В Интерлакене они выбрали Дяде открытку, на которой была изображена та самая гора, где происходило действие в одном из фильмов с участием Джеймса Бонда. Но что написать на открытке, они не знали. Скажи они правду - и, по возвращении, Дядя обратил бы на них молчаливый, полный презрения взгляд - такое ведь не раз бывало и раньше. Много лет назад он им прямо сказал, и больше ни разу не повторял, что они - по природе своей неудачники. Они не в ладах с окружающим миром, сказал он, когда Дон попросила его пояснить, что он имеет в виду; таких, как они, принято называть "двадцать два несчастья" - их вины, впрочем, тут нет никакой. С тех пор подобные мысли он выражал молча, без слов - одними глазами.
- Ты подходишь к стойке и выбираешь кусок gateau, - сказала Дон. - Тебе кладут его на тарелку, ты садишься за столик, к тебе подходит официантка, и ты заказываешь чай. Я сама видела, как это делается.
Кит выбрал пирог со сливами и глазурью, а Дон - с клубникой. Не успели они сесть, как к их столику действительно подошла официантка и, улыбаясь, спросила, что они будут пить.
- Чай с молоком, - сказала Дон. Когда она рассказала в магазине, что они едут за границу, какой-то покупатель сказал, что надо обязательно заказывать чай с молоком, иначе принесут только пакетик чая и стакан с кипятком.
- Может, напишем, что была забастовка? - предложила Дон. - В аэропортах забастовки - обычное дело.
Но Кит молча смотрел на пустую открытку - ложь вряд ли сойдет им с рук. Обмануть старика было совсем не просто. Дядя умел дать понять, что его не провести, и в конце концов ухитрялся каким-то образом выуживать из них правду. И все равно потом будет дуться на них месяцами, ведь за их билеты он заплатил, о чем будет повторять раз двести, не меньше, "хорошие деньги". "Чего от Кита ждать", - многократно сообщит он своим покупателям в присутствии Дон, которая в тот же вечер, в постели, передаст, как у них водится, слова Дяди Киту.
Кит ел свой пирог со сливами, Дон - торт с клубникой. Они не делились мыслями, которые приходили им в голову, хотя мысли у них были одни и те же. "Бизнесменов из вас не получится, ни из того, ни из другой", - сказал им старик после истории с кораблями в бутылках, а потом повторил эту фразу еще раз, когда Дон попробовала, и неудачно, заняться перешиванием старых платьев. "Если б вам поручить нижний этаж, вы бы и недели не протянули". Он всегда называл магазин "нижним этажом". В отличие от них, Дядя всю жизнь, уже пятьдесят три года, вставал в пять утра, чтобы быть внизу, когда привозили газеты.
"Самолет не смог приземлиться в итальянском аэропорту из-за забастовки, - написал в открытке Кит. - Пришлось ему лететь сюда. В каком-то смысле это даже хорошо, ведь мы увидели еще одну, неизвестную нам страну. Хочется надеяться, что Ваша простуда прошла, - добавила от себя Дон. - Здесь так чудесно!"
Они представили себе, как Дядя показывает эту открытку миссис Уизерс. "У них все не как у людей", - сердится он, а миссис Уизерс его успокаивает, говорит, чтобы он не занудствовал. Миссис Уизерс была рада заработать лишнее и сразу же согласилась, когда он попросил ее две недели преходить в магазин на полный день.
- Что ж поделаешь, забастовка. Такое может случиться со всяким, - сказала Дон, вообразив, что бы сказала на ее месте миссис Уизерс.
Кит доел пирог со сливами. "Зайдите в контору Смита и возьмите бланк для завещания", - представил он себе резкий, с надрывом голос старика, уже положившего их открытку на специальную, "посольскую" полку. И когда миссис Уизерс на следующее утро принесет этот бланк, он к нему целый день не притронется, зато потом, когда она будет уходить, демонстративно возьмет его в руки, прежде чем запереть за ней дверь. "Ужасно глупо", - скажет миссис Уизерс, когда будет рассказывать об этом Дон.
- Знаешь, а мне здесь даже лучше, чем в Венеции, - прошептала Дон, подавшись немного вперед и словно бы набравшись смелости. - Я даже рада, что мы с тобой в Швейцарии, Кити.
Вместо того чтобы ответить, он окинул взглядом кафе. Каких только сладостей не было за стеклянной витриной, служившей одновременно и стойкой! И пирожные с абрикосовой, сливовой и яблочной начинкой, и морковный пудинг, и торт "Блэк Форест", и фруктовый пирог с глазурью, и торт с марципаном, и маленькие, аппетитные ломтики лимонного пирога, и апельсиновые эклеры, и кофейная карамель. Реплика жены разозлила его, он решил ей отвечать и стал молча разглядывать липа степенных швейцарцев, сидевших за круглыми, красиво накрытыми столиками. Он бросил игривый взгляд на улыбающихся официанток, чьи малиновые фартучки были подобраны в тон темно-красных, с оборками скатертей. Ему хотелось произвести впечатление легкомысленного человека, который любуется официантками.
- Здесь и в самом деле очень мило, - сказала Дон, по-прежнему еле слышно и как-то робко.
Он с ней не спорил - ничего плохого в этом кафе и впрямь не было. Люди говорили по-немецки, но, если обратиться к ним по-английски, вас понимали без труда. А вот Инок Мелкор из Клеймса в прошлом году был в Италии и то и дело попадал со своим английским впросак. Однажды, к примеру, он заказал зеленый горошек, а ему принесли рыбью голову.
- Давай скажем, что нам здесь так понравилось, что мы решили остаться, - пришло в голову Дон.
Она никак не хотела понять, что решение принимали не они. Решение отправить их на двенадцать дней в Венецию принял он, и поездку оплатил тоже он. "Помойка, одно слово", - заявил по возвращении из Италии Инок Мелкор, хотя в самой Венеции не был. "Вонища такая, что не приведи Господь!" - возмущался он - но мало ли что он говорил. Им с Дон впечатления от венецианской поездки были заказаны, эти впечатления они должны были доставить в Лондон вместе со стеклянными фигурками, которые Дядя поставил бы на камин, - Венеция ведь знаменита своим стеклом. Чем кормили в ресторане пансиона "Конкордия" и что играл оркестр в местном кафе, Дон должна была тщательно записывать в своем ежедневнике. Венеция купалась в солнечных лучах, такой осени, писали газеты, не бывало там уже много лет.
Они вышли из кафе и пошли по улицам городка; от поднявшегося ветра поначалу саднило в глазах. Они подолгу стояли у витрин с наручными и стенными часами и переходили из одной сувенирной лавки в другую - благо вход в них был бесплатный. На одних часах была изображена девушка на качелях; каждый час качели начинали раскачиваться. На других мужчина и женщина пилили дрова, на третьих доилась корова. Из всевозможных музыкальных шкатулок раздавались мелодии на любой вкус: и "Лили Марлен", и "Голубой Дунай", и "Тема Лары" из "Доктора Живаго", и "Танец судьбы". Продавались прихватки с календарем следующего года на английском языке, а также миниатюрные букетики сухих цветов на вставленном в рамочку бархате. Каким только шоколадом не торговали в кондитерских: были тут и "Линдт", и "Сушар", и "Нестле", и "Кайе", и десятки других сортов. И шоколад с орехами, и шоколад с изюмом, шоколад с нугой и с медом, белый шоколад, молочный или простой шоколад, шоколад с ирисовой начинкой, с коньяком, с виски или с шартрезом, шоколадные мыши и шоколадные ветряные мельницы.
- Потрясающе! - с искренним восхищением воскликнула Дон.
Они зашли в еще одно кафе, где Кит съел кусок орехового торта, а Дон - пирог с начинкой из черной смородины - и тот, и другой с кремом.
Ужинали они в красивом; обшитом выкрашенным в серый цвет деревом ресторане, вместе с туристами из Дарлингтона. Сидели они, как им и обещал клерк в турфирме, за отдельным столиком на двоих. Куриный суп с лапшой был точно таким же, какой они ели дома, вполне привычной на вкус была и свиная отбивная с яблочным соусом и жареной картошкой.
- Они знают, что мы любим, - говорила, подходя к каждому столику, миссис Фрэнкс.
- Нет, здорово! - соглашалась Дон. В первый момент, когда она поняла, что с ними произошло, ей стало не по себе. Ей хотелось запереться в уборной, забыться, понадеявшись на то, что все это дурной сон. Больше всего она ругала себя - ведь это ей показалось странным, что в самолете столько пожилых людей, хотя в турфирме им сказали, что они летят вместе со школьниками из Виндзора. Это ее смутило название аэропорта, которое произнес по радио пилот. Кит имел обыкновение с насмешкой относиться к ее сомнениям; однажды, например, ей показались подозрительными люди, которые позвонили в дверь и, сказав, что продают матрацы, уговорили его заплатить им аванс, а он ее не послушал. К сожалению, Кит был излишне самоуверен, казалось, он знает что-то такое, чего не знает она, казалось, кто-то ему заранее все разъяснил. "Мы здесь только переночуем", - сказал он, и она решила, что эта информация содержалась в буклете или же ему сообщил об этом клерк в турфирме. Его вины, естественно, тут нет - так уж он устроен. "У тебя в голове вата вместо мозгов!" - вырвалось у Дяди, когда по вине бедного Кита они как-то в августе, в праздничный день, сели вместо скорого поезда в пассажирский и в результате ехали до Брайтона на целый час дольше.
- Нет худа без добра, Кити. - Дон склонила голову набок и улыбнулась, отчего ее мелкие черты лица смягчились. Перед ужином они ходили на озеро. Достаточно было нагнуться к воде, чтобы утки бесстрашно к ней подплыли. Перед тем как идти в ресторан, она переоделась в новое, специально купленное для поездки светло-бежевое платье.
- Завтра попробую еще раз набрать этот номер, - сказал Кит.
Видно было, что он так и не смирился. Он был ужасно подавлен, что, впрочем, на его аппетите не сказывалось. Стоило Дон упомянуть турфирму, где они покупали билеты, как Кит начинал злиться, поэтому больше на эту тему она не заговаривала, хотя ее и подмывало напомнить об этом мужу. Будет еще время разобраться в случившемся, а пока лучше отвлечься, не думать о том, что произошло. Этого, впрочем, она ему тоже говорить не стала.