– Думаю, что это возможно при помощи любого предмета из того времени, – спокойно ответил он.
– То есть?
– Пускай эта ваша безумная дамочка возьмет с собой на прогулку старую тапку. Или что-то подобное. Молоток. Перчатку. Или поведет с собой за этот рубеж собачку…
– Вы шутите?
– Нисколько!
Несмотря на это его лицо опять осветилось такой улыбкой, что я невольно отвела взгляд.
– Спасибо, – вежливо сказала я.
– Ну если вы больше ничего не хотите… – сказал он голосом Кролика из "Винни-Пуха" и пояснил: – Чаю. Кофе. Бубликов…
– …старой тапки… перчаток… молотка… – со смехом сказала я и, испугавшись, что он обидится, добавила уже серьезно: – Можно я возьму бублик?
– Конечно! – Он бросился к столу и подал мне вазу. – Хоть все!
Я взяла бублик и засунула его в задний карман джинсов, пошла к двери.
– Это будет вашим пропуском ко мне! – открывая дверь, сказал он.
– То есть? – не поняла я.
– Ну, ТАМ ваша корреспондентка возьмет с собой тапку, чтобы расширить границу передвижения, а вы взяли этот бублик, чтобы расширить границы нашего общения. Когда вас ждать?
Ничего себе! Что он о себе возомнил, разозлилась я и выпалила плоскую шутку, которую не позволяла себе лет с пятнадцати:
– После дождика в четверг!
Он засмеялся:
– Договорились! Можете не брать зонтик – я вас встречу!
И осторожно закрыл за мной дверь.
…На улице я прошла несколько кварталов и села на скамейку около какой-то старенькой церкви.
Сидела, окутанная вечерней дымкой, и понимала, что мне некуда возвращаться: в свой слишком стерильный дом с евроремонтом – скучно, в ТОТ двор – страшно.
Такое чувство, как будто я не имею на это никакого права. Что делать? Я пьяна от чая, заваренного моим собеседником. И не в себе от всего, что свалилось на меня. За какие заслуги или грехи? Зачем?
Я спокойно жила не тужила. У меня есть все, что есть у любого среднестатистического гражданина этой страны. Надо мной, как говорится, не капает. Могу купить десять килограмм гречки, банку меда, сто пачек майонеза, если надо – мебель в магазине "Икеа", билет на концерт какой-нибудь Ирины Аллегровой (прости, господи, конечно, этого я делать никогда не буду!), скачать "Аватар" в "эйч-ди" и смотреть его на экране домашнего кинотеатра.
Могу поехать в Египет, Испанию, а если поднапрячься – в удивительную страну под названием Мьянма.
Я все могу – ради этого отдала годы своей беззаботности.
И… достойно пополнила ряды заурядных обывателей.
Я сижу возле полуразрушенной маленькой церкви (наверное, ее разрушают, чтобы построить новую, покруче, или еще один небоскреб), и прошлое – не такое уж и далекое – наваливается на меня и ломает кости. Я еще не дозрела, чтобы вернуться в него к самому началу. Но чувствую, что скрипит колесо, прокручивается в обратном направлении на одну зазубрину и на меня обрушиваются первые капли воспоминаний. Как дождь среди жаркого душного лета. А вместе с ними – вопрос о сегодняшнем моем существовании.
Чем я гордилась? Ну отбила Мирося у непревзойденной женщины, которую приготовила ему судьба. Живу себе как рыбка в воде, зарабатывая свои денежки на сознании обычных граждан. Это – правда?
Кто я? Та девчонка с растрепанными косами, которая мечтала о далеких странах, или вот эта кукла в "комбинации" за сто баксов?
Каким Провидением мне дано вернуться в ту лазейку, в ту чертову даль, в которой я была беззаботно счастлива и бесконечно несчастна?
Если так случилось, то нужно остановиться и отряхнуться, как это делают собаки, попадающие под ливень, – вытряхнуть из шерсти всех блох.
Я посмотрела на часы – уже было достаточно поздно. Надо вернуться. Немедленно! Я быстро поднялась и пошла на остановку.
Потом – побежала. Даже не подумала, что нужно зайти домой и взять все, что упаковала для более удобного существования ТАМ.
Ничего, все возьму в следующий раз. Если удастся. Ведь этот чудак не зря сказал, что статистики о тех, кто там остался, нет. И не может быть.
…Я взяла такси. Благодаря пробкам в центре города мы двигались довольно медленно. И я могла по-новому посмотреть на эту реку огней, реклам, витрин и билбордов.
Почувствовала себя как в батискафе, который все глубже и глубже погружается в море огней.
Длинные улицы города были переполнены светом. Гигантский спрут, в объятиях которого надо выжить. Есть ли в его недрах хоть десяток сердец, бьющихся в унисон не ради добычи насущного хлеба? Остались ли в нем мечтатели, романтики, безумцы, идущие против течения этой заманчивой световой реки?
Я плыву по ней, как щепка. И напоминаю вешалку с изысканным платьем, под которым – пустота. Куда я подевалась? Неужели так же происходит с каждым, кто переходит определенную грань, за которой твоей самой большой мечтой становится мысль о новом пылесосе?
Я вспомнила глаза ТОЙ девочки, которую давно забыла. Она не могла быть мной!
Девочка с глазами в пол-лица, с раскрасневшимися щеками, длинными косами цвета старого гречишного меда. Это просто чья-то коварная игра.
Но как я должна сыграть в нее? На этот вопрос пока что не было ответа. Я знала одно: надо вернуться. Немедленно. Быть рядом. И… снять с себя эти розовые очки – лживые розовые очки, которые до сих пор были на моем взрослом носу. Кто эти люди, которые родили ее?
Вспомнила улыбку женщины-Весны и засыпанный пеплом подоконник. Черную фигуру в арке. Но больше всего меня волновали тот ночной визит и лицо, повернутое к луне в окне. Было во всем этом что-то непонятное.
Наверное, мне нужно взять нож и безжалостно обстрогать себя со всех сторон, чтобы дойти до самой сердцевины, самого начала того состояния, которое бывает только в детстве: ты – без кожи, ты один на один с миром, ты любишь его, и тебе кажется, что и он любит тебя. И даже боль или несправедливость воспринимаешь как нечто естественное и только удивляешься тому, что боль может быть неотъемлемой составляющей счастья, которое должно быть немного подгорелым, как манная каша в детском саду…
Пробки на дорогах понемногу рассасывались, и по мере приближения к спальному району меня все больше охватывала дрожь, которая бывает перед операцией.
– Где вам остановить? – спросил водитель.
Я указала рукой на троллейбусную остановку.
– Вы уверены? – удивился водитель. – Я могу – до самого подъезда…
– Нет, спасибо. Хочу пройтись… – сказала я.
– Неприятности? – почему-то спросил он, отсчитывая сдачу.
Я пожала плечами и неожиданно для себя спросила:
– Вы помните, кем хотели быть в детстве?
Он удивленно посмотрел на меня в зеркало.
– Юрием Гагариным! Тогда все этого хотели. А теперь мой сын хочет быть менеджером компании "Мицубиси"…
Я поблагодарила и вышла из машины.
Каждый раз, когда я приближалась к заветному углу, на меня наваливался страх не найти эту, как сказал мой сегодняшний собеседник, лазейку. Потому так и спешила сюда – без денег и не переодевшись в платье десятилетней давности. Даже не заметила, что на мне опять были джинсы и легкий шелковый топ.
Заворачивая за угол, я ускорила шаги. Потом побежала…
…И нырнула в шквал боли. Даже не обратила внимания на временную потерю сознания. Хотела одного: открыв глаза, увидеть перед собой старый двор в сиренево-розовых сумерках.
Открыла. Увидела.
И жадно вдохнула воздух, как будто вынырнула из-под толщи воды.
Удалось…
…В квартире была вечеринка.
Я даже не успела забежать в свою комнату, как меня пригласили к столу. Еще бы! Как не пригласить в компанию незнакомую барышню, одетую как заморская кинозвезда!
Стол уже утратил свою первозданность, но, как положено, для меня нашлась хорошая порция оливье и кусок пирога с капустой. И стакан тошнотворно-приторной "Варны", конечно, тоже.
Я набросилась на все это, как волк. Только сейчас вспомнила, что не ела почти сутки. А чашка кофе, выпитая ТАМ – на расстоянии в тридцать лет вперед, – не считается!
Я сидела, зажатая со всех сторон шумными незнакомцами, навострив уши и набрав в рот воды. Голоса слышала, как сквозь вату, – очевидно, так сработал давно забытый приторный шмурдяк с красивым названием болгарского городка.
– …а всю шваль уже вывезли за сто первый километр. Сам видел, как проституток сажали в "газики" и "жучки". Ну, я вам скажу – зрелище! Они визжат, ноги поднимают выше головы… – говорил молодой человек с разгоряченным красным лицом, который сидел напротив.
– Вся шваль осталась там, где осталась… – тихо буркнул мой сосед слева.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился мой визави.
– То, что слышал. Вся, как ты говоришь, шваль осталась в своих креслах. Месяц до Олимпиады, а они, видишь ли, уже город чистят… Проститутки им не угодили, даже странно…
– Митя, замолчи!
Это крикнула женщина с высокой прической – наверное, жена Мити – и красноречиво толкнула его ногой под столом, даже стол пошатнулся.
– Почему же, пусть продолжает! – обиделся молодой человек. – Легко говорить, когда ты там не был. Я в отличие от тебя два месяца на стройке олимпийской деревни корячился и знаю, что говорю.
Он наколол огурец на вилку и смачно захрустел им, так что брызги рассола окропили мое лицо. Женщина, стоявшая у окна и перебиравшая кассеты, повернулась в сторону стола со своей репликой:
– А мне кажется, это правильно: нечего проституток и бомжей иностранцам показывать. Это все равно что продемонстрировать зад вместо лица. Позор для страны!
Молодой человек напротив меня налил и протянул ей через плечо рюмку водки:
– Точно! Давай – за справедливость!