Андрей, отпив из своего кубка, провалился в голубой туман и выскользнул из пелены, паря над зелеными полями и цветущими садами Ойкумены. Его взор охватывал всю землю от края от края. Тысячи командорств и храмовых домов покрывали простиравшиеся под ним просторы, как бы превратившись в стальную паутину, наброшенную на земли народов и племен. В узлах переплетения стояли укрепленные усадьбы и неприступные замки. В высоких белоснежных палатах, на обедню собирались воины в белых плащах с нашитыми на них красными крестами. Храмовники – защитники Священной чаши создали государство в государстве со своим собственным войском, собственным судом, собственной церковью, собственным князем и собственными финансами. Он видел их замки на высоких скалах, набойные насады, бороздящие просторы океана, непреступные цитадели портов, высокие стены Храмов – Тамплей, как называли их в западных уделах. И черный, гордо взметнувшийся в небо, купол Главного Храма в Иерусалиме.
Он спустился пониже из заоблачной выси. Из ворот серого замка, нависшего громадой над затаившемся в предательском прыжке городом, под покровом ночи, сменив белые плащи на черные сутаны, выезжают самые преданные, самые верные Братья бедных всадников Храма. Неслышно тянут кони, смазанные салом, чтобы не скрипели в ночи, телеги. Как призраки растаяла вереница всадников и охраняемый ими груз на дороге ведущей к порту Росов, Ля Рошель как говорят в этом городе. Молча погрузили братья свою тайную ношу на галеры, взошли на палубу, отпустив верных коней, и подняли черные паруса, может, впервые сменив на мачтах свой гордый восьмиконечный крест. Чуть отнесло Андрея в сторону родной Залесской Руси, и вот мелькнула под ним голубая лента реки, и он разглядел знакомые очертания Волги-Матушки и разбросанные вдоль нее суздальские посады. Правда, по более в размерах и по осанистей что ли. Вот мелькнули на глади ленты-реки знакомые очертания галер, и Андрей разглядел, как уже под Храмовыми белыми парусами с красным крестом, заваливаясь под ветер, пристают к заставе гости. Как встречает их митрополит с осанистой бородой, князь, судя по осанке, со старшего стола, и народ, горластый и любопытный. Челом бьют обиженные братья старшему на столе и придаются под руку его.
Но опять дунул ветер Богов и отнес его опять к страшному городу, где увидел он на острове, прозываемым Жидовским, горящие костры. А на тех кострах братьев храмовников, не склонивших головы перед алчущими их богатства и жизни мятежниками, думающими, что настал их звездный час. Но даже в разгуле собственной безнаказанности и ожидания власти беспредельной, отважились они только очистительным огнем отгородиться от мщения братского. И услышал Андрей как из великого пламени высокий, и благообразный старик бросил слова в глаза мучителям. Великий Мастер, вглядевшись в глубины времени, уверено предсказал им смерть неминуемую, от рук кровников, побратимов своих. Андрей приподнялся выше и опять увидел, как латалась, чинилась и становилась прочней стальная паутина. Как во многих краях Ойкумены запылали замки мятежников. А в далекой Залесской Руси вставал, поднимался город-крепость на семи холмах. Город сам состоявший из крепостей и принимавший в объятия всех братьев, кто службу свою братскую закончил. Город – тихая гавань, в котором можно бросить свой якорь на старости лет. Бросился Андрей из поднебесья пониже, рассмотреть, различить. И… оказался за столом в Храме Артемиды с кубком в руках. Только глубокая складка прорезала с этих пор чело князя.
Данила сел, облокотился о высокий валик, лежавший на лежанке рядом с ним, и маленькими глотками отпил из своего кубка. Он увидел суровых воинов, ожидающих в предрассветном тумане, покажется перед ними враг или нет. Он ощутил себя умелым и знатным воеводой. Которому князь вверил, не токмо жизнь свою, но и долю державы всей. За спиной его фыркали кони дружинников, отборных витязей под хоругвью Спаса Нерукотворного. "Помнят еще, не потеряли знаний заветных", – удовлетворенно подумал Данила. В соседней дубраве разминал плечи князь нового удела Даниле не знамого, но по огню в глазах и прозвищу Храбр, определил дядька, что не робкого десятка вой.
Туман утренний рассеялся и увидел Данила войско на холме ставшее. Князя в ставке главной со знакомой иконой, что в Царьграде им показана Лукой была – Богоматерью "Умиления". Увидел, как надвигается сила огромная с подножья холма вверх, туда к князю, к иконе. И себя увидел старый вой в облике воеводы, ведущего своих берсерков низинами, где еще лежал туман, туда в обход наступающих, в бок, в тыл, на главный табор ворога, на ханские шатры, что на другом берегу, на высоком холме. А бок о бок с ним Храбр, махнул рукой, перекрестил, и повернул чуть раньше, растаяв в тумане. Ему в самую сечу садами в центр, когда враг в рубке завязнет, да с коней спешится. Отважный вой! Данила обтер пот со лба и как бы стер картинку, Увидел тризну по погибшим. Двух витязей плащами белыми накрытых с крестами красными на них, и старца – Мастера Великого панихиду по ним правящего. Поближе хотел Данила героев рассмотреть, да соскользнул видать с горки времени, и очнулся на лежанке с кубком в руках. Только в ушах продолжал звучать колокольный звон победный и голос того старца, панихиду служащего, но так, что победной песней та панихида оборачивалась. Да еще остался в глазах у Данилы образ поля того, поля славы бранной и, каким-то ведением смутным, церковь не велика, на костях погибших взросшая, Всех Святых прозываемая толи на Кулешах, толи на Кулишках, не расслышал он. Сел старый и одним махом опрокинул в себя ендову крепкого вина, в память тех, кто на том поле бранном выстоял.
Микулица пил из своего кубка медленно, с прищуром, будто пытаясь понять, что это, и из чего сделано? Дух его встрепенулся, освободившись от оков тела, ожидая этого долго и нетерпеливо. Взвился вверх свечой, слившись с солнечными лучами, и увидел страшную картину. Перед взором его расстилалась огромная земля, перерезанная реками и дорогами, с голубыми зеркалами озер и морей, со зловонными городами и заросшими пыреем полями. И на всем этом пространстве, освещаемом лучами знойного летнего Ярилы, правила праздник Черная Смерть. Она косила своей косой целые деревни, посады и города. Ступала мягкими шагами по пыльным дорогам и прыгала легким скоком на борт проплывавших лодей и стругов. Она была ласкова и незаметна в начале и кровава и бессердечна в своем разгуле. Она не щадила ни старого, ни малого, ни красну девицу, ни великородного князя, ни опытного воина. Одно дыхание страшной гостьи убивало все живое. Струпьями покрывался человек от ее взгляда. И скакали по улицам не видимые всадники, погоняя не видимых коней, оставляя за собой стон и плач по дворам, да погребальный колокольный звон.
Оглянулся оторопело Микулица, мол, куда ж его занесло? И увидел, как навстречу той невидимой, той страшной морове выступили братья в красных и черных плащах с белым крестом, тем, что ему братья из Амальфи начертали. На всех путях, заставах и переправах поставили они рогатки, карантинами называемые, а рядом расположили дома странноприимные, в коих братья Святого Лазаря принимали тех, кого Черная Смерть своим крылом задела. А от тех засек и застав на землю смертью меченную, как в самую страшную битву с врагом, мечу недоступным шагнули отряды братьев госпитальеров. Города мором битые, огнем очистительным прокаливали, земли черными всадниками топтаные поливали отваром, и водой кипящей обваривали. Шли вперед, и отступала смерть, назад пятилась. Гибли в том бою отважные. И невинные гибли, ибо несли они в себе семя смерти до поры, до времени спящие.
Видел Микулица флот Великий с пиратами-берберами, что потомками Иванки Берладского являлись, боровшийся и по морям, океанам плавающий. Видел царя земли незнаемой, но кем-то на ухо шепнувшим, Руси царем называемого. В белом парике странном, на троне с двуглавым орлом, восседал тот царь и братьев, теперь мальтийцами называемых, под руку свою брал. "Русь! Надо ж Русь как расцвела!" – Подумал Микулица. Нырнул ближе к городу великому, разглядеть купола золотые и шпили соборов сказочных, и оказался за столом с кубком в руках. В глазах инока осталась с тех пор тоска от вида смерти незнаемой и удивление от вида города великого, что на русской земле вырастет.
Гундомер пил напиток неохотно, но с видимым удовольствием и желанием заглянуть туда, за кромку, где небо сходится с землей, и живут великие Боги – Один и Тор. Он увидел свой Полабский край, зеленые поля и хрустальные ручьи в дубравах. Увидел братьев, взявших себе имя в честь древнего племени тевтонов, прославившегося во главе со своим вождем Борисом и князем Тевтободом в боях и сражениях. Под рукой Святополка Поморского, одетые в белый плащ с черным крестом братья, жестко встали на прибалтийских землях. Орденские Берги – замки вырастали в самых глухих местах, закрепляясь на землях и ведя за собой земельные комтуры, по дикому зверю туру лесному названные. Божьи дворяне – так называли себя сами братья. Псы-рыцари – дали им имя соседи и недруги. И поделом, потому как грызли они врагов своих не хуже псов цепных, а вскоре и сами называть себя стали Псами Господними.
Увидел он, как под ударами мятежников отходили отряды братьев туда, куда всегда стремились, в тихую гавань, на Русь. Под руку Великого царя, ушли братья и Тевтонского дома и Ливонского. Верой и правдой служа новому господину. Увидел Гундомер, как в новом обличии грызли врага полабские братья, приторочив к седлу собачьи головы, рассыпав, разместив силы свои по кромам, да дворам на Руси.