Глава 21. Аня Кондрашова-2
Кто знает, что лучше? Как бы жили мы, если бы знали, как лучше, если бы знали, как правильно?
Вот меня всю жизнь заставляли всё делать правильно. Мама у меня - учительница, а папа - на заводе, экономист. И вот они меня так воспитывали, чтоб я всё правильно делала. Я вот помню, до школы ещё, меня в танцевальный кружок отдали. Придут за мной и спрашивают:
- Ну, как наша Аня вела себя? Сколько замечаний было?
А я знала уже - если одно, то значит - полчаса в углу, а если два, то час - дома в углу стоять. А если три - то ещё и в кино, в воскресенье, не пустят.
Танцевальный - ещё ничего, а когда в вышивальный отдали, то я бедная была. Я это вышивание просто терпеть не могла, всё нитки путались, всё рвались, всё узлы делались. Настоялась в углу, по самые уши.
А когда школа началась, то меня все работы, что с ошибками, заставляли переписывать. Бывало, плачу, а всё переписываю, раз по пять. Потом я привыкла, ошибок меньше стало, а если ошибусь, то сама уже всё переделываю, не жду, пока носом тыкать начнут.
Иногда так хотелось сделать чего-нибудь, придумать чего-нибудь этакое, а я боюсь, что неправильно будет, что опять начнут наказывать, да мораль читать. Только фантазировать и могла - в своё удовольствие.
То ещё помогало, что училась я легко - память у меня хорошая. Один раз прочту, и всё помню. А два раза прочту, и помню почти наизусть.
Потом уже сама всё всегда старалась правильно делать. Один раз в пионерский лагерь поехала, так там у меня кличка была: "Святая". А кто ссорился со мной, тот кричал: "Святоша!" Так и жила.
В восьмом классе меня избрали комсоргом. Было начало лета, и мы всем классом в поход пошли. Места у нас, под Севастополем, красивые такие. Наша классная с нами не пошла, по причине пожилого возраста. А пошла с нами молодая училка, только после института. Если бы наша классная пошла, то, может, и не было бы ничего, а так…
Короче, наши пацаны набрали вина, "Биомицина", уж не знаю, сколько у них бутылок было. "Биомицин" - это дешёвое вино такое, креплёное, по-украински - "Билэ мицнэ", "Белое крепкое". Это даже не портвейн, который у нас все пьют, а ещё хуже вино, просто, как говорят, "бормотуха".
Мы сидели сначала все вместе у костра, потом пацаны стали уходить по одному, а потом и девчонки за ними потянулись.
Училка побежала туда, а там народ - тёпленький уже. Половина песни поёт, половина - просто так валяется. Двое же - подрались, и сидели под кустами, красные сопли размазывали, а девчонки их успокаивали. Так бесславно наш поход закончился.
А потом уже, в школе, страшные разборки начались. Училка молодая всё директору расписала в красках. Меня директриса вызвала, и говорит: "Ты - комсорг, ты за всё отвечаешь. Садись и пиши, как дело было, кто зачинщик этого безобразия, кто пил, кто дрался, кто из девочек с ними был. Всех из школы выгоним!"
И, как всегда - как ты могла, ведь у тебя мама - учительница! А что - как я могла? Что я могла?
Я говорю: "А можно, я в классе всё напишу?" Она разрешила. А я уже еле живая, еле до класса доползла, а там все меня ждут.
Я листок положила на парту, и всё им рассказала, что мне надо написать. Какая буря в классе началась! Как стали все кричать!
- Неужели, - кричат, - напишешь всё? Неужели нас всех предашь?
- А чего же вы пили? А чего же вы поход испортили? Пьянство - это плохо, тем более в школе, тем более в походе! Пьянство - это не правильно!
- А чего от неё ждать, от этой святоши! Иди, пиши, предавай всех! Предавать - это правильно!
Когда снова я услышала это словечко - "святоша", так у меня сразу голова закружилась.
А когда сказали про предательство, у меня всё в глазах поплыло. Я потеряла сознание, и упала. Мне потом рассказывали, что я лежала долго, что медсестру вызвали, а медсестра мне делала уколы в руку, в левую руку, и прямо через одежду колола, так как я в себя не приходила долго. Очнулась я, когда меня на "Скорую помощь" грузили.
Так я заболела. Дома сразу температура поднялась, потом рука вспухла. Потом - в больницу, а там уже - и кололи, и вскрывали, а потом в областную больницу перевели.
Мама хотела на школьную медсестру в суд подавать, за то, что инфекцию занесла мне в руку. Но я всё плакала, и уговорила маму не делать этого. Ведь медсестра, можно сказать, спасла меня. Не пришлось мне, из-за болезни, ничего писать на этом листике - ни кто пил, ни кто рядом сидел. Медсестра спасла меня от предательства.
И от того ещё спасла, чтоб я оправдала тех, кто пил.
Я знаю, почему я заболела. Потому, что я оказалась между двумя правдами. И пить было нельзя, и предавать было нельзя. Я честно хотела сделать всё правильно, но впервые я не знала, где правда. Две одинаковых правды разорвали меня пополам.
Я не знаю, что бы я делала, если бы не заболела. Я не знаю до сих пор.
Глава 22
Я не знаю до сих пор, откуда в санатории была такая прекрасная библиотека. Высоченные стеллажи из темного дерева были доверху заполнены книгами, причём корешки некоторых наводили на мысли о чём-то таинственном, о каких-то давно забытых, скрытых за этими корешками древних тайнах.
Конечно, Аньку не пустили порыться в книгах.
Ответить на вопрос: "Что ты хочешь почитать?" - было очень трудно. И тогда Анька попросила Чехова, в принципе зная, что такой писатель существует, и что это - писатель хороший, раз его изучают в школе. Но, по максималистской своей сущности, Анька попросила сразу всё собрание сочинений, в чём ей и было благополучно отказано. Дали только два тома.
- Если одолеешь, дам следующие два, - сказала библиотекарь.
- Маша, будешь со мной Чехова читать? - спросила Анька, придя в палату. - Будем с тобой своё образование… свою образованность повышать. Может, и ты, Аська тоже будешь? А вообще, можем все по очереди читать.
- Не, я не буду, - сказала Аська, - я не выдержу, у меня терпения не хватит. Дадите, если что интересное будет.
- Я буду, давай! - Маша с удовольствием взяла серенький томик. - Я беру первый, а ты - второй, а потом поменяемся.
- Наташка, будешь с нами Чехова читать?
- Очень мне надо здесь читать! У меня дома такое же собрание сочинений - на полке стоит.
- Ну, как хочешь! Конечно, хорошо, что дома стоит. Если захочешь, можешь потом на себя в библиотеке взять.
Так мы начали Чехова, зачитываясь, смеясь над его рассказами, и преодолели первые тома с лёгкостью. Читали - и Аська, и гордая Наташка, пытались читать и Наденька, и даже Мариэта. Правда, последние тома Анька преодолевала в одиночку, медленно читая письма, и пытаясь изо всех сил понять - зачем же они напечатаны.
Была и ещё одна причина, по которой Чехов был близок его читательницам. Хоть и не костным, а лёгочным, но болен был Чехов - туберкулёзом, и жил здесь близко, в Крыму.
Если бы жил в наше время, мог бы где-нибудь в соседней палате лежать.
Анька же приобретала доверие библиотекарши - очень ей хотелось забраться туда, в стеллажи.
- Зачем тебе туда залезать, в книжки эти? - недоумевала Нинка. - Чего тебе не хватает?
Дело было вечером, уже после ужина. Наденька была на веранде, "крутила любовь". Светка спала.
- Я стихи хочу найти, - сказала Анька.
- Какие?
- Я не могу точно сказать…
- Про любовь?
- Может, и про любовь.
- Так ты про любовь у Наденьки возьми! У неё есть, она их в тетрадку переписывает. Эдуард Асадов написал. Там эта любовь во всех видах описана.
- Нет, я как раз и не хочу таких, как у Асадова. У него… как бы это сказать… сопли размазанные. Я хочу другие найти Я не могу сказать, какие. Ну, как бы в них ничего не сказано, и в то же время - всё сказано. Вот, послушай, это я в больнице, листик нашла. Из книжки какой-то. Так и вожу его с собой.
- Давай, давай, прочти! - присоединилась к разговору Маша.
- Сейчас! - Анька достала из блокнота сложенный, вырванный из какой-то книги, оборванный с края желтоватый листок. - Сейчас…
Водопад Ниагара - вуаль у меня на лице.
Запах пота под мышками -
ароматнее всякой молитвы…
Я весь - не вмещаюсь между башмаками и шляпой…
- Нет, ты слышишь, что он пишет! - Анька не выдерживает и прерывает чтение - Он - не вмещается между башмаками и шляпой! Понимаешь, я ведь тоже не вмещаюсь между тапочками и косынкой! Не вмещаюсь!
Маша молчала. Наверно, проверяла, вмещается ли она.
- Слушай, а я тоже не вмещаюсь! - Нинка аж подпрыгнула на кровати. - Я-то уж точно не вмещаюсь, я даже сама в себя через раз вмещаюсь! Меня всё время что-то гонит, что-то всё подгоняет, и из себя выгоняет!
- Я - тоже не вмещаюсь. - Маша сказала это тихо, как тайну. - Иногда - тесно мне… тесно…
- А дальше есть? - спросила Аська.
Наташка тоже слушала разговор, правда, молча.
- Дальше совсем немного, но здорово, - Анька и не смотрела в свой листок, потому что давно помнила всё наизусть
Солнце, ослепительно страстное,
Ты насмерть опалило бы меня -
Если бы во мне самом
Не было такого же солнца!
- Вот как дальше. Дальше, как сказка.
- А кто написал? - спросила Наташка.
- Не знаю. Хочу порыться в библиотеке и поискать, может, найду. Почитать бы, что ещё этот человек написал. А ты, Нинка, говоришь - Асадов!
- Да, Асадов отдыхает, - литературный критик Акишина вынесла свой приговор. - Давай, Анька, ищи - потом нам прочтёшь.