Учителя живут по тем же звериным законам. Выбрать козла отпущения и всласть потешаться над ним - какой прекрасный способ разрядить напряжение в классе! Добрейший господин Петито, с вечной насмешливой улыбочкой, с первого же дня стал издеваться над Бернигоном, неуклюжим, нелепым, красневшим как помидор, когда его спрашивали. Вот его-то он и сделал всеобщим посмешищем, принялся задавать ему каверзные вопросы, измываться, снижать оценки. "Бернигон, к доске!" "Встаньте, Бернигон! Прочтите нам с места басню "Волк и ягненок". Только будьте любезны, по-французски". Дело в том, что Бернигон, родившийся в чудесной области Морван, говорил на диалекте, так что класс забавлялся от души. Отчего Бернигон ни разу не взбунтовался? Отверженный, осыпаемый насмешками, униженный, опозоренный - как, наверное, он страдал, скрываясь под маской непрошибаемого благодушия! О дальнейшей его судьбе я узнал двадцать лет спустя. Поластрон вскользь упомянул, что он заведует отделением крупного голландского банка в Сингапуре и стал человеком черствым, желчным и озлобленным.
Когда вам семь или восемь лет, вы стыдитесь, если родственники ожидают вас у дверей школы. Кому понравится такая забота, к тому же неизвестно, что скажут про них ваши товарищи. Если вы чем-то похожи на маму, брата или старшую сестру, не избежать издевок: "Эй! Видал сестру Бернигона? Ну и носищи у них у всех!" Вы уже вошли в образ, пустили всем пыль в глаза, а тут являются домашние и вас развенчивают. Сущее наказание! Отправившись в школу, вы начинаете вести двойную жизнь.
Школу отделяет от семьи прочная стена. Там вы становитесь абсолютно другим человеком. Школа - замкнутый социум, по определению враждебный ребенку и подавляющий его, не важно, какую роль он играет: примыкает ли в силу внутреннего тяготения или случайности к какой-нибудь группе, остается ли одиночкой, которого изгоняют и преследуют. Для таких, как Бернигон, нет спасения. Кто станет дружить с шутом? Доверять ему, делиться с ним секретами, хвастаться перед ним, обмениваться таинственными посланиями, вместе изобретать особый язык, непонятный непосвященным? Никто. Ведь все самоутверждаются, учатся не быть, а казаться. Бернигон обречен до конца учебы потешать учителя и весь класс.
Дома по вечерам я ложился на ворох пестрых подушек, нежился при мягком свете лампы на деревянной подставке и выдумывал, выдумывал… После школы и в выходные дни все свободное время - хотя, по правде сказать, какая свобода? - я слонялся один по просторной пустой квартире, сочинял невероятные истории и ни с кем ими не делился. Чем фантастичнее они были, тем лучше. В пятидесятые годы школьники предпочитали небылицы реальной жизни. Правдивые рассказы взрослых нагоняли смертельную скуку.
Я прятался от повседневности в ярком мире комиксов. Поскольку я был мал, отец снисходительно смотрел на мое страстное увлечение детскими журналами, хотя считал их бездарными и глупыми. Дожив до девяностых и оглядываясь назад, я не могу с ним согласиться. Дурацкие комиксы оказались пророческими. Там были верно показаны все пороки XX века, века Фантомаса и других страшилищ. Нет, нас пичкали не фантастикой, а бесспорными истинами, истинами будущего. Каков зачастую сюжет рассказа в картинках? Злодей, одержимый манией величия, хочет заполучить в свои руки планету и править ею. Хочет превратить людей в рабов, а города в развалины. К его услугам новейшее вооружение и современнейшие технологии. Он захватывает радиостанцию, выходит в эфир и запугивает весь мир чудовищными угрозами. Морит жителей города ядовитым газом и безнаказанно грабит. Напускает на Париж самолеты-призраки, и парижан парализует страх. Уничтожает целые страны радиоуправляемыми ракетами. Крадет в секретной лаборатории вредные бактерии, чтобы отравить реки. По его вине падают самолеты. Он берет заложников и шантажирует международное сообщество. Разжигает беспощадные, бессмысленные войны. Похищает ученых и заставляет их выдумать лекарство, способное превратить человека в бессловесное животное. Распространяет по всему миру наркотики, рассылая их в запечатанных консервных банках с невинной надписью "Крабы". Его невозможно уничтожить. Одного убьют, другой явится на смену. Злодеям нет числа: тут и Аксель Борг, и Ольрик, и Зорг, и мистер Шок, и Растапопулос, и Септимус, и Аспиридес, и леди Икс. Ни один супергерой не в силах пресечь их разрушительную деятельность. Я, человек из будущего, свидетельствую, что они существуют на самом деле. К примеру, в 1995 году секта Аум-Сенрикё едва не уничтожила Токио, заложив в метро двести сорок килограммов взрывчатки, причем детонаторы должны были сработать от радиосигналов, отправленных с вертолетов.
- Что ты читаешь? - спросил отец.
- "Виконта де Бражелона".
- И тебе все понятно?
- Ну вроде…
- По-настоящему ты поймешь смысл этого романа, когда тебе перевалит за сорок. Он пронизан тоской по прошлому.
- По-моему, он про мушкетеров.
- В конце они все умрут.
- Не рассказывай, что там дальше!
- Толстяк Портос выбирался из осыпающегося подкопа. Внезапно он задумался, почему это при ходьбе ставит одну ногу впереди другой, остановился, и его задавило. Он погиб, как только задумался. Думать вредно, сынок.
- А я люблю придумывать всякое, так интересней.
- С годами ты поймешь, что выдумки ни к чему. Кстати, я тут побеседовал с аббатом Монженом. Он вызывал меня.
- Зачем? Отметки у меня ничего. Только вот география…
- Он сказал, что ты не играешь со сверстниками.
- Они все мяч гоняют, а мне это скучно.
- Еще он мне показал, какое сочинение ты написал на уроке развития речи. Вам задали описать домашнее животное. Твои товарищи писали про собак, вуалехвостов, а ты… - Отец достал из кармана листок и нацепил очки. - Так, читаем: "Вши - скверные твари. Они то облюбуют пушок младенца, то космы и бороду нищего. Забираются под одежду, размножаются с бешеной скоростью, ползают, шевелят лапками и всем скопом пьют нашу кровь. Отними у них жертву, посели их в безлюдную тундру, они сдохнут". Где ты умудрился это списать?
- Я не списывал!
- Но ритм, словарь, дерзость - совсем не детские!
- Я правда сам написал про вшей.
- Охотно верю, мой мальчик, но в нашем мире лучше не обнаруживать чрезмерные способности. Одаренных ненавидят.
- Папа, я такой же, как все.
- А твой учитель, господин Петито, отдал мне вот что. Сказал, что ты играл в эту штуку на уроке математики, и ему пришлось ее отобрать.
- Вовсе я в нее не играл.
- А что ты с ней делал?
- Я считал на ней.
- То есть как считал?
- Хочешь, покажу? Она здорово считает. Смотри, нажимаешь на кнопку, на экране появляется ноль…
- Откуда она у тебя?
- Ну… Мы с Авреном поменялись: он мне машинку, а я ему кучу вкладышей с Тентеном. Пошлешь сотню таких в конверте и получишь здоровскую книжку про самолеты с рисунками Эрже. Правда здоровскую, в магазине такую не купишь.
А по правде, не менялся я ни с каким болваном Авреном. Эта машинка из моего клада, я прячу его за каминной заслонкой. Сунул как-то руку в карман серых штанов, а там чудеса: машинка и еще яркая такая карточка с выпуклыми буковками, написано "виза", "америкэн экспресс", а в красном целлофановом карманчике две фотографии. Дядька патлатый, слегка на отца похож, и красивая веселая тетя с черными волосами. И они не черно-белые, не раскрашенные, как на афишах кадры из ковбойских фильмов, а цветные! Дядька с тетей незнакомые. Откуда они у меня взялись? Может, кто подсунул? Я их не выбрасываю, потому что это мои пиратские сокровища, и никто про них не знает.
Папа разрешил мне заниматься фехтованием. Теперь мы с Пакотом и Поластроном настоящие мушкетеры. Мы неразлучная троица. Рассказываем друг другу, кто что в журнале прочел, и выдумываем, что будет с Блэком и с Мортимером, ничего путного не выходит, но лучше болтать на перемене, чем гонять дурацкий мяч. В прошлый четверг после мессы к нам пришел настоящий миссионер с козлиной бородкой! Говорил, дикари поклоняются всяким идолам, приносят им человеческие жертвы и бьют себя здоровенными палками в кровь. Прямо жуть! И еще сказал, что католические святые и не такое терпели: их и на решетке жарили, и резали на куски, в общем, разделывали не хуже отбивных.
Чуть похолодало, Петито простудился, и нам прислали молодого, в широченном пиджаке с подкладными плечами, а сам сморчок, и личико с булавочную головку. Он нам все: "Деточки, деточки", - ну мы ему и показали "деточек". То Аврен выдернет подставку из-под учительского стола, и только сморчок поставит свой здоровенный портфель, стол падает. Смеху! То Маркизе насыплет ему в шляпу мела. Как он вымазался! Мы чуть с ума не сошли, улюлюкали, топали, колотили по партам. Монжен услышал, прибежал, разорался, весь класс посадил после уроков строчки писать.