К полудню, после очередного вкрадчивого вопроса, подержанного легким ударом Громадовой ладошки, парочка сыщиков вышла на лачугу, затерянную в самом воровском районе города, между Бычьим форумом и гаванью Элевтерия.
В этой лачуге жил некий колдун, по прозвищу Хрипун, мастер на изготовление всякого гнусного пойла, от которого к пращурам отправился не один гость и житель славного города.
Громада первым подошел к дверке, он вообще не боялся ни колдунов, ни волхвов, наверно потому что не верил ни во что. Легонько хлопнул по двери, и она со стуком влетела в лачугу. Просунув в проем свою лысую голову, Громада аж присвистнул. Посреди лачуги с перегрызенным горлом лежал колдун. Но умер он еще до того, как его коснулись клыки мстителей. Он умер от ужаса, и это было видно по его глазам.
– Так значится, первого нашли, – Отметил Бакланко, – Но не мы первые. Поторопимся дружок.
К винным погребам именно к тем, которые были им нужны, они вышли достаточно быстро. Слух о том, что помощник морехода иногда пережимает ладошку, и после уже не откачивают, бежал впереди них.
В погреб они ворвались вместе. Однако картина повторилась. Винодел плавал в чане с вином со следами страшных клыков на горле.
– Этак эти псы нам всех свидетелей перервут, – Огорчился Бакланко, – Хотя, судя по признакам, они их еще ночью порвали. Нежить что ли шалит. Чур, меня, Чур.
Последний к кому вела их воровская наводка, был служка посыльного, получивший за свою измену достаточно весомый куш. Он увернулся от подозрения хозяина, запытавшего почти всех слуг сегодня ночью.
Без всякой надежды товарищи вошли в его дом. Знакомая картина, даже не вызвала никаких эмоций. Только обычно молчаливый Громада изрек.
– Во дают! Не дай Бог у них на пути встать.
– А ведь это кто-то из наших. Нечисть-то с цепи спустил, – Сам с собой рассудил Бакланко, – С ними хоть на край света, а против них ни в жисть.
Он повернулся к Громаде.
– Все потопали домой. В горле пересохло, и под ложечкой сосет.
– Домой так домой, – Спокойно ответил тот, – Пора поесть и выпить по маленькой.
Князь же провел целый день в гостевом дворе. Сначала вел разговоры с Неврюем, который сразу же согласился бежать далее с отроческой дружиной по Средиземному морю до города Иоппии, по другому Яффой называемому. Они прикинули сколь им надо ушкуев, и каких, и кто с ними пойдет из морских людей. После обговорили, каких припасов надо взять и где делать ночевки и дневки. Все обмозговав, кликнули Бакланко, но им ответили, что он еще с утра, прихватив в попутчики Громаду, со двора убег, куда не ведомо, но бают в припортовые таверны, проверить наличие в них горячительных напитков и жареного мяса.
На том порешили, вернуться к этому вопросу завтра по утру и все обговорить еще раз, но еже с мореходом, потому, как ему и карты в руки.
После этого на двор вернулся Беда, с утра ездивший все обсудить в царев дворец, как и что, и кто привезет, и кто с царевной во дворе останется, и кто с ней в Киев поедет. В общем, то, что никому кроме дьяков и не интересно, но без чего никакое дело с места не сдвинется.
Где там еще он пропадал, ни кто сказать бы не смог, потому, как пропал дьяк на пути из дворца не объяснимым образом, и появился вот только. Где и с кем пропадал то тайна. Беда же через своих людей узнал, что заговор с целью отравить ростовское посольство шел из царских ближних кругов. Целью имел устранение Дука от персоны царя, и к русам имел отношение косвенное, вроде как рикошетом отлетело. Волновало его другое. Всех исполнителей ночью кто-то порешил ужасно. И о смерти их ходили слухи один другого страшнее. Будто бы из могил вылезли мертвецы и вместе с упырями городскими, и вурдалаками подземными, нашли всех, кто к тому делу был причастен, и всех разорвали в клочья. Страху короче на всех нагнало это происшествие до коликов.
Дьяк понял, что ростовское посольство после происшествия на андрианопольской дороге и сегодняшней ночи у всех уже как кость в горле, а выплюнуть страшно. Страшно! Вот одно, что он слышал сегодня отовсюду.
Беда въехал во двор с хорошим настроением, не смотря на всеобщий страх, его это радовало. Теперь, до самого отъезда можно было на ворота хоть кошель с золотом привешивать и никто не возьмет. Страшно!
К вечеру собрались все гулены. Настроение у всех, судя по расплывшимся улыбкам, было прекрасное.
Андрей встречал всех на крыльце, радуясь, что у всех все хорошо. Последней во двор въехала Малка со своими Угрюмами. Даже у них настроение было хоть куда. Сама же ведунья вся прямо светилась, и от нее исходило сияние и какой-то неземной дух.
– Как дела? – Крикнул князь.
– Отлично! Пора в дорогу. А то засиделись тут за стенами. Надоели всем. В путь пора! – Она выразила общую мысль.
– Ну, так собирайтесь, – Смеясь, ответил князь.
– Ура! Ура! – Вырвалось у всех.
– Засиделись, – Подвел итог князь, – Пора дальше.
"В этот день заключил Господь завет с Авраамом, сказав: потомству твоему даю Я Землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата "
Библия Бытие.16,18
Ушкуи шли по морю с попутным ветром, сначала узким горлом пролива, что был не шире их родного Днепра, потом выскочили на большую воду. Слева мелькал красновато-желтый берег Заморских королевств, справа проплывали острова, из-за которых иногда выскакивало какое-то ошалевшее суденышко, но, увидев на носу кораблей драконов, а на головном парусе золотого Ярилу, шмыгало обратно. Долго наверно потом местные морские налетчики благодарили своих богов, за то, что отвели от них жутких варягов и вовремя сдержали ветер в парусах, помогли кормчему прыснуть в тихие заводи. Знал местный народец крепость варяжских мечей и неудержимость в бою лодейных кметей.
Ночью, лежа на палубе, пилигримы переговаривались, о том, что ночи здесь, не в пример Родине, темные, темные, а вот звезды, хоть и ярче, чем дома, но родные. Вон Большая Медведица идет, А рядом Волосыни раскинулись. Бакланко говорит, их тут Плеядами называют. А у нас Волосыни по Велесу.
Днем солнце взлетало на небо с какой-то сказочной быстротой и зависало там, раскинув свои палящие лучи. Иногда Бакланко давал знак, и ушкуи подходили к берегу, набрать сладкой родниковой воды, нарвать плодов и травок. Местные жители, в основном промышляющие рыболовством и мореходством, знали славянские ушкуи не понаслышке, приходилось встречаться в море, и приветствовали радушно. Кое-где приносили снедь, меняли на разные разности. Полновесного золота не брали, товар был нужнее. Бакланко правил почти всегда к островам, а не к основному берегу.
– Там народ конечно разбойный, но с ушкуйниками вязаться не будут. Биты не раз. Потому встретят радушно и снабдят всем по быстрому, – Пояснял он, – Арманские же князья и Ново Израильские сейчас много гонору взяли, и что от них ожидать… Кто ж его знаеть? Значиться, будем по островкам тыкаться. Оно надежней, да и безопасней.
– Тебе виднее, – Бурчал Неврюй. В дело не вмешивался, – Ученого учить, только портить.
В море, ближе к Царьграду встречались им в основном ромейские дромоны, но чем дальше они уходили от проливов, теряясь в островах, тем меньше видели они корабельщиков. Иногда мелькали паруса торговых кораблей, спешно прячущихся за ближайшим мысом, да проблескивали вымпела венецианских нефов – новых покорителей моря. Это славянское племя, осевшее на побережье, и закрепившееся за город-порт, построенный ими на островах, не боялось ни волн, ни ветров, ни разбойников. Нефы шли всегда в сопровождении боевых дракаров, и внешне не отличались от стругов, идущих в сопровождении боевых ладей.
– Ушкуйники и ушкуйники, – Рассудил Неврюй.
При встрече они отворачивали с явной неохотой, но уважительно поднимали приветственные вымпела, узнав северного Ярилу. Мерятся силами с потомственными морскими хищниками, даже у новых волчат этого теплого моря, охоты не было. Да и Неврюй не выражал особой радости показать свой форс. И к общему миру и удовольствию корабли находили в широком море каждый свой путь.
– Лет через десяток, покажут зубы, – Зло процедил Неврюй, – Ничего обломаем, не впервой, молодых да ранних учить.
Плавание шло тихо и мирно. Спокойная волна покачивала флотилию князя, солнышко светило и ветерок перебирал вымпела на мачтах.
– Слушай Бакланко, как ты в этих островках разбираешься? Их тут, как мухи засидели, – Спросил Микулица.
– А ты инок такую штуку, как дорожники, знаешь? Слыхал, что когда паломники в Святую Землю ломились, то они свои пути и хождения описывали. Так вот, не ленивому надо токмо энти записи читать, и на их картинки поглядывать. Тогда и будешь среди всех этих землишек, что по морю океану разбросаны, верный путь тропить. Понял.
– А как же ты в море путь-то тропишь? Примет-то нету.
– А по звездам, инок, по звездам. Их же в небе не просто так рассыпали. Они ж все разные в небе. А с земли смотреть, можно из любого края одни и те же звезды зреть. Вот тебе и приметы. Антиресуешси? Расскажу, садись.
И он повел с Микулицей длинную беседу о мореходном деле, об обычаях народов, что по морям живут: поморов и поморян.
Ни шатко, ни валко дотопали до Яффо, свели на берег коней, выгрузили припасы и хабар.
Обнялись с мореходами.
– Не забывай нас князь, мы тебе зараз службу готовы нести, как токмо свистнешь, – Бакланко теребил в руках шапку, – Не забывай.
– Да что ты мореход, кто ж тебя забудет. Жди, наберемся ума разума, и глядишь по утру споем песни на берегу Днепра. Правда, Малк.
– Твоя правда, князь. Споем, я ведь обещал, что Киев еще нашу песню услышит.