Готфрид подвел их глубоким цистернам, часть из которых хранила резерв воды на всякий случай, а часть использовалась, как бассейн в жаркие и знойные дни.
Увидев водопойные желоба, Малка, удивленно вскинула голову, но хозяин, опередив вопрос, пояснил.
– Табуны сейчас за городом пасутся, там, где овчарни и хлева. Поэтому конюшни пусты. А так ты правильно понял, это желоба для водопоя коней.
– Спасибо, – Ответила Малка, подивившись прозорливости и наблюдательности рыцаря.
– Что ж пора к столу. Я думаю, братья-сержанты уже готовы подавать трапезу, – Готфрид жестом пригласил гостей, – Пройдемте в палаты.
Все вернулись в трапезную, упорно называемую рыцарями палатами. Плиты пола были посыпаны тростником, и как во всех замках, не было недостатка в собаках, лежащих под столами.
– Прошу вас господа собак объедками не кормить. По нашим правилам остатки еды предназначены для бедных, – Тихо сказал провожатый.
– Милости просим, дорогих гостей разделить с нами хлеб, соль, – Навстречу им поднялись все семь рыцарей Храмового Дома, во главе с Гогом.
На каждом был одет жупан с вышитым на нем родовым знаменем-гербом, поверх которого наброшен белый плащ с капюшоном.
Командор представил всех братьев-рыцарей сидящих за столом в торце залы, лицом к входящим.
– Готфрид и Жоффрей Бизо, Роллан, Поган Горный, Аршамбо, – Он обвел всех широким жестом руки, – И уже знакомые вам, Готфрид Франкский и Ваш покорный слуга. Вот весь наш небольшой, но дружный коллектив, составляющий основу братства на Храмовой горе. Присаживайтесь господа, преломим хлеб в Доме нашем, во имя Господа нашего, Пречистой Богородицы и Дионисия.
Гости проследовали на отведенные места, и расселись между хозяевами.
Трапезу начали с того, что оруженосцы обнесли всех подносами с мясом и сыром. Андрей обратил внимание, что каждый рыцарь отрезал себе кусок, таким образом, что бы кусок оставался красивым и целым.
– Сие было установлено, дабы кусок выглядел поприличнее, чтобы можно было отдать его какому-либо застенчивому бедняку, а бедняку было пристойнее принять его, – Заметив его заинтересованность, пояснил ему Готфрид, сидящий по левую руку от него.
– Разумно и по-человечески очень, – Одобрил Андрей.
– По-божески, – Уточнил Гог. Он налил вина в огромную серебряную чашу. Поднял ее и произнес, – Пусть чаша сия олицетворяет ту чашу, которою пустил по кругу Учитель наш меж своими учениками, в день их тайной вечери в садах Гефсиманских. Пусть вино в данной чаше олицетворяет то вино, что преподнес царь-священник Мелхиседек праотцу нашему, когда давал тот обет служить едино только Господу. Пусть общая чаша сия олицетворяет единство наших мыслей и целей во славу Господа нашего. Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу! – Он отпил из чаши, передал ее Андрею.
Тот отпил, передал далее. Чаша пошла по кругу. Ритуал воинского братания свершился.
Через короткое время общий разговор рассыпался на отдельные маленькие беседы за столом. Данила сурово обсуждал, с такими же суровыми и хозяйственными Бизо, достоинства кольчуг и юшманов. И их преимущество перед цельными бронями, в жаркую погоду Нового Израиля.
Ратмир и Роллан вели оживленный спор, скорее о том какие новые баллады и мадригалы рассказывают ныне барды при дворах, чем о ценах на зерно и овес.
Микулица, Горный и Готфрид завели какой-то умный философский спор о звездах и их предназначении в жизни.
Малка горячо доказывала такому же тонкому и маленькому, как она, Аршамбо какую-то истину, давно понятную ей, но никак не дающуюся молодому графу.
Андрей повел разговор с Гогом о том, что дружина не может долго испытывать гостеприимство Приоров Сиона, и что, если бы брат Гог помог им с обустройством, пусть даже за стенами города, то они бы разбили там лагерь, а в дальнейшем отстроили подворье при помощи местных мужиков.
– С туркополами, так мы местных мужиков называем, – Пояснил Гог, – Поможем. А вообще местные жители народ вольный, Мы здесь все – пулены, равны. Неравенство наше только в служении и в бою. Отстраивайтесь, обживайтесь. Тебя и Гундомера рады будем видеть в составе нашего братства, за рыцарским столом в нашем Храмовом Доме. Приближенных твоих всегда за сержантским столом. Извини не по презрению к ним, а исключительно из родовитости.
– Обдумаю. Наверно предложение ваше за честь приму. Но обдумаю. Поспешность хороша при ловле блох. – Вернул он остроту хозяину.
– Правильно. Обдумай, не тороплю. А по поводу туркополов к Жоффрею, у него это отлажено. Он и людьми и материалами подсобит. Хороши у тебя люди. Наметанным глазом вижу. По тому, как разговор ведут, потому, как за столом держаться. В поле выедим, еще посмотрю, как с оружием управляться могут. Скоро будет дело. Набатеи жалуются – шалить стали степняки у Яффы, и горцы тоже распоясались. Да вроде и не горцы это, а какие-то пришлые с галер высадились, на неделе сбегаем. Можете нам компанию составить. Большим числом не пойдем. Так человек двадцать. Верхами. Можем вас человек десять взять, для разогреву, – Он испытующе посмотрел на князя.
– Чего ж не пойти. Пойдем. Кровь застоялась. Коней разомнем. Край посмотрим. Согласен. Только заранее кликнете.
– Слышал ли ты, князь, легенду, по-вашему былину, об Иосифе из Аримафеи?
– Нет, командор, не слышал, а если и слышал, то так, краем уха. Буду рад, если напомнишь.
– Есть такой сказ, что был некий тайный ученик у Учителя, у Мессии. Не из тех, что всегда при нем обретались, а в стане врагов. Звали его Иосиф, был он родом из Аримофеи. Когда Учителя казнили, собрал он кровь его в чашу, из которой Учитель поил учеников на тайной вечере. От того стала эта чаша символом Веры и имела чудесные чародейские свойства. Говорят, что увез он ее в северные земли, в страну лесов, где построил чародейский замок называемый Лесная гора и укрыл в том замке заповедную чашу. Вот такой сказ.
– А дальше то что? – Андрей повернулся к собеседнику.
– А дальше. У кого есть та чаша, тот владеет знанием непобедимости и знанием бессмертия.
– Дивные ты слова говоришь, командор. Чую я, не в них смысл. Но то и тебе ведомо. Захочешь чего еще открыть, я готов. Ладно, засиделись мы, – Андрей встал, – Пойдем. А то, так и хочется спросить. Не надоели ли гостья хозяевам? Завтра Данила подойдет с Бизами обо всем договорится. А по поводу похода, мы завсегда готовы плечи поразмять. Удаль молодецкую потешить. Спасибо за стол, за слово ласковое.
– Заходите, – Тоже встал Гог, – В отца ты. Но на догадку быстрей и посмекалистей. Сходи к Евстафию, он еще чего расскажет, и не бойся ему вопросы задавать. Ну, Бог вам помощь, обживайтесь.
Гости поспешили домой. Разобрались по кельям и отбились ко сну.
Наутро Данила отозвал после трапезы Малку, и о и чем-то долго говорил с ней, после чего собрался к Жоффрею, по решать бытовые дела. Малка, после их разговора, ушла в дальний конец двора, под раскидистую оливу, куда Угрюмы стали приглашать дружинных отроков на беседу.
Вернувшись, Данила пошел к Андрею.
– Андрейка, я с лыцарями все обговорил, они мне завтра место покажут на северном Подоле, там кусок земли не застроенный есть, прям около стены и за братьями Иоаннитами, за их странноприимным домом. Сбегаю, посмотрю, могет там посад поставим.
Ты старый. Почто с Малком разговоры ведешь, а он опосля отроков к себе таскает.
Вот подумал я, Андрейка, пора вас Спасу Нерукотворному обучать. Но это ведь не всем дадено его понять. Потому я к нашей ворожейке, – При этих словах Андрей вскинул голову, но промолчал. А Данила продолжал, как ни в чем не бывало, – К нашей ворожейке. Знаю, знаю, кто она, еще с Суздаля. Так вот, к ней я хлопцев отправляю. Пусть укажет, кто к этому делу годен, кто нет.
Кому, как не ей ведунье Святоборовой, берсерков распознавать. Вот отберет, сколь сможет, и начнем учиться. А то скоро, не дай Бог сеча, а вы неучи.
Надоть что бы вокруг меня богатыри были, коих ни меч, ни копье не берет.
Научу – чего сам знаю. Остальное – от Бога, тут я не властен.
Понял, дядька. Учи. Сам хотел просить, да вот времени не нашел. А вы эвон как с Малкой распорядились. Молодцы. Микулицу в ватагу возьмите. Он тоже не лыком шит. Знает то, чего мы может, не знаем. Много книг прочитал.
Сгодиться.
Сам так думал. Сегодня с ним все и обговорю. Завтра в поле поедем, уроки начнем.
Ладно, дядька. Тут я тебе не князь и не указ. Тут ты учитель, а я ученик. Учи.
Первый бой – труднейший бой! Выдержишь – потом, как хочешь, можешь маневрировать.
Теренций Публий
К удивлению Данилы Малка отобрала для учебы шесть человек, включая князя. Угрюмов Данила учить отказался наотрез, но она и не настаивала, улыбнувшись своими бездонными озерами.
– Да их и учить не надо. И заговаривать не к чему, – Просто сказала она, – Их и так ни меч, ни секира не берет. Им кол осиновый нужен.
Сама она тоже учиться отказалась. Да Данила в этом и не сомневался. Чему он мог научить служанку самого Святобора и Макоши. Она только попросилась на уроки ходить вместе со всеми.
– Для дела надо, – Коротко сказала она.
– Надо, так надо, – Согласился Данила, ни сколько не споря.
Среди учеников оказался Микулица, что тоже не вызвало большого удивления у старого воина. Чернокнижник и Богов человек, в нем сила.
Среди четырех отроков прошедших через беседы с Малкой оказался и Гундомер, названный Малкой Ратмиром.
На первом же уроке, который Данила проводил на склоне масленичной горы, в саду под сенью старых олив, он сказал.