– Ты увидела достойнейших. Некоторые давно ушли в Ирий, другие еще не родились, кто-то из них живет лишь в устах народов. Но обо всех них люди будут вспоминать веками, и рассказывать своим потомкам, как волшебную сказку. Каждая из них прожила свою жизнь, в своем роду, своей стране, в свое время или… не жила никогда. Одно общее есть в их судьбе. Макошь свила им свою нить с нитью любви. Разные учителя были у этих героинь. Одних обучала я, других Богиня молодости и любви Леля. Даже сама Богородица-Лада, преподала сею науку праматери ариев. Поэтому такая разная она – Любовь. Поэтому так многогранно и неповторимо ее искусство. Я буду тебя учить тому, что знаю я. Искусству природной любви, любви леса, трав, цветов, любви зверей и птиц. Я – Богиня Леса, Богиня Охоты, Солнечная Дева, Дева Ариев. У меня свое искусство любви. Сначала я научу тебя жить духом любви, а потом мои жрицы научат твое тело пользоваться этими знаниями.
– Я готова! – Ответила Малка.
– Сейчас ты станешь частью мира. Частичкой того, что вы называете мирозданием. Ты будешь кипеть соком березы в майские дни. Лететь пылинкой с цветка на цветок на лапках пчелы. Бурлить песней в горле, взлетающего к солнцу жаворонка, и ревом в горле тура на весеннем гоне. Ты станешь криком лебедя, зовущего свою подругу. И трелью соловья в летние ночи. Ты пойдешь вместе с лососем на нерест, выбрасываясь на острые камни порогов, туда, вверх по рекам, куда гонит его призыв пращуров и зов продолжения рода. Вот тогда ты поймешь, что движет ими, движет всем, что живет и размножается под лучами солнца, несущего жизнь. Поймешь, что рождает эту жизнь и гонит ее дальше. Иди, – Она опять обняла бесплотную Малку, поцеловала в губы и как будто влила в нее, что-то горячее, жгучее, раздробившее ее на тысячи, нет на миллионы частичек. Каждая из них полетела, рассыпалась, растворилась в каком-то маленьком мире. Каждая начала постигать жизнь, рождение, любовь, смерть, там, куда занесла ее Артемида.
Сколько продолжалось все это, было невозможно понять, но Малка очутилась в том же световом круге посреди Храма, уже зная все об этом мире. Артемиды не было в Храме. Она оглянулась, и душа ее слилась с телом, войдя в него. Знания и умения души рвались наружу, но тело не слышало их. Она покрутила головой, подняла руку, повернулась в сторону двери. К ней подходили знакомые сестры. У каждой в руке была чаша.
– Сестра, твои знания выше наших. Однако плох тот воин, кто, имея волшебный меч, не знает, как владеть им. Знания твои велики. Оружие твое великолепно, – Старшая жрица при этих словах погладила нежную Малкину кожу, напоминавшую свежий персик, – Мы будем учить тебя владеть твоим оружием, применяя твои знания.
– У каждой из нас в руках чаша, – Подхватила вторая жрица, – Мы уже не можем научить тебя ничему новому в области духовной любви. Сама Артемида подарила тебе эти знания. Но мы разбудим в тебе то, что твой дух взял у Матери-Природы. Мы будем учить тебя плотской любви. Наши три чаши – это три составляющих ее: любовь-плоть, любовь-нежность и любовь-дар. Ты вольна начать с того, что ты хочешь узнать первым, но помни – в каждой из них Белобог и Чернобог равны. Говори.
– Я растерянна, – Смущенно сказала Малка, – Мой дух знает все о предмете любви, но я не знаю с чего начать, потому что я…дева. И то, о чем вы говорите, для меня неизвестная земля, каждый шаг по которой может увлечь меня в бездну.
Вравронии пошептались между собой. Старшая жрица протянула ей чашу с черным, как южная ночь, напитком. Сходство подкреплялось звездочками, вспыхивающими в его черноте.
– Это любовь-плоть. Если знать искусство только этой любви, то можно провалиться в черную бездну темных Богов. Но твой дух сейчас настолько силен, что он не даст тебе сделать это. Пей!
Малка выпила темноту ночи.
Черная волна захлестнула ее, увлекая за собой в темное чувство. Вот она олениха, перед очами которой, два сохатых бились не на жизнь, а на смерть, и победитель, с налитыми кровью глазами, становился отцом ее детенышей. Молодой медведицей, корчась в звериной страсти, кувыркалась она в овсах с огромным черным князем леса, в клочья разрывая ему шкуру своими острыми когтями. Серой волчицей, истекала соком, в своре матерого вожака, когда он лязгом зубов отгонял от нее подросших волчат, оставляя ее только для себя, а ей хотелось волчьей свадьбы со всей стаей. Физически чувствовала она, как чужая плоть входит в нее, разрывая, раздирая ее на части. Звериное чувство утоления похоти стало заполнять Малку. Она содрогалась от одной мысли получения наслаждения. Она готова была драться с другими самками, только чтобы получить своего самца и слиться с ним в единое целое. Она готова была стать кобылицей в табуне, охаживаемой ненасытным мерином, а лучше двумя, тремя. Она сама становилась ненасытной. Она рвала и грызла самцов, в порыве наслаждения. Жуткой паучихой, поедала своего партнера прямо в момент любви. Темная пучина вбирала Малку в себя, оставляя ей одно желание, желание плоти.
В этот миг твердая рука жрицы вырвала ее из водоворота ночи. Острый кинжал разжал ей зубы, сведенные судорогой страсти, и в горло полилась приятная ароматная жидкость. Тело обмякло, налилось истомой. Малка заснула.
Проснулась она в бассейне. Сестры поливали ее из алебастровых кувшинов и ждали, когда она очнется.
– С возвращением, сестра! – Улыбнулась ей жрица ночи, – Теперь твое тело знает звериную страсть во всех ее видах. Но это только первая ступень. Ты узнала удовлетворение плоти, но не знаешь наслаждения плоти.
– Возьми эту чашу, – Вторая жрица протягивала ей чашу, в которой переливался напиток цвета молодого лотоса, цвета утренней зари. В нем плавали лепестки роз и странные ягоды, – Выпей то, что в ней, и ты попадешь в Храмы любви, где подход к ложу, дороже ложа, где ожидание любви более драгоценно, чем сама любовь. Познав всю глубину удовольствия плоти, ты не погрязнешь в пучине нежности. Пей.
Малка выпила зарождавшуюся зарю.
Лучи рассветного солнца разбудили ее на поляне среди милых фей трав и ручьев, забавлявшихся ловлей друг друга. Нежная их кожа с капельками росы напоминала драгоценный бархат, усыпанный бриллиантами, кажущийся при этом воздушным и прозрачным. Она была одной из них. Проказницей нимфой. Вакханкой. Поклонницей любовных забав. Подружки, пробегая, касались ее рук, груди, ног. Все Малкино существо было спокойно. Зверь, сидящий внутри ее спал. Здесь были одни самки, здесь не было объекта вожделения и охоты. Но прикосновения начинали нравиться ей, и вскоре смеясь, она бегала по поляне вместе со всеми. Трава приятно щекотала ноги, а роса омывала разгоряченное тело прохладой.
Но сверкнула молния, и Малка оказалась в бассейне среди плещущихся и забавляющихся в воде наяд. Они целовались и обнимались. Их проворные руки гладили Малкину грудь и бедра. Она уже не искала самца, способного погасить огонь у нее внутри, она уже ловила эти мягкие прикосновения, которые усыпляли ее темного зверя. Малка нырнула под одну из наяд, ее рука коснулась точеной груди, она вынырнула и оказалась посреди розового сада, где в небо били хрустальные фонтаны и с деревьев свисали диковинные плоды. Рука ее лежала на груди очаровательной девушки. Губы той были полураскрыты, и в них был зажат какой-то диковинный плод. Руки ее обнимали Малку, пробегая по ее спине от шеи до поясницы и играя концами ее золотых волос. Незнакомое ей чувство полного счастья поднималось у Малки от основания живота к сердцу. Губы ее потянулись к диковинному плоду и, раздавив его в кровавый сок, слились с губами девушки. Руки, размазывая сок, гладили розовое тело. Чувство блаженства и нежности затопили ее всю, навсегда усыпив темного зверя плоти и уводя ее из этого грубого материального мира.
Рука жрицы, отодвинув розовый полог ложа, вернула ее в Храм. Мягкие руки сестер огладили ее тело, сотрясавшееся в судорогах наслаждения, и опустили его в бассейн.
– С возвращение сестра, – Поцеловала ее жрица зари, – Теперь ты знаешь нежность плоти, в самых ее пределах. Ты знаешь, что не только любовь, даримая тебе плотью, насыщает твое желание. Нежность, от кого бы она ни исходила, даже без звериной страсти, наполняет твой сосуд желания таким же божественным напитком. Но это только вторая ступень искусства.
– Вот тебе моя чаша, – Сказала третья жрица и протянула ей чашу, в ней был налит напиток золотого цвета, в глубине которого разгоралось солнце, – Выпей мое подношение и ты попадешь к тем, кто считает высшим своим призванием дарить себя. Не отдаваться, как это делают те, кто идет за дружинами. Не смиряться по воле рода или по законам войны. Не играть, как играют на капищах или в игрищах. А дарить себя. Приносить, как награду достойному. Ты получала удовольствие в страсти ночи, от того, что чужая плоть брала твою плоть. В моих Храмах дарят такое удовольствие другим, заставляя их забыть все, кроме тебя самой и твоего дара. Это высшее искусство любви. Пей.
Малка выпила солнечный свет и полуденный жар.
Ее опалило всю – и снаружи и изнутри. Она очутилась на пиру в медвежьей шкуре Вравронии, накинутой на ее обнаженное тело. Суровые берсерки, вонзив в столбы свои боевые секиры, поднимали заздравные чаши, обнимая своих подруг. Воин сидящий с ней смотрел в ее бездонные синие глаза, но она видела, что в его глазах еще не угасло пламя пожаров и отблески мечей. Ее соседка обнимала воя, и ее маленькие проворные руки пробегали по его телу. Ее тело прижималось к нему и скоро у того в глазах начал пропадать огонек войны. Малка повернулась, и, вместе с ней, повернулась вся картинка.