– Я бы, может, и хотел, только вряд ли это возможно, – с оттенком шутливой грусти ответил он, – ведь ты меня не любишь!
– Как не люблю? А это что? – притворно возмутилась она и припала к его губам, стараясь целовать как можно натуральнее.
Он ответил на ее поцелуй, но она продержалась недолго, и он, неслышно вздохнув, занялся ее телом. Как всегда он был нежен и убедителен, пока не исчерпал ее и себя до дна, и не погрузился вместе с ней в сон.
3
Он попросил ее быть в Новый год в памятном ему сиреневом платье, и поначалу она не возражала, но затем что-то своенравное и вредное заставило ее выбрать то самое роковое, черное, что было на ней во времена "Дворянского гнезда" и которое она, ни разу после смерти жениха не надев, до сих пор хранила в шкафу.
Она извлекла его из маргинальных глубин платяного пространства, куда время незаметно смещает наши вкусы, превращая их в старомодный подслеповатый гербарий. Достала, поднесла к свету, оценила, даже понюхала. В нем не было жизни, не было желания, и от него исходил пресный душноватый запах: обвисшая, помятая память ее давнего душевного оргазма. Она хотела тут же вернуть его назад, но передумала и занялась им – отпарила, освежила, вернула в сегодняшний день. Надев, нашла, что она за это время немного поправилась, однако платью это пошло лишь на пользу. По-прежнему эффектное, оно благодарно прильнуло к телу и ожило на нем. Решено – она не послушает жениха и наденет именно его.
Вечером тридцать первого он вместе с ней выходил встречать гостей, с напряженной улыбкой располагаясь позади нее. Радостные возгласы и поцелуи перехватывала она, ему же после ее слов: "Знакомьтесь – это Дима!" доставались быстрые испытующие взгляды, тактичные улыбки и осторожные рукопожатия. Позже всех пришел Яша Белецкий с женой и, приветливо поздоровавшись, укрыл в глазах напряженный интерес.
Решительно освобождаясь от мужей и отправляя их в гостиную, женщины скапливались на кухне, соединяя удовольствие от встречи с праздничным возбуждением. Что может быть живописнее, звонче, воинственнее, осведомленнее, категоричнее, циничнее, озабоченнее, теснее и солидарнее, чем женская компания на пороге застолья? Вернисаж залитых лаком волос, знойное собрание обнаженных рук, плеч, шеек, грудей, как нежный перформанс женских форм; красочный калейдоскоп драпированных силуэтов и стилей, нечаянный конфликт несовпадающих вкусов; парфюмированный пир отдушек, призванных стерилизовать волнение желез. Уже изрядно искушенные и еще такие аппетитные мамочки-самочки! Торопясь и перебивая, проверяют, все ли на месте, и не пора ли вмешаться и привести в чувство своеволие, отбившееся от их разумения. Рыщут в поисках горячего сюжета, щупая мимоходом все, что попадается под руку – а вдруг чуткая ладонь интереса обнаружит там признаки зарождающейся температуры? Таковы женщины – истинные менеджеры мужского мира.
Испустив сбивчивые восклицания в адрес чужой принаряженной внешности, они подхватывали горячую тему дня.
– Мне кажется, очень достойный мужчина! – на правах дважды знакомой анонсировала Светка тему жениха.
– Ой, что вы, девочки, ну, просто классный! – поддержала ее Мария.
– Заметный дядечка! – одобрительно высказалась Ира.
– Согласна. Держится интеллигентно… – задумчиво заметила Дина.
– Это вы про кого? – спохватилась Юлька, жена Яши – редкая гостья в этом доме.
– Про Наташиного жениха, – откликнулась Светка.
– А! Ну, да! Конечно! Мне понравился! – поспешила присоединиться Юлька.
– Ну, давай, рассказывай! Как он, не стар для тебя? – обратилась к Наташе Светка, нажимая на "стар".
– А что рассказывать? Думаю, все то же, что и у вас, – уклонилась она от подробностей.
– А с этим делом как? – бесстыдничала Светка.
– У тебя, подруга, одно на уме! – покраснела Наташа.
– Так это же в нашем женском деле самое главное! – хохотнула Светка, обводя глазами подруг. Те понимающе улыбались.
– Успокойтесь! Все у него нормально! – не выдержала Наташа и добавила: – Между прочим, я от ЭТОГО даже похудела…
– Ну вот! А говоришь, все как у нас! А мы, между прочим, от ЭТОГО давно уже не худеем! – удовлетворенно заметила Светка.
Ах, если бы они ведали ее подноготную, если бы знали, как скучно ей переживать свой триумф в тишине, как утомительно гордиться собой в одиночестве!
– Вообще я вам так скажу: у него практически нет недостатков. Кроме одного…
– Какого? – не выдержала Ирка.
– Он слегка картавит. Чуть-чуть.
– Француз, что ли? – весело опередила всех Светка.
– Нет, скорее, англичанин…
– Странно. А я прошлый раз ничего не заметила, – подумав, сообщила Светка.
– Это потому, что он умеет обходиться без буквы "р", представляешь! – поторопилась сообщить Наташа и вдруг почувствовала, что заехала не туда.
Скорее, следовало воспевать его достоинства – феноменальную чуткость, заискивающую заботу, болезненное обожание, королевскую щедрость, его удивительную оргастическую способность, наконец! Или с негаснущим удивлением поведать о его многозначительном открытии – о трех родинках, которым только он из всех ее мужчин и придал значение и которые с тех пор соединял пунктирами поцелуев в щекочущее коричневое созвездие…
– А по-моему, если мужчина может делать такие подарки, – ткнула Светка в кольцо на Наташиной руке, – ему разрешается быть даже глухонемым!
– А чего свадьбу так далеко отложили? – влезла Ирка.
– Это я так решила. Лично он – хоть завтра, – призналась она.
– А зачем так долго ждать? – уставилась на нее Мария.
– Так надо, – отрезала Наташа. – Надеюсь, никто не собирается рассказывать моему жениху в дальнем углу о моем темном прошлом?
Тем временем расположившиеся в гостиной мужчины по-свойски, на что они здесь уже давно имели право, распорядились напитками и принялись вспоминать, на чем остановились прошлый раз. Его сразу же приняли в игру: откровенные и громкие реплики подразумевали его своим, а очередной рассказчик поглядывал на него с той же доброжелательностью, как и на всех прочих. Он отвечал улыбкой и где нужно кивал. Был он здесь старше всех, и намного, а потому свою выходную арию намеревался исполнить басом и в нужный момент.
Пришли женщины и принялись сервировать стол. Он извинился и пошел на кухню, чтобы завершить кулинарные хлопоты, которым предавался со вчерашнего дня. Встречаясь на ходу глазами с ее подругами, он предупредительно улыбался и говорил им что-нибудь приятное. Было около десяти, когда решили садиться за стол.
Наташа переоделась и вышла – высокая, гибкая, безупречная. Совершенный образец зрелой женской красоты, творение безумно влюбленного скульптора. Узкие прямые плечики – изящный постамент для стройной шейки и прекрасной головки. Тонкая запруда ключиц для двух глубоких желобков, разделенных обмелевшей ямочкой. На нежной авансцене груди – бриллиантовый перст, нескромно указующий в узкое ущелье между двумя полушариями. Облегающее платье до колен – черный пресс-секретарь тела, предпочитающий прозрачные намеки откровению наготы. И, наконец, ноги, обтянутые чулками телесного цвета и стройным сужением опровергающие все законы физики о неспособности восклицательного знака сохранять равновесие.
Парадный выход хозяйки вызвал несдержанный восторг мужчин и панику среди подруг – колье оказалось для них сюрпризом. Может, несчастная красавица и заслуживает утешения, только вот счастливая красавица – это невыносимо!
По заведенному здесь порядку поднялся Яша и как родного поблагодарил уходящий год за пищу и кров, за друзей и врагов, за радость и крепость уз, за дары и благодеяния, за снисхождение и терпение, за благоволение и попустительство, за незабываемые часы и счастливые мгновения, за посильные испытания и неуемную щедрость, за негромкие откровения и поучительные разочарования, за дерзость, просветление и незыблемые моральные устои. В качестве примера сослался на благотворные перемены в жизни хозяйки. Гости поддержали тезисы одобрительными восклицаниями и, со значением глядя на Наташу и ее жениха, выпили. Жующие подруги не отрывали от нее глаз, закатывали глаза и покачивали головами. И было непонятно, к чему относится их восхищение – к колье или закускам.
А между тем весь вчерашний и сегодняшний день он провел на кухне, в очередной раз удивив ее тихим упорством и основательностью. "Какой он, все-таки, молодец!" – разрасталось до изумления ее наблюдательное любопытство, следующее за его скрытым расчетом, с каким он соединял разноголосые продукты в певучие остроумные ансамбли. Он все готовил сам, поручив ей роль поваренка. Среди прочего он составил несколько салатов. Отказавшись от грузной услужливости фасоли, кукурузы, горошка, картофеля, ограничивая аппетиты сыра и яиц, он подсластил рыбу и мясо тропической лестью авокадо, ананаса, манго и прочего, что произрастает нынче на прилавках супермаркетов, добавляя нашим северным ощущениям изумрудно-бирюзово-золотистый вкус.
Были здесь и всем знакомые салаты: греческий, с кальмарами, мясной, овощной, а в угоду жирному вкусу возвышались тортоподобная "мимоза" и бордовая гора жадно любимой женщинами селедки под шубой. Он заправил их самодельным майонезом, чем придал им новый, ошарашивающий вкус. Специальными гостями выступали здесь завернутые в бекон и поджаренные вместе с ним бананы и рыбные котлеты по-французски. К этому был приготовлен соус карри с овощами.
Его одолели вопросами. Он отвечал: