Ван.
– Тут все дело в том, что мы с посольством с секретной миссией в Голландию пошли, на разведку. Надо было у их, у голландцев этих, выведать как корабли строить, как их водить по морям, ну и прочее… Вот мы все время в порту и в доке, да по верфям. Все запоминали, выспрашивали, а писаря потом все записывали. Книги всякие по-дорогому в городе покупали и в сундучки складывали. И вот – морское дело проходили на плацу…
– Зачем? – застонал Кидд, обхватив голову руками. – Зачем вам, в России этой, морское дело? Вы там что, по сибирским лесам ходить под парусами собрались?
– Уж чего не знаю, того не знаю, – развел руками Хмырь. – Может, и по Сибири, а что? Может, там море какое есть…
– А урядник этот, – перешел на шепот Ван, – говорят, был вовсе никакой не урядник, а будто бы сам царь!
– Ну, не царь, конечно, – нехорошо засмеялся Хмырь. – Только ясно, что это был очень знатного рода человек. Очень он всеми распоряжался. И чуть кто-что не так, так он его…
– Всё, – сказал Кидд, двинув перед собой ладонями. – Всё, хватит. Не желаю слушать эту дичь. Море они в Сибири выкопать хотят. Вы мне яму сначала выкопайте. А там посмотрим. Значит, так… Ты, Хмырь, с буссолью работать можешь, но по деревьям лазить – нет. Ты ж, Ван, на дерево хоть и заберешься, да только с прибором не справишься. А вот Бумба, мир его праху, – Кидд игриво подмигнул матросам и те хихикнули, – ни того, ни другого не умел. И где ж теперь Бумба? Значит, я вот что решил. На дерево полезет Сол. Он ведь как Бумба: ни того, ни другого не умеет.
Сол глянул с опаской через плечо на серый ствол.
– Боюсь, что я этого не смогу, сэр.
– А я тебя подсажу.
– Но я ведь с приборами не справлюсь.
– А я тебе подскажу.
– А как не выйдет?
– А я тогда с тобой полезу.
– Так для чего ж я тебе там, на дереве, нужен тогда?
– Для красоты, Сол, для красоты. Вот, возьми-ка этот молоток и заткни за пояс. Покрепче заткни, чтоб не выпал. Без молотка нам придется туго, там, на дереве. По деревьям вообще не рекомендуется лазить без молотков.
Спустя несколько минут они оба уже карабкались по бугристому стволу, словно по отвесной скале, связанные одной веревкой. Сол полз впереди, а Кидд страховал, порой подставляя плечо под его пятку. Вскоре они достигли крупной ветки, и дело пошло на лад. Впервые за этот день Сол ощутил себя в безопасности. Он знал, что зачем-то нужен капитану на дереве, хотя и не владел морскими инструментами, которые почему-то также были нужны именно на этом дереве. Он знал: покуда они оба на дереве, Кидд не тронет его… Самое странное, что лезлось ему легко, несмотря на то, что он никогда, даже в далеком могилевском детстве, не пробовал лазить по деревьям. Он не смотрел вниз и старался не думать о том, как будет спускаться.
Дерево внушало ему уважение и страх: там, в глубине ствола, он слышал потрескивание и глухой хруст, работу червей и дровосеков, а может – движение соков по сосудам мощного ствола… Раз, ухватившись за край небольшого дупла, он спугнул птицу, которая с криком вылетела наружу, чуть не свалив Сола с дерева, чуть не убив его, и он, на секунду замешкавшись, глубоко в дупло засунул руку, вытащил оттуда крупное теплое яйцо, кокнул его о свой серебряный браслет и выпил.
– Стой! – запыхавшись, приказал Кидд на одной из развилок. – Экий ты прыткий оказался. Посидим, я с картой сверюсь.
Он извлек из кармана кусок пергамента, той шифрованной записки, которую показывал на привале, и углубился в нее, поводя носом и шевеля губами.
– Шифры, Сол, всегда почему-то легче писать, чем читать… Что-то я не пойму. Большая ветка, седьмой восточный сук… Прошли, что ли… Да вот же она и есть, на которой сидим. Давай-ка передохнем малость. Ты по что птицу обидел, а? Глянь, красота-то отсюда какая! И Трактир Епископа как на ладони.
– Трактир – это хорошо, – поддакнул Сол.
– Это не трактир, а гора такая. Птиц обижать не надо, вообще, животных. Вот Бумба этот, царство ему небесное, медвежонка у себя в цирке мучил… Вон он, Чертов Стул, – Кидд подкрутил окуляр подзорной трубы. – Часика через два я на этом стуле сидеть буду и на тебя, Сол, дружище, малыш, смотреть оттуда буду. А ты – на меня. Так и будем в глаза друг другу смотреть, только я тебя видеть буду, а ты меня – нет.
Сол испытал приступ тошноты, в животе снова набухло и заворочалось дерьмо.
– Это почему, – прошептал он пересохшими губами, – почему ты меня видеть будешь, а я тебя нет?
– Да потому что я в трубу оттуда смотреть буду. А в трубу лучше видно. Хорошее стекло, дьявол его бери! А ты что подумал-то? Эх, хотел бы я знать, где теперь Бумба: там, – Кидд ткнул большим пальцем вниз, словно римлянин на арене, – или там? – соответственно, вверх, тоже римлянином.
– А птицу ты зря обидел, сынок, – Кидд снял картуз и с размаху надел его на сучок, огляделся, потирая крупные ляжки. – Красота! Даль голубая, глубокая… Уже поднимаются над полуденным лесом тончайшие декабрьские туманы… Золотом и медью горит под ногами каждый дубовый листок. Как там у поэта вашего, Сумарокова? Мир сверху совсем не то, что мир снизу. Но лучше всего смотреть на мир сбоку. Посему, Сол, братишка, – грустно вздохнул Кидд, – большая ветка, седьмой сук с востока. Стреляй в левый глаз мертвой головы. От дерева прямо через выстрел ровно пятьдесят футов. Ползи.
Капитан развязал свою долю веревки и бросил Солу конец. Озадаченный его последними словами, Сол взял конец в зубы и медленно, на локтях и коленках, двинулся вдоль большой ветки. Седьмой сук торчал ярдах в восьми от ствола, и Сол довольно быстро достиг его. Оглянулся вопрошающе на капитана. Тот успокоил его крупным жестом растопыренной ладони:
– Теперь привяжись к сучку покрепче, так, чтобы че… То есть, тьфу! Так, чтобы лицом на восток. А я тебе дам трубу. И ты в нее смотреть будешь.
Исполнив приказание капитана, Сол почувствовал себя в безопасности. Поджилки уже не тряслись: он был крепко привязан к дереву и теперь не свалится, что бы ни случилось… Он слышал, как пыхтит позади него Кидд, продвигаясь к нему по ветке, этот бесстрашный Кидд. Вот он положил ему руку на плечо, вот перевалился через сук своим грузным телом и сел напротив, верхом на ветке, тяжело упершись обеими руками в серую бугристую кору, затем достал из-за пазухи и протянул Солу трубу… Тот бережно взял ее, раздвинул и посмотрел. Перед ним сидел маленький-маленький, необычайно далекий капитан…
– Не в ту дырку, дурак! – выругался он вдали.
Сол перевернул трубу: Кидд исчез вовсе, осталась одна смутная бородавка.
– Не на меня смотри, козел, а на восток просто. Покрути кольцо. Смотри, пока не увидишь такую черную скалу. Как только увидишь черную скалу, еще покрути кольцо. Там должно быть что-то вроде стула. Так и называется – Чертов стул.
Все это было не так просто, как выглядело со стороны. Сол не раз видел, как капитан или штурман смотрят в эту самую трубу, но сейчас, в его собственных руках, она не очень-то хотела на него работать. Наконец Сол поймал и черную скалу, и даже сам Чертов стул – небольшую нишу в этой скале, и вправду напоминающую стул. Крик ужаса застыл у него в горле. Труба чуть было не вывалилась из рук.
– Там кто-то сидит!
– Где? – Кидд инстинктивно оглянулся, хотя, конечно, сам ничего увидеть не мог, без стекла.
– Кто-то сидит на стуле, – глухо прошептал Сол.
– Кто, разрази тебя гром?!
– Человек какой-то. Сидит и тоже смотрит в трубу. О Боже! Куда он делся? Пропал… Только что был и нет. Хуфра какая-то…
– Вот-вот, – облегченно вздохнул Кидд. – Это тебя все еще тащит. Хуфра ты моя, – он нагнулся и поцеловал Сола в лоб, в то самое место, куда намеревался вбить гвоздь.
Счастливый, Сол заморгал глазами.
– Ладно, – сказал капитан. – Теперь держи трубу и не шевелись. Смотри прямо на этот стул, а я измерять буду.
Кидд достал и открыл буссоль. Он весьма дорожил этим инструментом. На нем был выгравировано его имя и вензель самого короля. Он часто вспоминал церемонию вручения, прямо перед отходом в северные моря.
– Посмотрите на его рожу, – сказал тогда король. – С такой рожей он далеко пойдет. Он мне всё кого-то напоминает, но я не могу понять, кого.
– Может быть, Папу?
– Хуяпу. На русского короля он похож, вот что. Смотри, дружище, не попадись к русским в плен, а то они еще примут тебя за своего короля.
– У них этот король как-то по-другому называется, цезарь, что ли?
– Вот-вот. Гай Юлий Цезарь и есть. Говорят, очень мальчиков любит. Так что, смотри, капитан, не нарвись.