– Советчики, поверь моему слову, у тебя не хуже меня. Вижу я это, а более нюхом чую. Да не один советчик. А вот помощь от меня в чужих землях жди. К тому времени, когда у тебя крылья вырастут, я уж постараюсь все, что в моих силах сделать, чтобы имя твое в землях этих не пустым звуком было. Это я тебе князь как на духу обещаю.
– Опять же спасибо тебе, за доброе слово, а более за правду, что в лицо сказал.
– Ладно, князь, до Царьграда, путь не близкий, поговорим еще. Пойду, кое-что проверю, кое-кого, кое-куда отправлю, – С прежними своими прибаутками закончил он.
– Скачи, Гуляй Беда, гуляй, пока беды нет, – Махнул ему рукой Андрей.
Они разъехались, и князь пришпорил коня, догоняя, вырвавшихся вперед далеко от дружины, Малка и Микулицу.
– Эй, вы други дорогие, пошто товарища своего бросили? – Окликнул он их.
– Товарищ наш при деле. Вопросы государевы решает, – Откликнулся Микулица, – Куда нам червям книжным с суконным рылом, в калашный ряд.
– Мы тут в стороночке песни поспевали, теперь горлышко промачиваем, другим певцам соловьями рассыпаться не мешаем, – Поддержала его Малка.
– Ну, ну заклевали совсем. Загордились певуны. Носы то за ветки не цепляются? Прикажу сейчас, враз трубачи подъедут славу вам трубить.
– Да ты нас не больно пугай. Мы и от медных труб в обморок не упадем, – Хихикнула Малка, – Подправляй поближе, а то кричим как на майдане, скоро в Киеве слышно будет.
Андрей подъехал к ним почти стремя в стремя.
– Ты Микулица Черниговского князя зело задел. Он злобу затаил, придет время отыграется, остерегись, – Предупредил он.
– Не боись князь, не вспомнит он, кто его обидел, – Спокойно ответил инок.
Князь с Малкой удивленно вскинули на него глаза, в них читался немой вопрос.
Микулица сделал паузу, и нехотя закончил.
– Меня ведь не просто так чернокнижником прозывают, знаю я кое-какие штуки, почитывал. К делу надо будет, найдем, где и что применить. Не боись князь, мы ведь тоже не лаптем щи хлебаем, – И улыбнулся широкой улыбкой, сразу успокоившей всех.
– Слушайте, а дружина то где? Мы так не заплутаем? – Озабочено бросил Андрей.
В ответ раздался взрыв искреннего смеха.
– Ты что князь, где ж здесь в трех соснах плутать-то, чай, не чаща Брынская, не дубравы Суздальские. Оборотись князь, Днепр рядом, он хоть и не язык, как говорят, но до Киева точно доведет, – Малка рассмеялась звонким заливистым смехом.
– А дружина, что ж дружина, за холмом она, так и это не вопрос. Дозоры ж кругом. Вон смотри, на холмике впереди братья Угрюмы, до боли знакомые. Тут потеряться еще постараться надо, – Это уже вступил Микулица.
– Ну, вы, ладно. Ишь расчирикались, – Вроде как с обидой начал Андрей, но, спохватившись, закончил, – А то вот зашлю в боковой дозор, по ветру, пыль глотать, тогда повеселитесь от души.
Они опять звонко от души расхохотались, ни чуть не пряча свое настроение.
Старшие, кучкой ехавшие в стороне, с одобрением посмотрели на их веселую группку.
– Хорошие у князя дружки, – Заметил Беда, – И главное перед ним выю не гнут.
– А они ж не смерды и не бояре, – Уточнил Данила, – Им его хвала не нужна, и хула не страшна. Они ведь любят его по-людски, по-простому, – И добавил вдруг, – Как я.
– Вот всю жизнь мечтал, таких друзей иметь, чтобы в спину нож не вогнали, – Почти с тоской продолжил дьяк, – Эх! Рад, что хоть у кого-то есть. Дай Бог, чтоб так! Дай приказ в галоп, Данила. Не-то припозднимся.
Данила привстал на стременах и гаркнул:
– В галоп, ядрена корень!
Кони взрыли землю. В галоп, так в галоп.
Киев показался издалека. Купола Святой Софии сияли золотом с высокого берега Днепра. Розовые стены Собора плыли в мареве знойного летнего жара, оторвавшись от земли, и издалека казалось, что над Днепром в воздухе висит волшебная Божия обитель. Из этого розово-золотого чуда лился перезвон колоколов, рассыпающийся далеко по окрестностям княжества киевского, а по Днепру, и по соседским – черниговскому и переславскому. Победно звучащие колокола софийские, были подхвачены дробным перебором в Печерском монастыре и раззвучены переливами Собора Богородицы. Звон этот витал над облаками, как бы посылаемый самими ангелами или Архангелом Михаилом покровителем города.
Приблизившись ближе, посольство увидело белокаменные стены, самого киевского кремля и дубовые нового города, разросшегося вокруг княжеской столицы. Рвом уже окружили Подол и Жидовскую слободу, ныне выгоревших напрочь. Широкий шлях, деливший их, прозванный Хрещатиком, начинался подъемным мостом, к которому и вывела их дорога. Другим концом шлях упирался во вновь отстроенные ворота города. Украшенные надвратной церковью Благовещения с золотым куполом, они и прозвание свое получили по ней – Золотые.
– Правь к Золотым! – Приказал Андрей, – Чай мы не челобитчики. Внук к деду едет. Опять же, не на чай с баранками, а по повелению князя Ростовского, по княжей надобности, и с его же Мономахова благословения. Правь к Золотым! А ты, Малк, дай-ка им жару. Песню позвонче! Рожечники и барабанщики не жалей губ и рук. Пусть помнит Киев нас. Еще свидимся.
– Песню так песню. Помнит так помнит, – Малк подозвал к себе десяток парней, и вдруг разом десять глоток выбросили песню про Ваську Буслая. Как он боярам хребет ломал и купцов под себя гнул.
Киевляне, падкие на зрелища, выскочившие поглазеть на новое развлечение, шарахнулись в стороны. А когда припев подхватили в двести глоток, с крыш и деревьев попадала мелюзга сидевшая там. Песня перекрыла даже колокольный звон и заставила выглянуть в окно самого митрополита киевского.
– Это что ж там за переполох? Это ж кто себе позволил в обедню песни орать?
– Молодой князь Ростовский – Андрей с дружиною, проездом в Царьград со сватовством, – Услужливо подсказал юный дьячок, – Управствует без согласия.
– Андрей говоришь Ростовский, Георгиевич который, хана Алепы внучок, с дружиной, – Задумчиво повторил митрополит, – А звон колокольный киевский перекрыли. Не много ведь их, не много…,а перекрыли. Не к добру, – он еще раз задумчиво почесал бороду, – А в Переславле Собор, покровителя Киева Архангела Михаила, рухнул. Нет, не к добру это. Надо будет сплавить молодца по быстрому. Или в Царьград или… – Он в страхе перекрестился, как бы отгоняя собственные мысли, – Уф, чуть черт не попутал. Подавай праздничный наряд, поеду к князю. Надо рядом при встрече быть. Шевелитесь вы, тетери сонные. С этим молодцом не поспишь. Он вон, весь сонный Киев на уши поставил, а это, лет за пять последних, никто не сумел.
У ворот Печерской обители, в церкви Святой Троицы, песню услышал черноризец Николай Святоша, в миру прозываемый князем Святославом Даниловичем. В прошлом рубака грозный, ныне первый в Святой обители.
– Это Киев отпевают, – Тихо сказал он, – Весело отпевают, с бубнами. Надо пойти посмотреть на зачинщика. По голосу слышу – это нам привет от старых Богов, – Он взял посох, накинул клобук, и уверенным шагом направился к Мономахову двору.
На княжеском дворе их ждали, ждали давно. Владимир распорядился истопить бани и подготовить пир, какого давно не видывал стольный Киев.
Дружина въехала на двор. Князя встречал приказной дьяк. Держался он по царски, но быстро скуксился, после пары слов, брошенных ему на ухо Бедой.
– Проходите, проходите гости дорогие. Располагайтесь. Девки да холопы сейчас всех разведут, расположат. Баньку примите с дороги. Платье переоденьте. Князю молодому Ростовскому, Владимир Всеволодович платье со своего плеча жалует – царское. Через тройку часов, будьте ласковы, к столу княжескому. Молодого князя и ближних его, Владимир за свой стол зовет. Остальным в палатах все накрыто. Отдыхайте, не буду под носом крутиться, с дороги мешать. Коли надобно что, только свистните.
– Ступай дьяк, – Беда показал, кто есть кто, – Управимся, а у тебя дел по горло. Отвлекать не будем, – Смягчил он тон, – Ступай, поклон тебе за заботу. Пойдем мы попаримся. Квасок то холодный есть? – Напоследок кольнул он.
– Есть, есть, и квасок есть и медок. Венички березовые, дубовые. Банщики у нас знатные и банщицы тоже, – Заюлил дьяк.
– Все, спасибо, ступай, не отсвечивай, – Кивнул Беда, – Сами разберемся. Прикажи коней перековать, почистить, покормить. Челядь обласкать. Мытарить тебя не будем. Скоро дальше побежим.
Компания бодро отправилась на берег Днепра к царским баням, из труб которых дым не шел, но тянуло свежим жаром, что говорило о том, что бани протоплены со знанием дела.
После медового парка, с распаренным веничком. После костоправов, знающих свое дело, и делающих его от души. Захода, этак, через три, растянувшись в предбаннике на чистых рушниках, и попивая холодный квасок, все окончательно разомлели.
– А кто Малка видел? Он что, париться не ходил? – Расслаблено спросил Чубар.
– Так его и в бане, вроде как, не было, – Отозвался Данила, залпом осушая ковш с квасом, – Али я не разглядел?
– Может он с дружиной в боярских банях, – С сомнением предположил Беда.
– Да что вы ему косточки перебираете, без него – его парите, – Вступился за друга Андрей.
– Чего ты его защищаешь. Может, он девку банщицу сгреб, и…, – Чубар мечтательно присвистнул.
– Да он еще с полдороги отвернул в сторону Подола, – Уточнил Данила, – И его постоянные Угрюмы с ним.
– Ладно, Бог с ним, на пиру встретимся. Данила предай ковшик, холодненького хлебнуть, – Перевел разговор князь, – Давай-ка еще раз в топку сунемся, остывать начали. Пора дубовыми с можжевельничком пройтись. И скажи, пусть пару с бражкой поддадут, с хлебным духом. Ну, други, вперед! И пусть враг бежит! – И он с разбегу взлетел на верхний полок.