Волчатников замолчал, увидев что-то интересное за моей спиной, и я повернул голову. В зал вошли официантки и среди них новенькая, недавно прилетевшая транспортником из Азовска. Она легко несла тяжелый поднос с тарелками. Ее стройная фигура быстро летала между столиками, за которыми сидели летчики в голубых комбинезонах. Было в ней что-то особенное, отличное от других официанток. Трудно сказать что. Может выражение лица, голос, не знаю…Волчатников обратил внимание именно на неё и, как мне показалось, несколько смутился оттого, что я это заметил.
- Что же, - негромко сказал он, - пора на полеты. Да, если вечером свободен, заходи ко мне. Знаешь где барак летчиков? Комната десять.
- Хорошо, приду! - удивляясь самому себе, ответил я, поскольку совершенно не представлял, что у нас может быть общего.
Командира аэродромной роты Косых, как и меня, удивило распоряжение командующего ВВС округа о строительстве наблюдательных вышек. Он почесал вьющиеся на затылке волосы и пошел исполнять приказ. Правда, перед этим, неловко переминаясь на своих крупных, как у Гаргантюа ногах, он сказал:
- Слышь, комиссар, я там одного бойца задел слегка. Ты разберись, замни, если что…
- Серьезное что-то?
- Да не, из автороты один алкаш, пришлось его повоспитывать.
И действительно. Вскоре меня нашел один из прапорщиков полка и отдал свою объяснительную. Как выяснилось этот прапорщик сидел в курилке, когда мимо проходил рядовой автороты Шпистер. "При этом, - писал прапорщик, - рядовой Шпистер был в нетрезвом виде, громко матерился и не реагировал на замечания старших. Когда я подошел и сделал ему замечание, рядовой Шпистер обругал меня матерными словами и угрожал ударить. В это время мимо проходил капитан Косых, после чего рядовой Шпистер заплакал и стал просить извинения".
- Все ясно! - сказал я прапорщику - мы разберемся с ним, он будет наказан.
Прапорщик, словно ожидая еще чего-то, помялся, и нерешительно отошел. Я вызвал к себе рядового Шпистера. Тот вскоре прибыл в грязной полинялой техничке. Брюки технички были заправлены в кирзовые сапоги, покрытые толстым слоем пыли. Под глазом Шпистера наливался синяк.
- Ну что, Шпистер, - спросил я строго, - опять за старое? Пьянствуешь, бездельничаешь? Откуда синяк?
Шпистер, как все старослужащие, оказался сообразительным.
- Товарищ старший лейтенант, был на страте и решил пройтись по трубе подачи топлива, поскользнулся и упал глазом на задвижку, - говоря это, Шпистер виновато теребил пилотку в руках.
- Придется отправить тебя в Азовск. Там голубчик, тебя быстро приведут в норму.
- Ну, товарищ старший лейтенант, я больше не буду, - совсем как ребенок, стал канючить Шпистер, - ну товарищ старший лейтенант…
Многим солдатам нравилось жить в полевых условиях больше, чем в Азовске. Здесь было больше свободы, не так строги командиры. Рядом, всего в нескольких километрах находились станицы и хутора, где всегда можно было найти разбитных одиноких казачек. К ним бойцы бегали в самоволки, а то и ездили на машинах прямо с полетов.
- Ладно, Шпистер, последнее китайское предупреждение. Ты все понял?
- Так точно, товарищ замполит!
- Не замполит, а старший лейтенант. В армии, Шпистер, обращаются по званиям, а не должности. Иди и передай старшине, что у тебя три наряда вне очереди.
Я закурил, выпуская дым в форточку. В соседней комнате Наталья выписывала путевки, потом встала и, опершись на локти, начала что-то читать из бумаг, лежавших у нее на столе. Сквозь щель приоткрывшейся двери мне был виден ее тугой зад, обтянутый брюками авиационной технички. Я услышал, как хлопнула дверь, и появился прапорщик Приходько, который направился к баку с питьевой водой. По дороге, он сказал:
- Наталья, не стой так.
- А что? - спросила девушка, не поворачивая головы и продолжая что-то рассматривать на столе.
- Не стой так, - хохотнул Приходько, - а то привыкнешь!
- Дурак! - вспыхнула Наталья.
Я в это время вошел в комнату и добавил:
- Все бы вам опошлить, товарищ прапорщик.
Вова Приходько усмехнулся и, сделав несколько больших глотков воды, со звоном опустил кружку на бачок.
- Пойду службу править. А ты замполит, смотри здесь, не устрой случайно шмякен зи дойч. Кое-кому это может сильно не понравиться. - Приходько видимо намекал на Тернового, который мог приревновать меня.
- Горбатого могила исправит, - бросил я уже в спину, выходившего из здания прапорщика, зная, что Наташа не особенно оскорбилась. Работая в сугубо мужском коллективе, она привыкла к соленым шуткам.
- Витя, - девушка прервала свое занятие и подошла ко мне, отчего-то пряча глаза. Она встала и нерешительно замолчала.
- Ну, спрашивай, спрашивай, что хотела?
- Как ты думаешь, Сергей Терновой, он жену любит? Или может, они просто так живут, ведь детей у них нет.
- Ну и что, сейчас нет, значит, пока не планируют. И потом, какие дети? Серега только недавно женился, еще рано. А в нашей жизни сама знаешь - постоянные переезды, своего угла нет. Он что, тебе нравится?
- Да, - произнесла она после некоторой паузы, - с ним весело и совсем не так как с нашими прапорщиками. Те, только и знают, что говорить о гайках и болтах или как скоммуниздить, что плохо лежит. Потом эти свиньи, куры, подсобное хозяйство у каждого - никакой романтики.
- Значит Сергей в какой-то степени романтик? И этим он тебе нравится?
- Может быть! - Наташа улыбнулась, - а ты?
- Что я?
- Ты романтик? Ты можешь говорить с девушкой о чем-то возвышенном, создать соответствующую обстановку?
- Это когда белая скатерть, свечи, бутылка вина и тихая музыка? Пожалуй, вместо этого подойдет костер в поле и разбавленный спирт.
Наташа засмеялась.
- А потом ближайший кустик? Да, замполит, умеешь ты создать романтическое настроение.
В это время во дворе автопарка я заметил Тернового. Он только приехал с полетов и давал указания солдатам. Наталья сразу заторопилась к нему, сказав, что хочет уточнить выезд машин на завтра.
День пролетел быстро, почти незаметно, такой же день, как и все остальные. К вечеру небо совсем затянуло облаками, разведчик погоды доложил о низкой облачности, а синоптики о приближающемся с запада дождевом фронте. Полеты закрыли, и все спецмашины поехали в автопарк. С аэродрома потянулись летчики, техники, солдаты, кто пешком, а кто на велосипедах. У летчиков особой популярностью пользовались детские или, скорее, подростковые велосипеды. Они были меньше и легче взрослых. Летчики поднимали сиденье и руль вверх до упора и катились, быстро вращая педалями, поскольку колеса у велосипедов были маленькими.
Незаметно опускалась теплая южная ночь. Великая и безмолвная, она окутала наш военный лагерь, пеленой серых облаков. Остывающая степь источала особые запахи, широко разносимые ветром: горькой полыни, подсолнухов, песка, незнакомых мне полевых цветов. Эти запахи входили в меня медленно и осторожно, как усталый путник в заброшенный дом, пока не заполнял всего.
В такую ночь хотелось любви. И мне подумалось, что именно ночью душа снимает с себя все покровы, как тело одежду и становится обнаженной. Обнаженная откровенность души - вот что такое ночь! Может потому, любовные признания чаще звучат в полумраке?
Моя душа тоже хотела любить, и было немного грустно оттого, что девушки, которых я знал, не могли мне дать ничего, кроме своего тела. А может, любовь и не нужна была сейчас, именно в этом момент, ведь все приходит в свое время, говорили древние? Мое время, наверное, еще не пришло. Сейчас мне была нужна только эта теплая ночь и ветер, дующий в степи, ветер, который быть может, знает ответы.
Я вспомнил о приглашении Волчатникова. Идти к нему мне не очень хотелось - в компании летчиков я чувствовал себя чужим, у них были свои интересы, они старше меня по возрасту. В тоже время какое-то смутное чувство заставляло меня желать этого, желать вновь увидеть Волчатников. Мысли набегали одна на другую, растекались, ставили сложные вопросы. Меня они мучали. Я задумался о том, чего всегда не хватало нам в этой жизни, что являлось самым важным из отношений. Ответ для меня лежал на поверхности, пожалуй, это два чувства - дружба и любовь.
И мне подумалось, что они смогут заменить друг друга, но только на время. Без них, этих чувств, жизнь не имеет целостности, полноты. Словно пьешь сладкий сок и не можешь утолить жажду.
Проходивший мимо Вова Приходько увидев мое задумчивое лицо, не преминул поинтересоваться:
- Замполит, к Лидке собрался? Только не изображай умное лицо - ты же офицер!
- Иди, Вовик, отдыхай! - отмахнулся я от него.
Незаметно начинал накрапывать дождик. Прапорщики сидели в полумраке под куполом старого тормозного парашюта, шелковая материя которого немного спасала их от падающих с неба рассеивающихся капель. Из курилки доносился негромкий смех, видимо кто-то рассказывал очередной анекдот, их лица освещались вспышками тлеющих сигарет.
Постепенно небесный поток усиливался и вода, стекающая вниз с шиферных крыш бараков, превращалась в большие лужицы на темно-желтых дорожках лагеря. Слабый ветер едва шевелил мокрые листья низкорослых деревьев в посадке у дороги. Я почувствовал, как намокла моя фуражка и неторопливо, словно дождь был мне не помеха, пошел к бараку летчиков, высматривая сухие места на дорожке в тусклом свете ночных фонарей.
В полутемном коридоре барака принадлежащего летчикам, всех посетителей встречал устоявшийся запах спирта, промокшей одежды и сырой кожи, которые издавали висящие на вешалке летные куртки и старые ботинки, брошенные в углу.