– В Киеве Владимир Мономах готовит пир к твоему прибытию, ходят слухи, что на старший стол он будет звать твоего отца. Черниговцам – шиш с маслом. Улещивай хозяина, больше болтай – вроде глуп сильно, что едешь в Святые Земли из-за ссоры с отцом. Остальное скажу, будет время, наедине остаться. Улыбайся по дурней – это тоже оружие. Все. Помни, кто предупрежден – тот вооружен.
Андрей расплылся в улыбке еще шире, в голове прокручивая Малкины новости и советы.
Теперь ясно Черниговский князь хотел выудить из него все, что можно об отце. О дружине, планах, женитьбе, отношениях с дедом и братьями, в общем – обо всем.
– Здравствуй, здравствуй кум, или сват, или …кто ж ты мне будешь-то? Да не в этом дело. Рад-то я как тебя видеть, – Андрей только, что целоваться не лез.
Данила с Бедой переглянулись на странное поведение князя, но, быстро взяв себя в руки, виду не показали. Значит надо.
– Братцем меня называй, – Умильно сказал хозяин, – Мы с тобой почти как братья. Женка-то моя – тебе сестра, значит и мы с тобой братцы.
– Ой, робяты, дайте кваску кисленького хлебнуть, – Вдруг раздался голос Микулицы.
Всеволод зыркнул в его сторону, намек, на то, что его речи текли как патока, был просто явно хамским. Но исходил от человека из ближних гридней, и ссориться было не к месту. Пришлось проглотить. Но князь был человек хоть и не злопамятный, но памятливый, а забыть такую колоритную фигуру, как Микулица было не просто.
– Напою я тебя, еще, придет время, рад не будешь. Полной чашей нахлебаешься, – Зло подумал он, но вида не показал.
– Проходите, проходите. В сенях уже столы накрыты, посидим, перекусим с дороги. Новостями обменяемся, байки новые расскажем. Да что это я, заболтал вас совсем, – Он гостеприимно распахнул двери в терем, – Болтовней сыт не будешь.
Гости вошли в большую палату, где по стенам были развешаны рога оленей, туров, головы свирепых вепрей и волков. Любили черниговцы охотой потешиться. Меж трофеев яркими пятнами разбросаны были майоликовые щиты с гербами удельных городов. Андрей отыскал глазами ростовского оленя на червленном щите, вроде как привет из дома. Затем обвел залу взглядом.
– Это ж надо, сколько тогда князей на Соборе было! – Стены пестрели гербами в основном червленного и лазоревого цвета, иногда мелькали серебро и золото.
– А что, братец, – Он держал предложенную ему игру, – Это все гербы сродственников наших?
– Конечно, конечно, – Охотно ответил хозяин, – Это все наша родня, старших Рюриковичей, – Он сделал ударение на слове "наша".
Андрей вроде, как и не заметил этого, и, по-детски дурашливо, крутя головой и ойкая от удивления, начал осматривать стены, дождавшись, пока его не дернули за рукав, приглашая далее, в сени второго этажа. Там, в широкой открытой галерее, опоясывающей терем почти по кругу, уже стояли накрытые столы, готовые вместить всю дружину обоих князей. Челядь уже расположилась во дворе, что хорошо было видно из окон залы.
– Ишь, сколько разносолов, – Опять подставился Андрей, – Богато живете. Даже вон вино ромейское и фряжское.
– Князь то Ваньку начал валять, – Шепнул Чубар Даниле.
– Да он его уже, почитай с крыльца валяет, – Вступил в разговор дьяк, – Так что робяты, началась большая игра. Скажу честно, наш малец этого старого жулика переигрывает пока, тьфу, тьфу не сглазить. Сдается мне, знает он что-то, что даже мне пока не ведомо, – И про себя добавил, – Хотел бы я знать откуда? Это ж кто меня опередил, а его упредил?
– Садитесь, садитесь, гости дорогие, – Опять полилась патока из хозяйских уст, – Отведайте, что Бог послал. Не побрезгайте. Чем богаты, тем и рады.
– Благодарствуем, – За всех ответил Андрей, – С дороги-то, почему не потешить себя царским угощением, – Польстил он хозяевам, и отметил для себя, что стрела попала в цель. Лица бояр расплылись в довольной улыбке.
Вечер был долгим, игра велась тонко и с переходящим успехом. К полуночи Андрей стал поклевывать носом, и был милостиво отпущен в опочивальню на отдых.
Войдя к себе, он притворил дверь, открыл, еще раз проверил, что знакомый Ахмат на часах, и только тогда немного расслабился.
– Молодец княже, – Он даже не удивился, услышав, а потом и разглядев в полумраке, сидящую на лавке Малку, – Переиграл старого лиса, и наговорил с три короба, и не сказал ничего. Пусть теперь разгребает твой, вроде бы, хмельной треп. Пусть теперь кумекает с боярами и дьяками, в какую сторону грести, к какому берегу пристать.
– Что ведунья, не ударил я сегодня в грязь лицом? Устал я страшно. Лучше мечом пол дня махать, или на коне три дня скакать, чем вот так хвостом мести.
– Это тоже учеба и искусство, турусы разводить, рака за камень заправлять. Нужно это в жизни, не меньше, чем меч и конь. Ты ж сегодня, просто шут гороховый был – чем и молодец. Считай, ты сегодня в Чернигове, если уж друга не приобрел, то врага точно потерял. Владислав супротив тебя не выступит, и козни строить не будет. Он в тебе теперь, по глупости твоей, извини княже, соперника не видит, и окрепнуть тебе даст. С первой победой тебя княже. Такая победа, без крови и звона мечей, трех сечей стоит. Хвалю и люблю. За ум люблю, за хитрость хвалю. А теперь спать, – Остановила она готовые сорваться с его губ слова и вопросы. Завтра в Киев к деду. Спать. Спать.
И опять растаяла в ночной дымке. Видение ночное. Берегиня его, советчица. Андрей с благодарностью подумал о ней, уже засыпая.
– Спасибо тебе! – То ли сказал, то ли подумал он, то ли ему это все приснилось, – День прошел. И, слава Богу. Завтра в Киев.
Глава 3
Киев – мать городов русских
Будущее укрыто даже от тех, кто его делает.
Анатоль Франс
Утро задалось на славу, на небе ни облачка, легкий ветерок с Днепра отгонял жару и надоедливых мух. Еще по рассвету, откушав в Любече, и спешно простившись с князем Черниговским, посольство двинулось на Киев. Проводы не затянулись. Все были удовлетворены вчерашним днем. Владислав решил больше не размениваться на сопливого ростовского княженка, отцом обиженного. Посланного сам не знает куда, принести то, не знает что. Да к тому же видать, умишком большим не наделенного, и в отца к хмельному гораздого. Поэтому выпроводил он его по быстрому и без расшаркивания.
Андрей удивленно лупал глазами, лез целоваться и так надоел всем, что они за счастье посчитали, когда он с раннего утра убрался из замка в сторону Киева, уводя за собой своих дремучих залесских мужиков, считающих себя воями и кучу сопливых отроков. Все это вместе, недалекий дьяк, даденный княженку в провожатые, и два старика воеводы, называли дружиной и надеялись дойти с ней до Царьграда, что б высватать там своему такому же дремучему, и вечно пьяному князю, младшую дочь Иоанна. По слухам страшненькую и никому, кроме этих дикарей из своего северного медвежьего угла, не нужную.
Все разошлись к общему удовольствию. Дружина вяло затрюхала вдоль Днепровского берега, пока из виду не пропал Любеч. Еще немного прокатилась по инерции для надежности и…
– Эй, Малк запевай веселую. Окрутили брательничка, – Раздался голос князя.
И как будто только этого и дожидаясь, тишину днепровского плеса разорвала залихватская песня. Аж лебеди порхнули с озерка, мимо которого, пританцовывая боком, проходил вороной иноходец Малка. Песня была про глупого боярина, что нанял работника за три щелка, и что из этого было.
Дружина держалась за животы. Мало что не выпадала из седел, но припев про то, что не гоняйся, мол, за дешевизной, подхватывала лихо и с посвистом.
Даже Данила и Чубар поддержали песню своими басами, распугав в округе всех зайцев и белок.
– Ишь, раззадорились, – Подскакал дьяк, – Это они напряг, что в Любече был снимают. Молодец твой Малк, знает, чего людям надо, – Одобрительно кивнул он в сторону зеленого отрока.
– Хорошо поют, так бы и ехал с ними под эту песню хоть на край света, – Отозвался Андрей, – Сказать чего хочешь? Кстати дьяк тебя как звать-величать, а то все дьяк да дьяк.
– Гуляем, меня батя нарек. Так что – я Гуляй Беда, – Со знакомым прищуром хохотнул дьяк, – Вот и гуляем, то ли я за бедой, то ли беда за мной. Пока еще, слава те Господи, не встретились. Спросить я тебя ни о чем не хотел, а вот похвалить за смекалку и оборотистость похвалю. Молодец князь, не по годам, молодец. От души без лизоблюдства говорю. Отец твой, знает, лизать не приучен, и не люблю. А тут от души. Молодец.
– Спасибо. От тебя похвалу получить очень даже радостно. Говоришь Гуляй, ой, не прост был твой батя. Скажи Гуляй, правду бают, что мой дед новый закон о старшем столе думает принять?
– Не знаю чего там твой дед, а для меня – Великий князь Владимир Мономах, думает. Но с тех пор, как получил он титул Мономаха, по нашему словенски – "Одного славящий", жестко гнет он новую Веру одного бога на всех землях. И, по моему малому разумению, правильно делает, потому, как не только мое это разумение. Недаром же Константин Ромейский ему этот титул отдал, в честь чего и шапкой его своей венчал и бармами. Видимо видел, что Русью Вера прорастать будет, и земли наши дышат ей полной грудью.
– Ладно, спасибо за грамоту, приеду в Киев буду с дедом беседы беседовать. Если он захочет. Слушай, Гуляй, а поедем со мной в Святую Землю?
– Нет, князь, у тебя своя свадьба, а у меня своя. Да и стар я, в новые игры играть. Это ты со своими сверстниками новое лихое дело поднимать будешь. Для таких дел я уже не гож.
– Брось, Гуляй. Тебе еще жить да жить, а мне советчики надежные да верные, как хлеб нужны.