Как заводной автомобильчик, носился автомобиль старателя Шварца по Израилю, но, увы, все напрасно. Не цеплялись обездоленные вдовы с плачем за его бамперы, не слали вослед ему проклятий разоренные седые халуцы, и даже скопления русалок в речке-раматгайке не наблюдалось… Хотя - вот опять, проезжая Рамат-Ган, по дороге домой, Шварц сбил одну тремпистку - разумеется, с пути истинного. Грехопадение было назначено на вечер; сбитая проявила исключительное понимание "легкого иврита", на котором устами Шварца делал ей предложения сатана. На радостях Шварц, забежавший на минутку в кафе за сигаретами, решил позвонить Гене. При звуке телефона Геня - процитируем классика - покрутила вытянутыми губами, как рыльцем:
- Да.
- Х…на, - ответил родной голос. Промеж собой супруги всегда были запросто.
- Ах ты, е… м…! Ты где?
- В…. Провернул одно дельце. Что у тебя?
Нет-нет, больше сквернословия не будет. После того как мы столь удачно ввели читателя в атмосферу семейно-бытового диалога, своей авторской властью мы вынудим их быть паиньками.
(Скажут: это нанесет урон правде жизни.
Ответим: правда жизни ненасытна, она сперва наступает на пятки, потом - на горло. Видя, что ты поддаешься, она требует от тебя все новых и новых жертв. Скажи ей: нет. Скажи ей, что она недостижима и не нужна, что ее попросту нет - ни жизни, ни правды. Вот и весь сказ.
Скажут: ///……………………………………………
Ответим: лицемерие - это тоже "резиновый дедушка". По мне, лицемер - кто не перематерит меня хорошенько, по тебе - кто не ест с ножа и говорит "пожалуйста". Если же спросить у людоеда, то по нему лицемер, кто не ест………
Короче, сызнова диалог.)
При звуке телефона Геня…
- Ахо.
- Все жрешь, - сказал родной голос. Промеж собой супруги всегда были запросто.
- А тебе и жалко, да? Ты где?
- В Рамат-Гане. Провернул одно дельце. Что у тебя?
- Ничего. Нолик Вайс звонил. В гости напрашивался, я его позвала тоже.
- Артист. И ты тоже… Без этого ломаки жить не можешь. Во все дыры пихаешь.
- Дурной ты какой. Я же тебе объясняю, что он сам позвонил. - Геня разозлилась - правда глаза колет. - Что он тебе сделал, хочу я знать?
- Раздражает. В морду охота дать.
- Кроме как в морду, ты ничего не знаешь.
- Сю-сю-сю, сю-сю-сю, на тебя, когда он приходит, смотреть противно: "Нолечка, сю-сю-сю".
- Ты бы на себя посмотрел, как ты вокруг него пляшешь, геро… ой! Кажется, звонок в дверь. Пока. Приезжай уже, слышишь, Кава?
Звонок был долгий. За дверью стоял друг Шварца по боевой колеснице. Геня отпирала дверь и одновременно пряталась за нее.
- Входите, но не смотрите на меня. - На Гене еще не было платья. - Кварц скоро будет.
- О! - воскликнул вошедший с непосредственностью того ребе, что вспомнил наконец, где оставил свои галоши. - Ага… а меня, значит, Бурис. - Разрешив таким образом первый из двух мучивших его вопросов, Борис одним махом разделался и со вторым: - Где у вас удобства?
Геня похолодела: вежливый гость сам решил закрыть за собой входную дверь.
- Нет, нет, не надо! - крикнула она.
- Да что вы боитесь? - сказал Борис. - То, чего вы стесняетесь, я видел много раз. - И закрыл дверь.
- За кухней налево, - прошептала пунцовая Геня.
В туалете Борис разжал кулак и вытер ладонь о пипи-факс.
- У вас отличная промокашка, мягонькая-мягонькая, - крикнул он Гене из-за неплотно затворенной двери. Он уже думал утопить свою "птичку", но, вспомнив, что тогда придется слить воду, только понадежней завернул ее и вынес в кармане.
Не слыша звуков ниагары - Борис намеренно не запер дверь, чтобы было явно, что у него там "что-то другое", - Геня в гневе отправилась инспектировать туалет, но была посрамлена.
- Вот так они и жили, - сказала она, появляясь уже при параде и разводя руками, как бы указывая на стены салона.
- Кто "они"? - спросил гость.
"Э, да ты совсем идиот", - подумала Геня.
- Это поговорка такая.
Наступило молчание. Гость и хозяйка собирались с мыслями. "Они с Лилечкой - два сапога пара", - думала Геня. Борис же думал: "Сказала бы сразу, на какую сумму подписывать".
- Ну, как вам наша квартира? - спросила Геня, глядя на часики: что-то Лиля запаздывает.
- Видали и получше, - последовал ответ. - А что, большое дело с мужем открываете?
- Какое дело? - С каждым новым словом гостя Геня все сильней проникалась одним страшным подозрением.
- Ну, со мной-то чего крутить… раз уж я гарантию даю.
- Какую гарантию? О чем вы? Паша! Паша!
"А что Паша? Разве Пашка мать защитит? Ненормален, возможно, маньяк, видел тело…"
- Послушайте, я тоже немножко коммерсант. - Борис угрожающе встал. - И в финансах я тоже волоку. На сколько тысяч вам надо гарантию?
Слово "волоку" Геню успокоило. Это было первое человеческое слово, которое она от него услышала. "А может, и в самом деле Кавке нужна гарантия?"
Появился Пашка, как-то бочком, помялся, помялся и исчез.
- Застенчивый, - сказала Геня и продолжала уже помягче: - Видите ли, я не знаю всего, что там у Шварца делается. Но мы такие люди, что последнее в доме продадим, а с долгами рассчитаемся.
- Так все говорят, - плаксиво сказал Борис.
"А вообще-то Кавка свинья, - подумала Геня. - Вот столечко не сделает, чтобы себя не забыть".
- А что, он хочет, чтобы вы у нас были гарантом?
- Это и так ясно. А чего ради еще человека звать? Не за красивые же глаза. - Он принужденно засмеялся.
"Ну, во всяком случае, твоей жене с тобой скучно не будет".
- О, как вы ошибаетесь! О, как вы нас еще не знаете! Мне Кава говорил о вас, что вы - хороший товарищ…
"Врет", - подумал Борис.
- …что вы одиноки в личной жизни. Вот я и подумала пригласить вас и еще нескольких наших друзей…
- Вы меня сватать будете, да?
- Паша! Что ты здесь прячешься, или иди к себе, или иди сюда. Так что вы говорите, сватать? Вас? Ах-ха-ха! Ах, какой вы смешной… А почему бы и нет? Разве вы против хорошей партии?
Борис молчал.
- Если б я знал, то с бутылкой пришел, - изрек он наконец.
- А еще не поздно.
- Нет, поздно. Уже на обед закрыто.
Геня со вздохом взглянула на часы: но где Лиля? И тут позвонила Лиля.
- Она миллионерша. У нее дядя миллионер, и она единственная наследница. - С этими словами Геня пошла открывать дверь.
Лиля пришла с тортом, даже с двумя - другой на голове.
- Ах, какая прелесть! И ты сама приготовила? Давай сразу в холодильник. - Геня сразу взяла Лилю в оборот. - Давай, давай раздевайся… давай, давай проходи… давай, давай… - вспомнив про торт, - но ты же настоящая мастерица. Это же чудо… давай познакомься. Это…
Борис хитро улыбался, но молчал. Лиля, протянувшая было руку, Смутилась. Борина улыбочка говорила: я же знаю, что ты знаешь, а ты знаешь, что я знаю, но так уж и быть, давай поиграем в тили-тили-тесто.
- Борис очень похож на Пашку моего, такой же застенчивый, - вышла из положения Геня.
Пашка, только заслышав свое имя, как ядро влетел в комнату, стал прыгать вокруг матери и дурашливо кричать:
- Гы! Пашка-кашка! Пашка-кашка! - Он знал, что при посторонних он - "кашка".
- Ну, что ты, сыночка, ну, что ты, - ласково говорила Геня.
- Я вовсе не застенчивый, - сказал Борис Лиле, все еще протягивавшей руку. - Вот скажите мне быстро: ноги в тесте.
- Зачем? - спросила Лиля и покраснела.
- И-го-го! - ржал Пашка, и вдруг точно так же заржал Борис.
"Вот бы их сейчас в Пашкину комнату", - подумала Геня.
Кварц щегольски припарковался, но, завидев человека с гитарным футляром, остался сидеть в машине. "Вайс", - сказал себе Шварц. А тот, поравнявшись с машиной, остановился.
- Ах, здравствуйте, милый Кава, - сказал он - так сладко, что на месте Кварца любой решил бы: пидор. - Со стороны нашей милейшей Евгении Исааковны…
- Иосифовны.
- Да-да, Иосифовны, конечно… очень мило было… - Нолик запнулся: что это он, в трех соснах… - очень мило было пригласить меня, старика, на роль Гименея. - Он произносил "Именея" и даже "Юменея", через eu: белая эмиграция, с боями отступал к Новороссийску, свободный Париж…
Сколько раз Кварц давал себе слово послать этого типа к бениной маме, и вот все повторяется: он сидит, ушами хлопает. Пролепетал:
- Не соблагоговеете ли принять помощь в отношении… в отнесении инструмента наверх?
Бери, что хочешь, меч, полцарства,
Коня, красавицу Эльвиру,
Но лишь не тронь заветной лиры, -
ответил Нолик.
"В отнесение" внешности Вайса: ему было немногим больше сорока, на столько он и выглядел, но почему-то это представлялось фальшивой моложавостью маленького старичка, в котором все подозрительно - и цвет волос, и брови, и даже веснушки на маленьких сухих руках, наводившие на мысль о старческих пятнах. "Маленький старичок", - говорят же так о детях. А Нолик сложением был мальчишка - малость окостеневший, малость негнущийся… Если характер человека проявляется в его внешности, то Нолик Вайс прекрасное тому подтверждение: он был тем, за кого себя выдавал, а ему не верили, и всяк - всякий там Кварц - норовил его изобличить.
- По-прежнему выписываете "Советский спорт"? - учтиво осведомился Нолик, свободной рукой беря Кварца под локоток.