– Ты собираешься доказать людям истинность ложного утверждения?
– Я собираюсь вынести на официальный уровень разговоры между собой. Люди ведь разговаривают между собой о разном, в том числе о власти. О передаче пашни под коттеджный поселок, о выделении средств на строительство и ремонт дорог, мало ли о чем.
– На эти темы у вас были публикации. Ты не читаешь собственную газету?
– Конечно, не читаю. Я туда пишу. Имелись всякие материальчики с изложением позиции администрации или просто с постановкой вопроса в целом. Так вот, по-настоящему следует провести расследование, назвать имена причастных к событиям лиц, сопоставить уже озвученные позиции, нащупать в них изъяны, предложить контраргументы, изучить документы, задать конкретные вопросы сведущим людям, составить цельную картинку.
– Так сведущие люди и побежали к тебе с правдивыми рассказами.
– Сначала не побегут. Пока не убедятся, что неприятный для администрации материал будет опубликован и останется без последствий для них лично.
– И что же изменится после этого?
– В таких делах вышестоящий всегда виноватей нижестоящего. Что создает для последних искушение оправдаться, указав пальцем на начальника.
– Так они тебе и указали. Им ведь дальше чем-то жить надо будет. Они ведь прекрасно знают – в случае примерного поведения им устроят синекурку в другом месте, а если они начнут тыкать пальцами куда попало – финал становится неопределенным.
– Ну, не все сразу. Возможно, альтернативный финал приобретет совершенно определенные тюремные очертания.
– Размечтался. Твоей газете функции прокуратуры и суда пока не доверили.
– Газета никого никуда не посадит. Она только сформирует общественное мнение, которое вынудит власти принять меры.
– Ты что, ненормальный? – искренне спросила Марина.
– Почему сразу ненормальный? Можно подумать, я предлагаю совершить государственный переворот. Нормальная работа прессы.
– Какие посадки? Какое общественное мнение? Какие дискуссии? Какие точки зрения? Какие фракции? Ты вчера родился?
– Что значит "какие"? Обыкновенные. Я не понимаю, почему ты пришла в такое возбуждение.
– Зачем тебе понадобился скандал? – не унималась Марина. – Один раз у тебя просвистело мимо виска, так ты решил все устроить так, чтобы наверняка?
– В прошлый раз, признаю, похулиганил. Но сейчас я не вижу ничего страшного.
– Газету свою сначала организуй, да найди средства и покровителя, который ее прикроет от милиции, налоговой инспекции, пожарных, энергетиков, типографии и прочих опасностей. Твою газету кто издает?
– Администрация. Ну и что? Самой же администрации выгодно обсудить имеющиеся возражения против принимаемых решений и доказать их необходимость. Если же таковое доказательство невозможно, то и решение лучше изменить или отменить.
– С кем обсуждать? Что обсуждать? – возмущалась Марина. – Ты ведь и меня под монастырь подведешь, если возьмешься осуществлять свои великие идеи. Главное, еще и сенаторов с думцами приплел!
– Приплел, ну и что? Сейчас как раз лето, сессий нет ни там, ни здесь. Можно через общественную приемную выйти на контакт и подсобрать необходимые сведения.
– Какой контакт? Ты думаешь, депутаты между сессиями только и делают, что общаются со своими избирателями? Они уже на Канарах давно, в отпусках. Тратят деньги того, кто провел их в Думу.
– Касатонова, что ли?
Марина изменилась в лице и села в постели, прикрывая одеялом грудь.
– Нет, ты скажи – ты действительно идиот, или тебя настолько серьезно купили, что ты уверен в своих силах?
Теперь пришло время удивляться уже Самсонову.
– Ну вот, приехали. Купили меня. Ты ведь сейчас не делаешь официальное заявление с выражением мнения администрации по поводу злопыхательских выступлений отдельных нечистоплотных элементов, подкупленных криминальными кругами, которых не устраивает плодотворная деятельность местных властей. Ты пока что со мной разговариваешь.
– Судя по всему, до официальных заявлений недолго осталось! Нет, ты скажи, с чего это ты жил себе спокойно, а теперь вдруг решил бороться за свободу слова?
– Не собираюсь я ни за что бороться! Я просто работаю журналистом. Чем же, по твоему, я должен заниматься на своей должности?
– Тем же, чем занимался до сих пор. Можно подумать, до тебя у нас журналистов не было! О действиях администрации ваша газета и сейчас рассказывает, в том числе под видом обсуждения, в этом духе и продолжай.
– До сих пор журналистом работал Ногинский, а я болтался где-то рядом.
– Ногинский работал тихо и мирно, заработал имя и на гребне карьеры ушел на пенсию. Тебе бы с него пример взять.
– Он ушел не на гребне. Психанул, когда надоело лепить горбатого.
– Откуда такие сведения? Ты его большой друг?
– Нет. Просто результат размышлений.
– Тебе больше думать не о чем? Жил бы себе и жил, как все люди живут.
– Марина, почему ты не хочешь понять элементарных вещей? Неужели работа в администрации так сильно сказывается на сообразительности?
– Так! Я не поняла, что ты сейчас сказал о моей сообразительности? Ну-ка, повтори!
– Я сказал только, что ты никогда не абстрагируешься от своей работы. Представь себе, что ты просто живешь в нашем городе и читаешь нашу газету. Тебя заинтересовала бы колонка, о которой я тебе рассказал?
– Я не просто живу в нашем городе, я здесь работаю. И твою газету я читаю исключительно по необходимости.
– Вот видишь! Если я добьюсь своего, ты получишь возможность зондажа общественного мнения в русле проводимой политики, обратную связь, так сказать. Вместо того, чтобы заинтересоваться новой возможностью повысить эффективность работы, ты возмущаешься!
Некоторое время Марина молча смотрела снизу вверх на Самсонова, силясь оценить степень его серьезности. Пауза растянулась до невозможности, заставив обоих молчащих посмотреть друг на друга, как на посторонних.
– Послушай, Самсонов, – тоном матери, успокаивающей ребенка, продолжила Марина, – умоляю тебя, не вздумай скандалить. Все можно согласовать, это моя работа, в конце концов. Какие мнения ты собираешься услышать от депутатов? Работают люди, никому не мешают, исполняют свои обязанности, голосуют. Зачем тебе знать, что они думают на самом деле? Есть моя контора, она для того и существует, чтобы формировать общественное мнение по поводу политики властей, работай с нами и живи спокойно, кому нужен конфликт? Можно и дискуссию организовать, но при нашем посредничестве. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?
– Не вижу ничего простого в твоем предложении. Разумеется, я обращусь к тебе за содействием для выхода на конкретных депутатов, но мои вопросы и их ответы будут иметь смысл только в том случае, если будут исходить от нас самих.
Марина встала, закутавшись в одеяло, сердито схватила с кресла халат и с возмущенным выражением лица удалилась в другую комнату одеваться. Самсонов поплелся на кухню и уныло предался делу приготовления скудного завтрака, пока к нему не присоединилась сожительница.
– Я должна объяснять тебе очевидные вещи? Я должна объяснять, что за депутатами стоят другие люди, деньги, у них есть интересы, и они стоят за них насмерть, потому что это не идеи?
– Замечательно. Вот пусть на страницах газеты доказывают общественную пользу продвигаемых ими программ.
– Какую общественную пользу? Свои проблемы они решают, свои! В первую очередь свои, общественные – по необходимости. То есть, только для того, чтобы было откуда отщипывать кусочки лично для себя. Куда ты лезешь? Ведь головы не снесешь! Ты понимаешь, какие деньги крутятся вокруг районных общественных нужд?
– У денег не бывает своих проблем. Любые инвестиции предполагают прибыль. С одной стороны, это дело инвестора, с другой – дело общества, поскольку любое предприятие обязано платить налоги, которые нужно с толком тратить. Если эти твои люди хотят просто построить себе дома, но на общественной земле – порядок отчуждения такой земли касается всех. Даже если они строят дом на частной земле, продавец участка тоже должен заплатить налог, и покупатель впоследствии обязан платить за нее налог каждый год. А ты говоришь – свои проблемы. Кстати, почему ты при наличии циничного взгляда на моральные достоинства нашей власти подвизаешься в администрации? Я здесь вижу в некотором роде толстовское противоречие между убеждениями и образом жизни.
– Потому что платят хорошо, вот почему! Можно подумать, ты сам не знаешь, почему. Хочу свой кусок с маслом, и не хочу ездить за ним каждый день в Москву, чтобы боссы меня мимоходом лапали на рабочем месте.
– А твои нынешние боссы тебя не лапают?
– Представь себе, нет! Наверное, боятся друг друга. Слушай, по какому праву ты здесь изображаешь из себя моральный авторитет? Смешно слышать из твоих уст поучения, хоть бы постеснялся. Ты ведь самый беспринципный тип в городе.
– Мне положена беспринципность, я журналист нашего времени. Но теперь желаю перевести стрелки вперед.
Самсонов готовил глазунью – одно из немногих постигнутых им чудес мировой кулинарии – и говорил неспешно, в манере вдумчивого учителя. Марина смотрела на него неотрывно и все не могла понять, разыгрывают ее или нет.
– Ладно, что с тобой говорить, – сказала она наконец. – Все равно у тебя ничего не выйдет. Ваш главред не вчера родился и на твои глупости не поведется, переживать за тебя дальше мне не придется. Если ты, конечно, не объявишь голодовку протеста у памятника Ленину.