Ватага, обрастая как снежный ком новыми воями, покатилась назад к Русскому морю вдоль Лабы, вдоль Дуная. Через горы и лощины. Под звонкие песни Малки и звон мечей из ножен вынимаемых только чтобы размяться, да оточить коронный удар. Схлестнуться с дружиной было смерти подобно. Да и не скрывали уже ватажники, кто они. Высоко взметнулись стяги "Спаса Нерукотворного" и "Медведя с секирой в лапах", как – бы заранее отпугивая глупого и неповоротливого. К червленым щитам с солнечным диском и к пегому стягу Перунову, прибавились червленые щиты с драконом и львом и лазоревый стяг с Михаилом Архангелом. Мало кто видел в подлунном мире, на походном марше, в походном строю единой дружины, Ангелов Медведями прикрытых. И одно это откидывало назад, к земле припечатывало даже самого глупого и задиристового, Потому, как шансов уцелеть, пусть даже в скоротечной схватке, в десятеро превосходящим числом, из-за засады, и то у нападавших не было.
В Берладе Иванко Берладский встретил их как старых знакомцев.
– Ишь вымахали! Орлы! А я вас сопляками помню, отроками, – Он повернулся, увидел Малку, осталбенел, – Вот! А думал народ сказки бает! Вот она Дева Ариев! В терем всех прошу, не побрезгуйте!
– Да ты что дядько, мы ж не ангелы небесные, – Данила хлопнул Иванку по плечу, – Угомонись. Идем, – И вдруг, как будто кто-то толкнул его в бок, резко повернулся к пристани.
Из-за мыса выплывали Борисовы лодьи, а на перерез им летели, выскочившие из плавней, ушкуи с червлеными боками.
– Все, – Подумал Данила, – Сшибка!
Но в этот момент ушкуи резко развернулись в линию, и над головным взвился вымпел, так хорошо знакомый по первому путешествию, по отроческим воспоминаниям.
– Неврюй! – Вырвалось сразу у князя, Данилы и Малки.
Ушкуи подходили к берегу, почтительно держась в стороне от лодей. На борту уже можно было разглядеть дюжую фигуру Громады, и щуплую точку Бакланки.
– С приездом князь! – Принес ветер, – Заждались. Но слухом земля полнится.
Ушкуи и лодьи встали борт о борт. Неврюй спрыгнув на пристань, опытным глазом определил вожака, и протянул обе руки Борису.
– Неврюй меня зовут. Силен ты. Даже руль не дрогнул, как мы накатились. Любо!
– Борис, – Внимательно посмотрев на ушкуйника, ответил тот, – На две твоих своих две, – Он протянул навстречу две руки.
– Да поди ж ты, обнимемся, старый хрыч! – Данила раскрыл объятия.
– Да уж не старее всяких. Али ты там, в Новом Израиле молодел с годами? Говорят там девки огонь. Старых враз молодыми делают. Или в гроб вгоняют, – Он шагнул навстречу воеводе, и они обнялись со звоном кольчуг.
Громада протискивался через толпу. Хотя назвать его прямой курс притискиванием было не очень правильно.
– А где мальчик мой зеленый? Потеряли что ли? Сукины дети, – Голос его гудел над пристанью как вечевой колокол.
– Нету эльфа, – Микулица остановил кметя, – Нету, Артемида забрала.
– Да как же вы… Да вы что…, – Огромный человечище готов был разрыдаться.
– Так не отдавали бы… Тоже мне Богиня… Ярославна-то…Фитюлька смазливая… Артемида… А в шею…
Народ отпрянул от Громады. Такого богохульства. Да еще о Деве Ариев, о Самой Матери Природе даже слышать было страшно. Сейчас поднимется море и поглотит отступника. Сейчас разверзнется небо и прилетит на колеснице страшный Арес, брат Артемиды и уложит одним ударом охальника. Но в образовавшемся пространстве появилась Дева, от волос которой исходило солнечное сияние. Рука ее ласково легла на голову плачущему кметю, с трудом доставая до нее.
– Не плачь Громадушка, – Голос зажурчал как весенний ручей, – Не плачь. Я тебе вместо Малка сестрой и берегиней буду. И зовут меня Малка. Я замена, что Богиня на землю дала вместо любимца своего. Не плач Громадушка.
– Малка? – Слезы высохли на щеках кметя, – Малка, – Он повторил имя, как бы пробуя его на вкус, – Малка! Так ты – он и есть, – С детской простотой Громада сделал этот вывод, обхватил Малку, поднял над собой и посадил на плечо.
Ватага двинулась к терему Иванки, и высоко над толпой сиял червонным золотом, развивался новым победным стягом водопад волос Богини покровительницы.
Обратно в Царьград лодьи и ушкуи понесли не дружину – войско. Андрей со старой ватагой, да с немногими уграми и полабами пошел конно, наметом вдоль моря. На дальних подступах к городу встретили его византийские дьяки с поклоном и просьбой от Базилевса, в город не входить, встать лагерем на Хризополе, на асиятском берегу. Князь перечить не стал, оговорил, что забежит к родственнику почтение оказать с малым количеством людей и, получив струги для переправы, перевез людей через узкую щель Босфора. Выбраться во дворец так ему и не удалось. На следующий день прискакал гонец из дворцовых дьяков с известием, что в гости жалуют Мануил с сестрой Анной. Князь распорядился встречать родственников по-родственному. Без шумихи и пыли в глаза. Анну он помнил еще с отрочества, а Мануил тогда еще без порток бегал, а теперь смотри ты – наследник трона.
Посольство приехало к полудню во всем блеске и шумихе, как это умели делать цареградские дьяки. Анна, превратившаяся в матрону, слегка располневшая, но не потерявшая былой красоты и восторженности, по отчески облобызала Андрея. Мануил с восторгом смотрел на легендарного витязя, слухом о котором земля полнилась.
– А правда, что в войске твоем сама Солнечная Дева берегиней? – Не удержалось, сорвалось с языка, – Или сказки то все? – Смущенно закончил юный царевич.
– А что, хочешь на Богиню посмотреть? – Андрей хитро усмехнулся, – Изволь. Сегодня на трапезе и увидишь.
– Байки баешь? – Не сдержался Мануил. Отдернул себя, – Правда?
– Правда. Правда, – Раздался тихий голос за спиной царевича.
Он обернулся и зажмурился. Перед ним стояла… Сама – Она! В нежно-зеленом наряде, с копной червонно-золотых волос, в золоченых бронях, опираясь на луку седла вороного иноходца. Он не мог понять, кого она больше ему напоминала. Богиню Любви. Богиню Леса. Нет! Он вспомнил. Она напоминала ему саму праматерь Ариев – Марию, Мать Богородицу. Вот такой он ее и представлял. Прекрасной и гордой. В нимбе золотых волос. В золотом шеломе с зеленым шелковым наметом. Только у Ариев – племени воинов может быть праматерь воительница. Нежная, как мать, и грозная, как воин. Она! Прямо перед ним. Он ждал, что она сейчас распадется, рассыпется на сотни синих незабудок, таких же синих, как ее глаза, смотрящие ему прямо в душу. Он зажмурился и быстро открыл глаза. Она стояла на прежнем месте. И вдруг заливисто засмеялась серебряным смехом. Зазвенела колокольчиком. Вокруг все откликнулось на ее призыв. Зашумело море, закричали чайки, тонко заржал волшебный скакун, и тихо зазвенели кольчуги на стоящих вокруг хозяйки жутких телохранителях.
– Пойдемте гости дорогие в шатер. Преломим хлеб, выпьем сладких медов, зелена вина, – Она как радушная хозяйка пошла первой.
– Пойдем братец, – Андрей подтолкнул оторопевшего Мануила, и взял под локоток Анну.
До позднего вечера обсуждали гости и хозяева, как им жизнь коротать. Договорились, что ватага дальше пойдет, оставив малую дружину с Микулицей дожидаться скачущего сюда с новостями Гуляя. А потом на ушкуях догонят остальных.
Договорились тихо, что, как только Братство на ноги станет, отрядит верных братьев в помощь царевичу. Будет тот готовить встречу всех Мономаховичей, что на старшем столе сидят, для решения дел неотложных. Но то, только тогда, когда силы Братства наберут.
Пожаловался Мануил, что бедокурят поднявшие голову вены – морские разбойники. Из города своего Венеции выскакивают стаей, как голодные волки, и рыщут по волнам. Ни кого не милуют. С другой стороны берберы Иванкины грызут всех, как дикие псы. Душат разбойники торговлю морскую, одна управа ушкуйники. Да и те не подарок.
– Надо морское Братство образовывать, – Отметил про себя Андрей, – Вон братья назареи из которых, воин великий Самсон вышел, не удел ноне. Если бы их к морским воротам – Кипру перебросить, то считай, удавку на горло разбойников накинули. С назареями не забалуешь. Их на "брысь" не возьмешь и златом не купишь. Надо будет с Неврюем побалакать на эту тему.
К вечеру расстались по-братски, расцеловавшись троекратно. Мануил на прощание пощупал Солнечную Деву.
– Не пригрезилось ли? Нет. Вот шелк под рукой хрустит, и бронь холодным металлом откликается.
– Ну что, царевич, посидел с богиней за одним столом? – Весело спросил его Микулица, – Значиться благословение на дела свои получил!
– Благодарствую! – Мануил повернулся к Малке, – Когда еще тебя увижу, солнцеподобная?
– Когда на путь служения Богам встанешь, – Коротко ответила Малка, и смягчила тон, – Скоро. На совете, когда все соберетесь, и я с вами буду. Жди.
С утра войско двинуло в путь. На Иерусалим в Новый Израиль, в Святую Обитель. Вершить Божье дело во славу дела общего.
Ни кто не знал, кроме Малки, что пройдет почти два десятка лет, когда соберутся в тереме Базилевса Цареградского Мануила старшие князья. Все казалось таким скорым и быстрым. До всего было рукой подать. Только Малка знала, как долго будет Братство строиться и воспитывать свою железную когорту воинов. Как не просто осядут на островах Братья Самсона совместно с Братьями Иоаннитами, и приведут к порядку разгульный морской народ. В боях тех состарятся и уйдут на покой, в тихую гавань или в Ирий, и Громада с Бакланкой, и Неврюй. Отдаст старый ушкуйник все бразды правления Борису, а тот найдет себе заменщика, а сам останется в дружине Андрея, завороженный синими глазами Богородицы. Так с тех пор и пошло, с легкой руки Мануила, что ведет в бой князя Андрея сама Богородица.