– Голодовку объявлять не стану. Люди у нас понимают голодающих, которые требуют денег, квартиры или еще чего-нибудь материального. А над требованием соблюдать закон у нас принято смеяться, тем более над голодающим с таким требованием. К твоему сведению, я ненавижу стоять в позе дурака на ярмарке, которому в рожу метают мячи.
– Ты слишком много читаешь. Нет у нас ярмарок с такими дураками, да и нигде их нет. Вот и весь твой пафос – вымышленная поза на несуществующей ярмарке.
– Ярмарки все же существуют.
– Ладно, надоело с тобой спорить. Делай, что хочешь. Хочется верить, ты все же понимаешь очевидные вещи. Например, такую прописную истину: мое руководство прекрасно осведомлено о наших с тобой отношениях. Пока они не мешают, а может и помогают моей работе, оно не против. Но если ты пойдешь вразнос, мне достанется раньше тебя.
Марина занялась приготовлением кофе для себя, поскольку партнер предпочитал чай. Кухня наполнилась пьянящим ароматом размолотых в ручной мельнице зерен, атмосфера стала совершенно нерабочей и разговор повелся о личном.
– Странно все-таки, – задумчиво продолжила мысль сладострастница. – Раз за разом ты обнаруживаешь все новые и новые свои стороны, всегда неожиданные. Сначала я решила – просто веселый нахал. Потом оказалось – расчетливый профессионал. Теперь неизвестно откуда вдруг вылез мальчик-идеалист в розовых очках. У тебя шизофрения?
– А злобного изменника, меняющего женщин, как перчатки, ты во мне еще не заметила?
– Не заметила. Ты не меняешь женщин, это они тебя бросают. Потому что ты из глупости попадаешься на очередной измене. Но изменяешь подло, втихомолку. О гареме, что ли, мечтаешь?
– Я, в общем-то, не попадаюсь. В смысле – с поличным ни разу не сгорел. Просто жизнь берет свое. Шила в мешке не утаишь. Обожаю женщин – это моя беда, а не вина. Тебя не устраивает мое внимание?
– Меня не устраивает твое внимание не ко мне.
– Что делать, что делать. Я плыву по реке жизни, и руки мои непроизвольно задевают разные кувшинки.
– Кувшинки в реках не растут. Выходит, твоя жизнь – болото.
– Так уж и болото. Скажем, тихий пруд. Совсем по-японски: жаркий день, старый пруд, затянутый ряской, лягушка прыгает в воду. Всплеск тишины.
– Лягушка – это очередная женщина на твоем пути?
– Женщина – это всплеск тишины. В жаркий день на старом пруду. Она гармонична, она совершенна, без нее мир не закончен.
– Без нее мира не будет.
– И ты о том же. Вы, женщины, обожаете представлять себя исключительными. Без мужчин мира тоже не было бы. Мы тоже причастны к деторождению. Пока ты меня не перебила, я говорил не о физиологии, а о душе.
– Обзывать женщин лягушками не значит говорить о душе.
– Ты действительно сейчас споришь, или просто развлекаешься поперек логики и ради принципа? Я говорю – в женщинах таится совершенство мира. Но несовершенство мира создает больше поводов для искусства и прогресса.
– Так. Женщины мешают искусству и прогрессу?
– Я не говорю, что вы занимаетесь подрывной деятельностью против человечества. Мужчин вдохновляют недосягаемые женщины, побежденных они эксплуатируют в бытовых целях.
– Кто кого эксплуатирует?
– Мужчины побежденных женщин. Примеры Софьи Андреевны и Коры Ландау достаточно красноречивы. Никто никогда не подсчитает их вклад в достижения мужей, а сами они будто и не задавались такой задачей. Ваше предназначение – ложиться костьми ради благополучия потомства и производителей.
– Самсонов, ты заткнешься наконец? Отправляйся к своему главному и вешай ему лапшу на уши, сколько твоей душеньке угодно, только женщин не трогай.
Самсонов послушался Марину и в понедельник явился со своим рацпредложением к главному редактору. Тот долго смотрел на него исподлобья, потом почесал одним пальцем переносицу:
– Не пойдет.
– Почему?
– Дурачком не прикидывайся. Сам не вчера родился. Продолжай работать и не выпячивайся. Тоже мне, борец за свободу.
– Нет, но я же…
– Помолчи, Самсонов, помолчи. Иначе мне придется для тебя "скорую" вызвать. Или для себя.
– Но послушайте…
– Уйди отсюда, уйди. Не доводи до греха. Тебе вроде рановато в старческий маразм впадать.
– Ну почему вы так реагируете? Разве я предлагаю что-то нереальное или незаконное?
– Нет, ты предлагаешь только полнейшую ахинею. Не заставляй меня думать о тебе плохо, замолчи и иди займись делом.
– Чем же я заставляю вас думать обо мне плохо?
– Тем, что выдаешь себя за идиота. Хотя, я уверен, идиотом не являешься. Значит, изобрел какую-то интригу с неясной целью. Чего ты добиваешься, Самсонов?
– Я вам подробно рассказал, что предлагаю.
– И ты хочешь, чтобы я бросился тебе на шею с криком восторга и благодарности?
– Это не обязательно. Просто скажите "да".
– Сам я на такие вопросы не отвечаю. Вопросы редакционной политики положено выносить на редколлегию.
– Замечательно, выносите.
– Тогда все узнают о твоем предложении.
– Замечательно.
– Тебе не страшно?
– Почему мне должно быть страшно?
– Потому что все узнают о твоей психической неполноценности. Слушай, Самсонов, успокой меня. Скажи, что пришел немного попридуриваться, а потом вернешься к исполнению своих служебных обязанностей.
– Я излагаю вам свой план наилучшего исполнения моих служебных обязанностей. Кстати, острые, не ангажированные ни властью, ни оппозицией, материалы помогут популярности газеты и, следовательно, ее тиражу. Не вижу в такой перспективе ничего ужасного.
– Твои острые материалы только приведут меня и тебя на биржу труда. Бывал там когда-нибудь?
– Не приходилось. Думаю, любой опыт для журналиста полезен.
– А семью твою кто будет кормить, пока ты будешь набираться опыта?
– У меня нет семьи.
– У тебя есть семья, если ты не подонок. Ты в самом деле не даешь деньги жене? Совсем не возникает желания позаботиться о собственной дочери?
– Возникает иногда. Но если не будет работы, нечем будет делиться, и забот станет меньше. Я живу первобытным человеком, только сегодняшним днем.
– Первобытные люди заботились о детях, поэтому все и кончилось твоим рождением.
– Может, моим рождением все только начинается? Вы совершенно не хотите прославиться?
– Я хочу спокойно жить и работать, кормить семью и летать каждое лето в Египет. А вот чего тебе неймется – ума не приложу. Сейчас же опомнись, прекращай дурить, берись за ум и возвращай семью.
Самсонов машинально собрался выдать длинную нелицеприятную тираду о своей жене, которая водит к себе мужиков среди бела дня, не стесняясь соседей, но ангел-хранитель спас его, ловко придержав невоздержанный язык в самый последний момент.
– А я хочу жить в мире с самим собой, – неожиданно для себя произнес вслух буйный журналист. – Чтобы не сосало под ложечкой от осознания несовершенства жизни.
– Жизнь всегда будет несовершенной, – буркнул главный, с оттенком недоумения взглянув на подчиненного. Впервые за время знакомства он разглядел в Самсонове черты странного человека. Тот не хотел униматься:
– Я не предлагаю никакой крамолы. Сейчас нет ни пятьдесят восьмой статьи Уголовного кодекса, ни шестой статьи Конституции. Осуществление моего предложения не нарушит ни одного российского закона, почему вы смотрите на меня, как на сумасшедшего?
Главред действительно смотрел на него именно так, смотрел долго, с оттенком отеческой жалости во взгляде. В конце концов начальник решил обращаться с журналистом, как с малым ребенком:
– Понимаешь, на свете есть много законных вещей, которые недостижимы в реальной жизни. Человеку не запрещено летать, как птице, но он не может.
– Человек-то летать не может, но газета заниматься своим прямым делом честно и профессионально не только может, но и должна. А вот запретить такую деятельность газеты никто не может. По закону.
– Разве я говорил о запретах? Нам ничего не запретят, меня просто уволят по статье за служебные нарушения, которых у меня пруд пруди, потому что нет их только у того, кто ничего не делает. А тебя я просто убью, без юридических формальностей.
– А вы работайте без служебных нарушений. Надо же когда-нибудь навести порядок в государстве.
– Даже в государстве! Эк ты замахнулся, мил человек. Ты кем себя возомнил, вершитель судеб отечества? В государстве он порядок решил навести. Тебе рассказать древний анекдот про советскую власть и парикмахерскую?
– Не такая уж у нас парикмахерская. Целый район у Москвы под боком. Нас и в центральной прессе могут заметить.
– Очень ты нужен центральной прессе!
– И на федеральных каналах.
– Конечно, этим ты еще нужней! Хочешь навести порядок в России, стань сначала президентом.
– Спасибо, лучше я начну с парикмахерской. Вы мне так и не ответили, почему нельзя работать по правилам.
– Потому что работа по инструкции называется итальянской забастовкой. И вообще, как ты планируешь жить дальше, забросав дерьмом своего работодателя? Где ты видел людей, оставшихся живыми и счастливыми после подобных подвигов?
– Забросать дерьмом – значит возвести напраслину. Я же говорю о формулировании обоснованных точек зрения.
– Ты говоришь о войне компроматов, которой страна в свое время нахлебалась выше крыши. Теперь читателя больше всего интересуют гороскопы и фасон нижнего белья звезд экрана и эстрады.