Со стороны не все замечали, но она не мыслила себя без мужа и сына. Предположение о возможности брака с другим заставляло ее смеяться. С другим? Кто этот другой? Чужой человек, не знающий ее так, как Володя? Не понимающий причин ее странных поступков, как не понимают их все, кроме мужа? Зачем ей другой мужчина, если есть этот, способный вытерпеть многое ради того, чтобы и впредь жить рядом с ней? Мужчина, способный сказать любому в глаза все, что сочтет нужным, и поступавший так не единожды в своей жизни, но уступающий ей во имя никому не понятного чувства привязанности?
Стоило сыну или мужу заболеть, и покровительница семейного очага превращалась во внимательную сиделку, пунктуально выполняющую предписания врача и требующая неукоснительного подчинения от своих милых страдальцев. Те могли требовать воды или чего-нибудь вкусненького, ни в чем не встречая отказа. Мать брала на работе больничный ради сына и отпуск за свой счет ради мужа, невзирая даже на самые отчаянные служебные обстоятельства. Администрация не была обязана предоставлять ей отпуск без сохранения содержания по первому требованию, но всегда предоставляла, пусть даже со скрежетом зубовным. Муж болел редко, но один из директоров однажды решил занять принципиальную позицию и ни за что не лишаться преподавателя математики в разгар подготовки к выпускным экзаменам. Скандал получился грандиозным, на весь город, если не на район. В долговременном и многоплановом развитии событий приняли участие профсоюзы, районная партийная пресса, роно и непосредственно сам райком коммунистической партии. Директор прославился как безобразный держиморда, чудище обло и огромно, стал притчей во языцех в кругах местной педагогической общественности и проклял все на свете. Стоя на начальственном ковре в роно, он бесплодно вопрошал руководство, предоставляло ли оно когда-нибудь подобные отпуска своим подчиненным и получал строгое внушение о необходимости подходить к подобным случаям индивидуально в каждом случае, поскольку ситуация иногда требует неординарных решений. Позиция директора казалась тем сильнее, что мать не ходила на работу, то есть совершала самые настоящие прогулы. Неразумный администратор пытался повернуть это обстоятельство в свою пользу, что изначально казалось ему задачей простенькой и быстро решаемой. Выяснилось, что он ровным счетом ничего не понимает в обращении со сложными женщинами. Очень скоро его самого начали спрашивать, каким образом и с какой целью он умудрился выжить из школы педагога с многолетним стажем, которого мечтали заполучить все окрестные школы. Осознав бесполезность сопротивления, директор попытался одержать моральную победу, просто закрыв глаза на допущенные подчиненной невыходы на работу и общаясь с ней в доконфликтной манере. Ничего не вышло: угрозой нового скандала она вынудила его завизировать-таки злосчастное заявление и совершить положенное законом удержание из зарплаты.
Лена тихо подошла к Полуярцеву и сказала:
– Он лег.
Муж рассеянно посмотрел на жену и молча вернулся к своим мыслям. Он никак не мог прекратить самоистязание и вспомнить еще хоть что-нибудь, помимо жизни покойной матери. В комнате царила мертвая тишина, только громко тикали напольные часы у противоположной стены, и размеренно качался маятник за поблескивающим стеклом. Андрей Владимирович неожиданно заметил в большом кресле наискосок от себя обоих близнецов, забившихся между подлокотниками и глядящих на отца испуганными глазами. Лена сидела рядом с ним на диване и тоже молчала. Полуярцев удивился: до сегодняшнего дня жизнь казалась ему вечной, хотя некоторые из его знакомых и дальних родных уже оставили мир живых.
– Как ты? – задала ему Лена вопрос, так недавно заданный им самим безутешному отцу. Андрей Владимирович при всем желании не мог ответить на женин вопрос. Он понятия не имел, что именно он переживает все последние часы. Бытие грубо и безжалостно повернулось к нему обратной стороной, понятные вещи затянуло дымкой сомнений, знание превратилось в детскую пустышку.
– Я в порядке, – произнес он немного хриплым голосом и удивился его звучанию. Показалось, родились новые интонации, прежде им не слышанные в самом себе.
– Пап, – осторожно, словно чего-то опасаясь, сказал Гордей.
– Что?
– А куда человек попадает после смерти?
Полуярцев ожидал подобных вопросов от сыновей, но не успел придумать никакого удобоваримого ответа.
– Никто не знает этого наверняка, Дей. И я не знаю.
– А когда узнают?
– Никогда, наверное. Вряд ли люди станут когда-нибудь воскресать и рассказывать о посмертной жизни.
Лена резко пошевелилась, и Андрей Владимирович понял, почему. Она обожала истории людей, переживших клиническую смерть, читала их внимательно и пыталась вынудить мужа обсуждать их с ней, но ни разу не добилась успеха. Теперь, видимо, ее остановило только нежелание причинить вред отцовскому авторитету. Через несколько минут выяснилось, что благородный порыв не остановил ее, а только задержал.
– Есть люди, которые подходили к смерти вплотную, Дей. Они практически умирали на очень короткое время, после которого человека еще можно вернуть к жизни. И рассказывали об увиденном.
– Они видели Бога?
– Нет, только свет. Слышали голоса и даже видели покойных родственников.
– Лена, развлекайся своими наукообразными историями в одиночестве, пожалуйста, – раздраженно бросил Полуярцев. – Не следует забивать детям головы всякой шелухой.
– Ну почему же шелухой? Очевидцы подтверждают религиозные постулаты о существовании загробной жизни. Разве это плохо? Разве это страшно? Разве нужно это скрывать от детей? По-моему, нужно только порадоваться за человечество.
– Ну конечно! Люди просто боятся смерти, вот и выдумывают о ней всякую чушь.
– Опять ты за свое! Почему шелуха, почему чушь? Ты можешь как-то опровергнуть свидетельства сотен и тысяч людей?
– Свидетельства чего? Специалисты предлагают логические объяснения всем россказням твоих очевидцев, без всякой мистики.
– Почему же ты веришь теориям и отвергаешь многократно подтвержденный человеческий опыт?
– Потому что теория объясняет личный опыт просто и без затей. Мозг постепенно отключается, в том числе постепенно отключаются клетки зрительного центра, а умирающий воспринимает процесс сужения поля зрения, обусловленный этим самым постепенным отключением коры головного мозга, как появление перед ним светового туннеля. Мне легче поверить в простое объяснение, чем в сверхъестественное. Хотя бы потому, что именно в силу простоты его истинность является более вероятной.
– Замечательно! – язвительно воскликнула Лена. – Тебе не кажется, что представление о солнце, вращающемся вместе с твердой небесной сферой вокруг Земли, тысячу лет назад казалось людям до того логичным, что появление Коперника с его сложными теориями они встретили смехом и негодованием?
– Как раз наоборот: представление о твердой небесной сфере и прочем имело религиозное происхождение и объяснялось сверхъестественными законами, а Коперник предложил логичную теорию, описываемую математическими и физическими категориями. Думаю, математика и физика проще сверхъестественного.
Близнецы внимательно следили за дискуссией, одновременно переводя взгляды с одного родителя на другого, словно наблюдали за теннисным матчем. Они старались вникнуть в суть спора, но быстро в нем заблудились.
– Как же люди живут и не знают, что будет потом? – с искренним недоумением спросил Савва. – Наверное, сначала нужно понять, куда мы деваемся после смерти.
– Почему? – удивленно спросил сына отец.
– Потому что тогда станет понятно, что делать при жизни, – сказал Савка с таким выражением лица, словно еще чуть-чуть – и укоризненно постучал бы пальцем по лбу.
– Как это? Разве так не понятно, что нужно делать?
– Конечно, нет. Может быть, не нужно бороться с болезнями, а наоборот, поскорее умирать, раз так надо. Может быть, там наказывают тех, кто пытался не умереть, хотя ему назначили день?
– Кто назначил?
– Бог, наверное.
– Савка, ты веришь в Бога? – с искренним удивлением спросил Полуярцев.
– Конечно. А ты разве не веришь?
– Я не знаю, – после неприлично долгой паузы придумал ответ Андрей Владимирович.
– Но ты же крещеный! – искренне удивился Савка.
– Крещеный.
– Зачем же ты крестился, если не веришь?
– Я хочу верить.
– Отец Серафим говорит – Бога нельзя обмануть.
– Какой еще отец Серафим?
– Как это какой? – до невозможности изумился сын невежеству собственного отца. – Настоятель Рождественского храма. Ты разве не у него крестился?
До сих пор Савва наивно полагал, будто отец в силу своей занятости ходит в церковь по какому-то особенному расписанию, теперь выяснялась вовсе печальная картина: отец в церковь не ходит. То есть, только по большим праздникам, вместе с семьей и людьми с его работы.
Полуярцев ничего не ответил на последний вопрос настырного сына, только встал, многозначительно мотнул головой жене и вышел вместе с ней к себе в кабинет.
– Лена, что происходит? – раздраженно спросил он ее.
– Ты о чем?
– О Савке, конечно. Каким образом он вдруг оказался религиозным мракобесом?
– Не говори глупости. Мальчик просто верит в Бога, ничего страшного в этом нет.
– Он, случайно, не поселился у этого отца Серафима?
– Нет, конечно. Няня водит мальчиков на воскресные службы, почему тебя это пугает?
– Лена, ты с ума сошла?
– Кажется, это ты свихнулся. Можно подумать, они в секту какую-нибудь попали. Самая настоящая православная церковь, Московского патриархата. Почему ты в таком ужасе, я не понимаю!
– Не понимаешь? А почему тайком от меня?