– Чернец, чернец, что ж мне и на девок посмотреть нельзя? Я ж, как братья, обетов безбрачия не давал, – Со смехом закончил он, – Да и князь наш, хоть и брат, а семью вон, чтит и холит.
– Семья – корень ариев, – Сурово поправил Андрей, – С грустью глядя на Малку.
– Беру свои слова обратно, – Микулица хитро улыбнулся, – Но только о князе. А о девках, все как на духу. Вот присмотрю попригожей, и женюсь, – Он хлестнул коня и умчался к женской кавалькаде.
– Мужик уже, а трепач, как в детстве, – Незлобиво сказал Данила, – А ведь и впрямь его женить пора. Как думаешь Андрейка?
– Захочет, женим, – Погруженный в свои мысли ответил князь.
– И не захочет – женим, – Подвел итог разговору Данила.
Конный поезд растянулся по всей дороге. Ехали вольготно, останавливаясь на сороках и у монастырей, где все были рады принять гостей. Разбойный люд сидел тихо. Выехавшие навстречу дружинники во главе с Борисом ждали их на перевалах. Встретились, обнялись и ускакали в рощи вдоль дороги на склоны холмов. Чем черт не шутит, когда Бог спит.
– Береженного Бог бережет, – Бросил на ходу Борис, в ответ на недоуменный взгляд Андрея.
– Кто трезв и умен – два угодья в нем, – Поддержал любимца Данила, – Это тебе моя замена, – Со вздохом добавил он, – И не возражай. В последний путь с тобой в Залесье поеду. Стар. Стар я, Андрейка. Родную бы землю увидеть и в нее лечь. Не люблю я эту землицу заморскую, не моя она. Нет в ней тепла. Увези меня Андрейка домой. Чую свой смертный час. Хочу дома его принять, с мечом в руке. Хочу курган над собой из родной земли. Хочу, что бы дружина на нем чару поминальную выпила. Обещай мне Андрейка…
– Ты чего это старый о смерти заговорил? Рано еще…
– Не перебивай. Я может, больше смелости не наберусь, об этом с тобой говорить. Обещай мне князь, – Данила первый раз назвал его так, – Что похоронишь меня по старому обряду, как ариев в давние времена хоронили. На костре. Чтобы отлетела моя душа в дыме Святого огня в Ирий, в Вальхалу, к Валькириям, к сестрам нашей Малки. Что бы не плакали на могиле моей, а пели песни старые. Со мной в курган меч мой, и коня моего, и брони мои положите. А девок молодых не надо. Я их на этом свете не больно-то жаловал. Пусть всплакнет обо мне бисова девка Малка, и то хорошо, – Он вздохнул.
– Обещаю дядька. Да ты еще меня переживешь.
– Чур, чур. Что ж ты глупости то говоришь, Андрейка. Старому покой – молодому разбой. Все, больше я к этому не возвращаюсь. Ты княжич, слово княжеское дал. Я верю.
В Иерусалим прибыли засветло. Расположились на дворцовой слободе. Малка забрала девок с собой, повернув коня к дворцу Елены. На недоуменный взгляд Андрея ответила.
– Все мы дочери праматери. Все мы жрицы любви. Подготовимся. Перышки почистим, приедем вечером на пир в главный королевский дворец. А там как Боги положат. Утром разберемся, кто на какой подушке проснется.
– Делай, как знаешь. Ты в этих делах не просто Богиня, а Богиня Любви, – Князь поворотил коня в сторону Храмовой горы, дав указание дружинникам разместить гостей в Ханском дворце и во дворце Орды.
Малкина ватага приехала во дворец Елены, где их встретили радостно и с радушием. Жрицы любви почитали Малку за свою покровительницу, часто бывавшую у них. Они помогли гостьям сойти с коней и увели каждую в свои покои смыть дорожную грязь привести волосы и тело в порядок, подобрать наряд, достойный каждой.
Пусть каждая сегодня будет Богиней Любви! – Отдала приказ Малка, – И вас всех приглашаю на пир. Этот пир должен будет запомнить каждый гость на всю жизнь. Это для них будет последний мирный пир в объятиях мирных женщин. Далее в жизни они не нектары, а кровь пить будут. Не на мягких перинах и шелках в объятиях любви, а на лаврах в объятиях воинской славы почивать будут. А ваши пути любимые мои сестры, то же не так прямы, как видится сегодня, но овеяны славой и почетом. Никогда не корите судьбу, а следуйте за ней. Идите, и пусть Эрос сегодня осеняет вас своим крылом, сестры мои!
Вечером во дворце короля Заморских Земель юный король Болдуин давал пир. Пир всем правителям земли обетованной, пир будущим соправителям Великой Империи. Мужчины были смелы и горды. Женщины прелестны и обворожительны. Незаметный шмыгал по залу голый мальчонка с луком, потом вылетел в окно и умчался в город, как попросила его ученица его матери Артемиды. Кто проснулся, на какой подушке, осталось тайной. Не такой большой, как кажется. Пели потом по замкам и монаршим дворам барды и менестрели, что проснулась юная Алиенора в объятиях юного Генриха, будущего короля Англии и будущего мужа своего, отца Ричарда Львиное Сердце, которого она ему родит. Пели про то, что юный Фридрих и дочь Роджера Борса, совсем малышка Констанция, то же не устояли перед стрелами Эроса. В чем папа был заинтересован более чем все Эросы мира. Пели о том, что суровый духовник Андрея, чернокнижник и чародей тоже проснулся в своей келье ни один. И все это, по словам менестрелей и вагантов, а все знают, как они врут без зазрения совести, произошло по воле самой Девы Ариев. Да и сам она, по словам тех же бессовестных певцов, до утра провела в горнице князя Ростовского, даря ему свою не земную любовь. Но то Боги. Он Бог и она Богиня. А у них любовь другая, смертным недоступная. Непорочная. И во многих домах Великого города, в эту ночь трещали шелковые платья, скрипели лежаки и кровати и оглашалась ночь криками страсти и стонами наслаждения. Видно действительно правил в эту ночь озорной мальчишка Эрос, а он умеет делать ночи долгими и сладостными.
Действительно Малка после пира пришла в горницу Андрея, появившись перед ним неожиданно, как она делала последние двадцать лет с того времени, как получила она откровение в Храме Артемиды на крутом берегу Босфора.
Двадцать лет, вроде как недавно это было. Она только что ставшая Жрицей Богини, семнадцатилетняя девочка, познавшая всю мудрость любви, но остававшаяся девой, пришла тогда к нему первый раз, появившись из воздуха в его горнице во дворце Базилевса. Она помнила это, как будто все это произошло вчера.
Он лежал на широком царском ложе, раскинувшись во сне, как ребенок, которого не беспокоит завтра. Даже картины, показанные ему в Храме, не смогли затуманить его чела. Она встала рядом и смотрела на его сильное тело, благородное чело, рыжие волосы, и слегка пробивавшуюся бороду и усы.
– Пацан еще, – С любовью подумала она, протягивая руку, что бы накинуть на него покрывало.
– Это кто?
– Вот волчье чутье, – Подумала она, успев отпрыгнуть.
– Стой! – Стальной хваткой сжало ей руку.
– Да я это, Андрей. Руку отпусти, сломаешь.
– Чего ж ты меня как в детстве не бросила, – Узнавая Малку, спросил князь.
– Так не дети уже, – Ответила Малка, – Чего бросать-то?
– А зачем пришла в неурочное время? – Он привстал на кровати.
– Догадайся, не дети уже, – Мягко сказала девушка.
– Так ты…, – Он не мог вымолвить ни слова.
– Люблю тебя. Больше жизни люблю, – Голос ее дрожал.
– Но ведь ты Жрица. Велеса невеста.
– Артемида у Велеса отмолит, – Шепот едва срывался с ее уст.
– Отмолит? – Дыхание его прерывалось. Он чувствовал руками ее тело, но южная ночь была непроглядна.
– Отмолит. Отмолит. Она моя покровительница. Она меня всему научила и в Жрицы свои посвятила. Она отмолит, – Шепот ее становился все жарче и жарче. Кажется сам воздух вдруг стал вязким.
– А если нет? Я убью тебя. Велес не простит.
– Если Артемида с нами она даст знак, что ей это угодно, – С хрипом вырвалось из ее уст. Малку начал колотит нервный озноб. Все, чему учили ее в Храме, волной поднималось от низа живота, разрывая ей грудь.
– Если она с нами…, – Хватка его руки разжалась и рука побежала к ее груди, коснулась сосков.
В этот миг, как ответ на их призыв, лунный луч пробился через ставни и перед князем предстала прекрасная девушка в полной наготе стоящая у его ложа. По ее белоснежным плечам, отливающимся волшебным лунным светом, рассыпались золотые локоны, спадавшие до пояса и прикрывавшие высокую девичью грудь и слегка бедра. Бездонные ее глаза, кажется светились в темноте призывным светом колдовского омута. Он притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, только движением головы откинула волосы, показывая себя всю. Грудь ее вздымалась от дыхания, соски налились, и вся она выражала желание и готовность раствориться в любовной неге. Князь обнял Малку, и их уста слились в поцелуе. Малка всегда помнила эту ночь. Все, чему учили ее в Храме, она показала князю. Напрасно стучали ему дружинники, напрасно бурчал под дверью Данила и вопрошал Микулица. Она навела им помрак. Три дня не видел никто князя. Три дня и три ночи вела его Малка по лабиринтам страны любви. Она научила его всему, что знала сама. Двадцать лет приходит она к нему по ночам. Он знал теперь каждую родинку на ее теле, каждый изгиб ее бедра, каждую ямочку на ее груди. Она не старела, только наливалась соком, как молодой персик. Она становилась краше и желанней с каждым днем этих двадцати лет. Они уже давно оговорили, что не смогут быть одной семьей. Он давно уже нашел княжну, еще тогда в цареградских землях, и у него рос сын. Но ночи их продолжались. И после пира была опять ее ночь.
Князь возмужал, заматерел. Но в любви с ней оставался, как и она юным и ненасытным. Она умела делать так, что бы он всегда хотел ее. Она заплатила за все сполна. За это, и за свое бессмертие. И эта ночь была ее. Она заразила своим сумасшествием на эту ночь весь город. Даже Угрюмы завыли на полную луну и, превратившись в серые тени, умчались в окрестные холмы искать своих волчиц.
Город ходил ходуном, как ложе под ней и князем. То, что она делала сегодня, она не позволяла делать себе все двадцать лет.