Сагайдак и Самсонов разошлись в разные стороны по своим делам, и Петр Никанорович долго думал над словами странного журналиста. Нет, он не может быть прав. Нельзя залезать в душу прячущим ее людям – можно и по морде схлопотать.
Измотанный после хлопотливого рабочего дня, бизнесмен вернулся вечером домой и вновь обнаружил на двери дочери запретную табличку.
– Она хоть выходила оттуда? – спросил Сагайдак жену.
– Разумеется. В школу. Потом ужинала. Молча.
– А ты к ней заходила?
– Нет. Она же запрещает.
Петр Никанорович представил, как маленькая родная Милка лежит одна на своем диванчике и плачет. Под ложечкой похолодело. Ничего, и это тоже пройдет.
10. Рожденный взамен
Утренний морозец прихватил не успевшие опасть листья берез у редакции "Еженедельного курьера". Серые, подернутые инеем, похожие на грязные лоскутки, свисали они с веток, уныло оттеняя праздничную белизну стволов. Редкие прохожие втягивали головы в плечи и старались шустрее перебирать на ходу ногами – лето осталось в прошлом, но привычка к теплу еще не покинула людей. Солнце безнадежно тонуло в серой мгле непрозрачного неба.
Утренняя пятиминутка у главреда подходила к концу, когда он хлопнул обеими ладонями по столу и крикнул:
– Самсонов! На твоей улице праздник. Помнится, ты рвался резать правду-матку?
– Можно и так сказать, – буркнул Николай Игоревич.
– Возможность представилась наипервейшая. Сегодня арестован замглавы Полуярцев. Знаешь такого?
– Знаю.
– Ну вот, дерзай. Там для тебя целый букет приготовлен. Фирма на имя жены, откаты, блатные подряды и тэ дэ и тэ пэ. На этом все, все свободны – за работу, господа товарищи.
Люди вставали с мест, с грохотом отодвигая стулья, вполголоса переговаривались друг с другом и неторопливо тянулись сквозь дверь прочь из высокого кабинета. Николай Игоревич продолжал сидеть с прежним, безразличным выражением на официальном лице.
– Можешь приступать, – добавил главный, не осознав глубинной подоплеки поведения непредсказуемого журналиста.
– Вы точно этого хотите? – тихо спросил тот.
– То есть? Почему бы мне этого не хотеть?
– Как знаете. Мне понадобятся интервью с ним самим, с его женой, с другими замами, с подчиненными, с главой администрации, с прокурором. Возможно, еще с кем-нибудь – потом видно будет.
– Ничего тебе не понадобится. Есть пресс-бюро администрации, оно предоставит все доступные материалы по делу. Зачем тебе глава-то понадобился?
– Спросить хочу кое-что.
– Что именно?
– Про фирмы, дома, машины и всякую всячину в собственности близких людей высоких чинов нашей иерархии судачат уже несколько лет. Отсюда вопрос: почему дело сдвинулось с места только сейчас и только в отношении Полуярцева?
Главный тяжело молчал и хмуро ел глазами подчиненного.
– Ты опять за свое? Никак не повзрослеешь? Еще не научился отличать правильное от неправильного?
– Как сказать. У нас с вами разные точки зрения по этому вопросу.
– Если у тебя своя точка зрения, какого черта ты здесь выступаешь с неадекватными заявлениями? Всерьез ждешь моего "да"?
– Нет, конечно. Но попусту растрачивать свое время не намерен. Если мой план работы по теме вас не устраивает, я лучше займусь другими проблемами. Я слышал, у нас неплохое литературное общество действует – пойду туда, пообщаюсь с безобидными чудаками. Культура – не моя сфера, но можно подать историю как проявление общественной жизни.
Главред не сводил свинцовых глаз с Николая Игоревича.
– Послушай, Самсонов, я никак не могу понять. Ты считаешь, на Полуярцева возвели поклеп?
– Нет, не считаю.
– Обвинения кажутся тебе справедливыми?
– Вполне возможно. Хотя тоже нужно еще присмотреться повнимательней.
– Ну так в чем же твоя проблема? Берись за дело и присматривайся, сколько угодно. Ты сам не веришь, что он окажется во всем белом.
– У меня нет никакой проблемы.
– Как же нет? Почему ты отказываешься делать свою работу, о которой так красиво говорил прежде?
– Я не отказываюсь. Я обрисовал вам вкратце свой план работы – он вас не устроил.
– Разумеется, не устроил. И ты заранее знал, что он меня не устроит. Тебе предлагают заняться делом, а ты изобретаешь способы уклониться от профессионального долга.
– Ничего подобного. Я бы уклонился, если бы принял ваше предложение.
– Ну вот, опять. Взрослеть собираешься?
– В вашем понимании – нет.
Главный пристально смотрел на подчиненного, искренне желая разглядеть в его лице признаки умственного помешательства.
– Я пойду? – осторожно спросил Николай Игоревич.
– Иди. И будь внимательней на виражах, как бы шею не свернул, с твоими-то творческими запросами.
Самсонов вышел на свободу и натолкнулся на торопливо семенившую к трезвонящему телефону Дашу. Она недовольно отпихнула его в сторону и схватила трубку, словно ждала от нее избавления от незримой беды.
– Алло! Редакция. Говорите, пожалуйста. Кого? Самсонов, подожди! Тебя.
Всю тираду опытная секретарша выпалила с такой скоростью, что Николай Игоревич не успел исчезнуть в офисных дебрях и нехотя вернулся к роковому столу, чтобы с угрюмой миной принять протянутую ему телефонную трубку.
– Алло. Я слушаю. Мария Павловна? Здравствуйте, очень рад. Чем обязан?
Официозно корректный тон журналиста при исполнении быстро сменился на обыденно заинтересованный. Мать покойного солдата искала помощи в связи с неприятностями у младшего сына. Видимо, этим утром все пути вели Самсонова за решетку – самый младший из Первухиных тоже оказался там. Николай Игоревич не имел ни малейшего представления ни о смысле происходящего, ни о способах, которыми он мог бы оказать помощь несчастной. Тем не менее, тема нарисовалась сама собой, из воздуха, и журналист отправился по следу.
Мария Павловна встретила его заплаканная, в стареньком халате, без приготовленного стола с угощением. Прямо у двери, едва успев ее открыть, она начала сбивчиво и непоследовательно рассказывать гостю о постигшем ее несчастье. Ранним утром явились представители власти в таком количестве, какого никогда еще не видел этот дом. Показали какие-то "корочки", какие-то бумажки, что-то сказали и углубились в квартиру, а через минуту спросили, где сын.
– Как где? В своей комнате.
– Где его комната?
Она показала на открытую дверь.
– Его там нет. Зато окно открыто.
Мария Павловна перепугалась, бросилась в комнату сыновей и действительно не обнаружила там Мишку.
– Что вы с ним сделали? – закричала она на представителей власти, но те потребовали от нее замолчать, а затем предположили, что сын выпрыгнул в окно во избежание неприятной встречи с законом.
– Неплохая подготовочка, – уважительно заметил один из мужчин. – С третьего этажа сиганул и был таков. А мы и охранение там не поставили – думали, если прыгнет, то ноги переломает.
Затем представители власти принялись обыскивать квартиру в присутствии понятых из числа соседей, которые сидели в уголке немного потерянные и смотрели в основном на хозяйку. Нашли только книги о тактике партизанской войны и способах изготовления взрывных устройств, которые и унесли с собой, оставив Марию Павловну посреди разоренного и обезлюдевшего жилища.
– Так значит, Михаил не арестован? – заинтересованно спросил Самсонов.
– Ничего не знаю, ничего… – горестно запричитала несчастная мать. – Может, и убили уже где-нибудь на улице. В окошко-то прыгнул, в чем был – вся теплая одежда в прихожей.
– Вы успокойтесь, я не думаю, что в него будут стрелять. А в чем его обвиняют, они сказали?
– Да говорили что-то… Я ничего не поняла, ничего. Какое-то нападение, избиение, причинение каких-то повреждений. Ничего не поняла! Какое нападение? Мишка кого-то так избил, что его с милицией ищут? Чепуха ведь полная!
– А все-таки, кого именно избил? – спросил журналист.
– Не знаю, не знаю, кого. Никого он не мог избить! – проявила материнскую уверенность в святости собственного ребенка Мария Павловна. – Вы помогите мне, ради Бога! Не может ведь такого быть. Ну какой же Мишка преступник? Пацан совсем, молоко на губах не обсохло! Может, и подрался где, но не так же, чтобы его вся милиция искала! Тоже, террориста нашли!
– Вы успокойтесь, Мария Павловна. Я думаю, все обойдется, – неискренне настаивал Самсонов, одновременно обдумывая дальнейшие действия. Было бы неплохо найти беглеца раньше органов, как подступиться к решению этой задачи, журналист не знал.
– Ну как же я успокоюсь, что вы говорите!
– Ничего, ничего, успокойтесь. Попейте что-нибудь. Я не знаю… Валерьянки, наверное.
Николай Игоревич никогда не пил ничего для успокоения и не мог ничего посоветовать Марии Павловне, а теперь он еще и спешил ее покинуть. Но сначала следовало получить от женщины дополнительные справки: с кем в городе Мишка находится в приятельских или дружеских отношениях, кто чаще других заходил к нему в гости, и где все эти люди живут. Желаемые сведения журналист получил, хотя не рассчитывал использовать их для поиска беглеца – ведь милиция будет искать его там в первую очередь, и подпольщик должен понимать такие очевидные вещи. Самсонов хотел нащупать неожиданный след. Такой, которого не вынюхает ни одна ищейка. В понимании самозванного детектива, он должен вывести к человеку без видимых связей с Мишкой, но при этом его знакомому. Бывший друг, бывшая девушка – еще кто-нибудь бывший, отошедший почему-либо в тень, но не забывший прошлого.