В северо-восточной его части располагались братские Дома. Стоял дворец Патриарха Иерусалимского, вскинул в голубое небо купола Храм Гроба Господня охраняемые башней Иоаннитов. Да и сам, странноприимный дом этого братства, основанный еще Маврикием и купцом Пантелеймоном, тоже находился здесь по обе стороны от Иудейских ворот. С внешней их стороны постоялый двор, лазарет и лепрозорий, с внутренней – монастырь. Эта часть носила в городе название Святая земля, по святости проживавшей на ней братии. Здесь же располагался хлебный городской базар, торговлю на котором и контролировали общинные братья.
Узкий проход, зажатый между стен Китай-города и цитадели, называемой цитаделью Давида, вел из этой части Белого города к Яффским воротам, ведущим на улицу Давида в Китай-городе, и к Генуэзским воротам, ведущим в третью часть внутреннего города, расположенную к югу от Храмовой горы. Это была дружинная часть. В ней располагались: Дворец Ирода – воеводский дворец, примкнувший к цитадели, охраняемой триумвиратом башен: приземистыми башнями Фазиля, Счастья и Марии, и тонким стилетом башни Давида. За оружейным рынком, называемым так же Верхним рынком, красовались один за другим, Ханский дворец и Хансмонейский Дворец – постоялые дворы высших военных чинов королевства. Между ними и стеной Храмовой горы располагался зал военных собраний, где решались вопросы войны и миры.
Внешней оболочкой матрешки, смотрящей в окружающий мир, был внешний город или Большой город. Примыкающий к Белому городу с севера и юга и тоже обнесенный стенами, хоть и не Бог весть какими, но вполне пригодными к защите от лихих людей. С северной стороны – это были ворота города принимающие всех идущих и едущих в него. С юга – это была разделенная на две части как бы черно-белая сторона города. На Сионской горе – Высший суд, Дворец Первых священников и Храм Богородицы Иерусалимской. А под горой, под сенью Сионских братьев – театр, ипподром, розовые сады с общественными банями для знати, и Дворец Елены, присоседившийся к баням с определенной целью. Это был район отдохновения и получения удовольствий.
Все это кипело и бурлило, жило своей жизнью, каждая часть и частичка отдельно, не обращая внимания на соседей и пришельцев. Во всех заворотах и закоулках этого коловращения, что-то двигалось, происходило, рождалось и умирало. Все это было Иерусалимом, Святой Обителью, военным лагерем, огромным торжищем, великим постоялым двором, воспитательным домом, школой, монастырем и еще многим и многим, что надо было посмотреть. Посмотреть и понять. Понять и определить, а зачем здесь я? И определив это, занять свое место в жизни этого не умолкающего, не останавливающегося ни днем, ни ночью водоворота событий и лиц. Чем и занялись Андрей и его дружина.
Целыми днями ходили они по городу. Он во всем отличался от городов и Залесской и Низовской и Поднепровской Руси. Нет не своим строением. Как раз этим, Иерусалим был похож на все славянские города, как две капли воды. Такой же детинец на холме у реки или долины, такой же торговый Майдан, огороженный со всех сторон более для порядку, чем для защиты. Такие же Верхний и Нижний Подолы как везде. Но вот дух здесь был другой. Андрей сначала не понял, чем, но он отличался от всего того, к чему он привык. Наконец он понял. Здесь не было мирной размеренной жизни на века. Не было сопливых ребятишек, болтающихся под ногами, и строгих мамок шлепающих их по голой попке. Не было праздно шатающихся девок, лузгающих семечки, не было разожравших пузо поземельных бояр и спорящих с ними по величине брюха матерых купцов – жидов.
В этом городе и купцы, и бояре были поджары, как гончие псы. Почти все население состояло из нестарых мужчин воинского вида, скорых на руку и бойких на язык. Торговцы, заполнявшие улицы города, более походили на войсковых снабженцев или благообразных мародеров, следующих за дружиной. Женщины, редко встречающиеся на улицах города, делились на три категории: знатные дамы, приехавшие погостить к родне, девы-воины, и подруги воев, всегда появляющиеся неизвестно откуда и пропадающие неизвестно куда, в чем и заключалась их главная тайна. Только здесь они все, эти три категории, пользовались не только всеобщим уважением, по причине их малочисленности, но похоже всеобщим преклонением и обожанием. Особенно это распространялось на дев воительниц, которых почитали здесь наравне с богами и пророчицами.
Не было в городе, и так заметных в Царьграде "лучших людей", разодетых и раскрашенных, как куклы на Масленицу и ряженных, как на Колядки. Не было их, как не верти головой. Похоже, правили в этом городе братья, резко заметные в своих черных или темно коричневых одеждах на фоне пестрой толпы. Подпоясанные вервием в откинутых или наоборот нахлобученных клобуках, они появлялись везде, где возникала необходимость в наведении порядка, решении вопроса, или просто в непонимании чего-либо.
Вдоволь находившись по улицам, понюхав новых южных ароматов, отведывав небывалых плодов и ягод, попробовав на руку и на острие разного вида клинки и кинжалы, подержав в руках зеркальные брони и шелковые платки, тонкие как паутина, путешественники притомились. Через несколько дней знакомства с городом Андрей решил навестить храмовников, так любезно пригласивших их к себе в Дом на Храмовой горе.
В гости собрались хорошо спевшейся компанией: князь с Данилой, Малка с Микулицой, да новый приятель Ратмир. Для порядку прихватили с собой Угрюмов донести дары и посулы, и направились в сторону Купола на скале.
Въехав в Белый город через Сионские ворота, сразу повернули коней, проскочив между Ханскими дворцами на улицу Давида, идущую по крытой галерее к Великолепным воротам Храмовой горы и, въехав в них, сразу очутились напротив бань.
– Слушай Данила, а почему у них везде бани? Как в ворота не въедешь обязательно баня, – Спросил Микулица.
– А это после дальней дороги, что бы на постоялый двор всяку заразу с собой не тащить, путники сначала в баньку идуть, грязь да хворь согнать, а потом в город. Это для того придумано, чтобы, если в дороге что подхвачено, в этот муравейник с собой не тащить. А то тут, при энтакой жаре, всех можно одной лихоманкой извести. Это братья Святого Иоанна удумали. Молодцы.
Сразу за банями открылась площадка длинной более полета стрелы и шириной в бросок камня. Слева от нее возвышался Купол на скале, а справа огромные конюшни, в притворе которых и пребывали рыцари, пригласившие их на трапезу. Извещенный заранее, на площадке их встречал уже давний знакомый Готфрид.
В накинутом на плечи белом плаще с откинутым капюшоном, он любезно пригласил их следовать за ним.
Они прошли мимо почти законченной церкви. Готфрид пояснил:
– Эта церковь посвящена Богородице, ибо Богоматерь была началом нашего братства, и в Ней и Ее чести пребудет окончание наших жизней и конец нашего братства, когда Богу угодно будет их прервать.
Они прошли в трапезную называемую у храмовников хорошо знакомым словом палаты. Палаты оказались просторным залом с изогнутым сводом, поддерживаемым колоннами. Стены зала были увешаны военными трофеями, коими рыцари любили украшать даже церкви: мечи, шлемы с золотыми и серебряными узорами, разрисованные щиты, золоченые кольчуги.
Оруженосцы расставляли вдоль стен столы и перед обедом покрывали их скатертями из холста. В отличие от русских пиров, все усаживались за столами спиной к стене.
– Смотри князь. – Отметил Данила, – Как грамотно ребяты садятся. Спина-то всегда прикрыта, и руки свободны. Кажный, считай, на своем месте, как в крепости. А у нас скольки славных храбров на пирах голову сложило, когда их по предательски ножом в спину тыкали. Зри и учись.
Пока накрывались столы, брат Готфрид предложил любезно показать, как обустроились они в помещениях, которые примыкали к городским конюшням, где размещалось главное богатство Нового Израиля – кони.
Спальни братьев-рыцарей находились между конюшнями и церковью Святой Богородицы. В длинный коридор выходили ряды келий, в каждой из которых был стул или скамеечка, ларь, кровать с соломенным тюфяком, подушкой в виде валика, простыней и одеялом или покрывалом. В конце коридора располагались спальни братьев-сержантов. Они были общими и в них спали все сержанты прислуживающие рыцарями. За ними находились: лазарет для больных и покои Гога Поганого – командора братства.
Выйдя во двор и свернув направо к лабазам, стоявшим вдоль стен Храмовой горы, гости осмотрели так называемый маршальский склад. В нем хранились оружие, доспехи и прочее снаряжение. Затем они подошли к большой кузнице, где изготовлялись доспехи, шлемы и кольчуги, к кузне для подковки лошадей и складам для упряжи с шорной мастерской, чем ни мало порадовали Данилу.
– Вот это добре, – Пробасил он, – А брони они знатно делают. И седла, ты это запомни Андрейка, с высокой лукой и спереди и сзади из него вышибить не просто.
Затем Готфрид показал им сукнодельню и швейную. В первой, как в складе аккуратно лежали: шерстяная материя, парусина и бархат, лощенка и полотно из Руси. Вторая была мастерской, где шили одежду братьям. Одна и вторая управлялись суконщиком монастыря Приоров Сиона, равно, как и сапожная мастерская по изготовлению обуви, поясов и перевязей.
Левая же часть лабазов относилась, по словам того же Готфрита к владениям братьев Бизо. Они и в самом деле были кровными братьями – Жоффрей и Готфрит, и совместно занимались провиантскими делами храмовников. Под их заботливым оком находились кухни и винный погреб, печи, где у братьев пекарей весь день были руки в тесте. А, кроме того, в их хозяйство входили: свинарники, курятники огороды, силосные башни, вырубленные в скале, где хранились зерно и фураж.