Дружинники убежали. Человек в чёрном выждал некоторое время и суетливо похлопал Олега по плечу:
– Давай косарь! Давай, давай, быстро!
Безвольным движением Олег достал тысячу долларов. Главный ловко выхватил их из рук Олега.
– Разбежались! Иди, ты – первый!
Николай схватился за голову, когда Олег рассказал ему о своих приключениях. Но ещё больше его расстроило неожиданное заявление друга.
– Я выхожу из игры, – произнёс он негромко, но решительно, – изначально эта идея мне казалась порочной! Теперь я убеждён, что Господь не допустит её реализации!
– Ну, что ж, – Николай выдержал паузу, обдумывая свою реакцию на слова Олега, – насильно мил не будешь…
Николай не знал, что сказать. Ему было и обидно, так как без поддержки Олега идея сценического воплощения рок-оперы теряла смысл, и бесконечно жалко друга.
– …Я тебя понимаю, ты очень много потерял, и у меня к тебе нет никаких обид и претензий…
– Колян, а скажи честно, зачем ты затеял эту рок-оперу? Ведь тебя трудно назвать верующим, я же тебя знаю.
– Олег, не мне тебе напоминать, что вера не ограничивается одной только конфессией, пусть даже самой популярной. Более того, любой человек может придерживаться исключительно своих, так сказать, внеконфессионных религиозных взглядов, основанных на собственном опыте и анализе доступного ему опыта человечества. Да, я критически отношусь к христианству и, в частности, к православию. Думаю, что именно такая моя позиция заставила тебя поинтересоваться: "Зачем ты затеял эту рок-оперу"?
– Ты не ошибся.
– Нет, я – не абсолютный атеист, так как не в состоянии оспорить идею божественного начала Мироздания, законы которого объять человеческим разумом – нереально, тем более, что даже материальная составляющая Вселенной на девяносто пять процентов остаётся для человека загадкой. Но и те пять процентов материи, что классифицированы на сегодняшний день, изучены недостаточно. И, с учётом возможности существования параллельных миров, высшие из которых недоступны нам, обитателям четырёхмерного пространства, остаётся смириться с мыслью о том, что Вселенная бесконечна и непознаваема, а, значит, существует по законам Высшего Разума. Я не отрицаю наличия иерархической пирамиды, вершиной которой является Высший Разум, а человек находится между ним и основанием пирамиды. Кроме того, в силу бесконечности Вселенной, неразумно отрицать возможность существования большого количества внеземных цивилизаций, включая высокоразвитые, представители которых могут быть для нас посредниками Высшего Разума.
– Колян, любишь ты разглагольствовать! Я же тебя спросил: "Зачем ты затеял эту рок-оперу?" – и всё! Зачем?
– Ну, так я и хочу ответить на твой вопрос, – не без раздражения ответил Николай, – только развёрнуто.
– Давай короче!
– Хорошо. Как ты думаешь, в какой среде живёт человек? Олег задумался. Вопрос Николая, такой простой на первый взгляд, поставил его в тупик. Интуитивно он чувствовал, как на него ответить, однако, краткой формулировки найти не мог.
– Я помогу тебе. Ты ответишь: "В природной среде", – и будешь прав, а я скажу: "В исторической!" И попробуй возразить мне, если две тысячи лет назад Иисусом был заложен фундамент новой истории с новой нравственностью, новым мировоззрением, новым образом жизни и познания. И фундамент этот – есть не что иное, как любовь к ближнему! Всем достижениям, как в деле освоения материального мира, так и духовного, современный человек обязан этому фундаментальному принципу при всех издержках христианства в средневековые времена мракобесия.
– И что? Что дальше-то?
– Почти две тысячи лет практически вся Европа развивалась под знаменем христианства. И вот в двадцатом веке на одной шестой части всей суши нашей многострадальной планеты воинствующий атеизм разрушил сложившиеся принципы. Началась идейная и духовная коррозия современного человека Homo soveticus, что автоматически привело и к деградации производственных отношений. "Любовь к ближнему" трансформировалась в "Человек человеку – волк". А я хочу, чтобы Homo soveticus проникся фундаментальной идеей "Любви к ближнему"! Если для этого надо освежить в памяти человека Евангелие, пусть поводом для этого будет наша рок-опера! Это мой ответ на твой вопрос: "Зачем?" Кроме того, лично меня интересует земная жизнь Иисуса – Сына человеческого и его учеников.
– Почему?
– Принцип "Любви к ближнему" провозглашён для земной жизни, и Иисус, и его ученики следовали ему. Никто из нас не знает, что ждёт человека после смерти. Мне хотелось бы, чтобы человек также следовал принципу "Любви к ближнему" и без иллюзорного стимула Рая в Царствии Небесном. Но… я думаю, это дело неблизкого будущего. Ну, а почему Иуда стал героем произведения, мы это уже обсуждали, и, если зритель или читатель проникнется к Иуде если не симпатией, то хотя бы сочувствием, я буду считать свою задачу выполненной, так как не причисляю его к преступникам. Тех же, кто не разделяет мою точку зрения, я призываю не забывать, что Иисус, осуждая преступления, тем не менее, прощал преступников.
– Колян, я уважаю твою позицию, но… короче, я не верю в успех твоей затеи. Вот так – по-простому по-земному.
– Ну, что ж, у любого заблуждения есть свои апологеты…
Глава 22
Как всегда не вовремя позвонил Иван Иванович и предложил встретиться. Николай понимал, что встречи с ним не избежать. На той же конспиративной квартире Николая ожидал вместе с Иваном Ивановичем крепкий коренастый мужчина лет сорока со свежим шрамом через всю левую щеку.
– Николай Петрович, позвольте представить вам нашего сотрудника, – Иван Иванович встал со стула, – Евгений Анатольевич. А я ухожу на заслуженный отдых, и вы теперь будете общаться с ним. Не возражаете?
– Нет, не возражаю…
– Ну, вот и славненько, – улыбнулся новый куратор Николая, – а как, кстати, у вас дела в институте?
– Замечательно, – нарочито бодро среагировал Николай, – но звания старшего не дают.
– Ну, это дело наживное… Просто пока, наверное, штатное расписание не позволяет, – сделал предположение Иван Иванович и улыбнулся, – а вы теперь даже на базу ездите? Так ведь?
– Да, было дело…
– Правильно, это нужное общественно полезное дело, – Иван Иванович прищурился и хитровато глянул Николаю в глаза, – мы же там не барщину отрабатываем. Так ведь?
Николай сначала не понял намёка своего куратора.
– Мы же не холопы какие…
Что-то знакомое послышалось в его словах. Николай напрягся, пытаясь вспомнить это "что-то"…
– И в эпоху развитого социализма разве можем мы допустить, чтобы на селе пышным цветом расцвёл чертополох феодализма? Так ведь?
Наконец-то до Николая дошло!!! "Какой ужас! И Светка стучит! Кому верить?! – от удивления и возмущения у него резко участилось серцебиение и щёки стали пунцово-красными, – а Иван Иванович – молодец, что предупредил. Спасибо ему! Славный, всё-таки, старикан! Жаль с ним расставаться. Не знаю, удастся ли нового "шефа" так же легко водить за нос, как Ивана Ивановича… поживём – увидим!"
– Мне нечего возразить, – взял себя в руки Николай, – и тем более добавить.
– А раз так, может быть, попьём пивка, здесь рядом, в чебуречной, – предложил Иван Иванович, – за знакомство. Заодно проводите меня. Идёт?
– Идёт! – обрадовался завершению официальной части встречи Николай.
Евгений Анатольевич не возражал тоже.
Очередного задания от нового куратора не последовало, и это очень радовало Николая, радовало и успокаивало. Однако тревожила застойная ситуация на трудовом фронте. После защиты прошло уже больше года, а тему работы так и не включили в институтские планы. Это развязывало руки руководству отдела. "Эх, – частенько думал Николай, – был бы Захар, уж он-то придумал бы что-нибудь. И были бы и договора, и командировки, и новые идеи. Как он там сейчас, в Канаде? Кто-кто, а Захар уж точно там не пропадёт!!!" А теперь он, Николай, становится в отделе мальчиком на побегушках: в колхоз – первый кандидат Рябов, на базу – он же! Да сколько можно?! Каждый месяц – по два-три раза! Нет, хватит! В очередной раз его вызвал к себе начальник отдела и приказал выехать на уборку картошки на целых три дня! Вместе с ним в разнарядку попали ещё четверо, включая Светлану. Это обстоятельство сдержало Николая от взрыва накопившегося негодования, и он решил подчиниться. Но в последний раз!
Подшефный колхоз находился на восемьдесят пятом километре по Можайке. Прибыли работнички к обеду. Остатка дня хватило только на обустройство. Разместились в клубе. Отдохнули с дороги. Председатель колхоза представил бригадира, который невнятно, но по-военному попытался сформулировать задание на завтра, а сегодня предложил сгонять на ферму за молоком. Первыми вызвались Светлана и Николай. Оба понимали, что это – удачная возможность уединиться. До вечерней дойки оставалось часа полтора. Их путь пролегал через поле, уставленное скирдами соломы. Шли неспеша. Светлана обняла Николая за поясницу, просунув свою руку сначала под ватник, а потом её ладошка скользнула под ремень и протиснулась даже чуть ниже. Николай обнимал её сначала за плечи, потом – за талию, а когда Светлана отвоевала пространство под ремнём Николая, он резко развернул её к себе, крепко прижал и поцеловал. Влекомая обоюдным желанием, парочка попятилась к стоящей рядом копне и, не прерывая затяжного поцелуя, опустилась на солому. Николай суетливо скинул с себя ватник и уложил на него Светлану. Она помогла ему, стоящему на коленях, расстегнуть ремень и приспустить брюки. Он ответил ей взаимностью и помог завершить необходимую подготовку к триумфальному природному акту слияния мужского и женского начал. Что шептала ему Светлана, он не слышал, вернее, не слушал и не хотел слушать.