У них наладилось подобие семейной жизни. Теперь он почти все вечера проводил у нее и оставался до утра, за исключением тех случаев, когда его мнительная мать ни за что не желала ночевать одна. Они ужинали с сухим вином, орошая им те забавные экзотические деликатесы, которые он привозил с собой. Например, суп по-нормандски, салат "Парадиз", заяц под чесночным соусом с картофелем "Дофинэ", с молоком и сыром. Или фрикасе из курицы, суп по-версальски, улитки по-бургундски, чечевица по-эльзасски и шпигованные баклажаны по-гасконски. А то и мидии с кориандром и фламбэ из фуа-гра со свежими ягодами. И пусть на вкус все эти блюда часто оказывались пресными и менее звучными, чем их названия, но они возбуждали в ней шаловливое любопытство, которое он всячески поощрял. Он никогда не спрашивал, любит ли она его, потому что то улыбчивое и ровное внимание, которое она ему дарила, его вполне устраивало. А если женщина, к тому же, ложится с тобой в постель, то требовать от нее каких-то иных доказательств любви может лишь свихнувшийся эгоист.
Просыпаясь, он на цыпочках торопился на кухню, чтобы приготовить кофе, собрать на стол и дождаться, когда она, трогательно сонная, опустошит сливной бачок, отразится в зеркале, скинет халат и короткую сорочку, затем сверкая и подрагивая белоснежными следами бикини, влезет в душевую кабину и, облив себя блестящей водой, огладит грудь, живот, подмышки, пах. После этого взъерошенным полотенцем разотрет упругую кожу, натянет тугие полупрозрачные слипы и набросит халат. Щеткой расчешет потрескивающие волосы, соберет их на затылке в узел и назначит им в надзиратели серебряную заколку. После этого выйдет, розовая и обворожительная, поцелует его в щеку и сядет пить кофе. Коротко расскажет, где она собирается сегодня быть и попросит не тратить его драгоценное время на поиски сомнительных деликатесов. Пусть он лучше сам приготовит что-нибудь простое и легкое. И не стоит звонить ей раньше одиннадцати. Как быстро, однако, бежит время – через неделю Новый год! Кстати, не пригласить ли им на новогоднюю ночь всех ее подруг с их мужьями? Между прочим, хороший повод со всеми разом познакомиться. У нее замечательные подруги, просто замечательные, она им многим обязана! Сегодня с утра ей нужно на Петроградскую, и потом она будет в разъездах, иначе попросила бы довести ее до Кузнецовской и забрать оттуда вечером. Что он собирается делать днем? Как обычно? Ну, хорошо, значит, вечером увидимся. Спасибо, Димочка, за завтрак: ты у меня такой заботливый и внимательный! Ты готов? Что ж, вперед!
Иногда он натыкался на стену ее плохого настроения, и тогда ему казалось, что близость не делает их ближе. Как ни грустно было сознавать, но телесные утехи для нее пока значили больше, чем его любовь. Выходило, что все их отношения тянет на себе его мощный передний привод, а она – лишь прекрасная западня для потерявшего нюх ловеласа.
Он, как и обещал, занялся бегом и вскоре похудел на четыре кило, за что удостоился ее похвалы. Она разрешила себя сфотографировать, придирчиво отобрала из всех фотографий две, какими он и украсил бумажник и свой рабочий стол.
2
На следующий день после того, как дала себя обручить, она, испросив у него передышку и оставшись одна, сняла Володину фотографию, протерла, поцеловала и спрятала в дальний угол. Весь вечер она ходила задумчивая, поглядывала на кольцо, то улыбалась, то хмурилась – это играл молодыми сполохами ее новый внутренний свет.
Отныне оргазм приходил к ней с уверенной и безотказной яркостью, но чтобы извлечь его глубоко залегающее упоительное безумие, ее любовнику приходилось хорошо потрудиться. Дело свое он делал так старательно и основательно, что эмоции били из нее фонтаном. Ему удавалось не просто открывать кран ее страсти, из которого до него сочилась лишь худенькая ржавая струйка, но и умело им манипулировать, отчего их путешествия через грозовой перевал к восхитительному бессилию стали для нее желанными и неутомительными.
Как знатная пациентка дорожит талантом своего придворного лекаря, так она дорожила его уникальной способностью, попутно убеждая себя, что вовсе не обязана платить за это любовью. На самом же деле она попросту боялась влюбиться раньше времени. Измена мужа, гибель жениха и несуразное бездушное сожительство последних лет отвратили ее от формальной логики простодушных девичьих грез, как хронически неверный прогноз погоды обращает в разочарование веру в ее предсказателей. Да разве мало женщин, по разным причинам оказавшихся в зависимости у мужчины, живут с ним с улыбкой, но без любви!
Иногда серые облака меланхолии набегали на ясный и прозрачный небосвод ее осторожного воодушевления, и тогда все достоинства нового любовника вдруг разом меркли, как меркнет экран телевизора в отсутствии резервного питания, каким для нее могла быть любовь. Другими словами, в обновленной версии ее жизненной программы продолжали копошиться своенравные вирусы прошлого, способные обесточить их отношения. И все же, если не брать во внимание эти редкие душевные сбои, ровная и смешливая радость не покидала ее.
И вот уже выпал снег и почти миновал декабрь, а с ним и их медовый месяц, однако, судя по всему, запасы меда в его сердце нисколько не убавились: с какой стороны на него не посмотри, не нарадуешься. Постельное остервенение первых дней уступило место вдумчивой и кипучей страсти. Новое качество удобно устроилось среди краеугольных камней ее личности, разгладив последний напряженный мускул ее лица и по праву украсив его выражением королевского всезнайства.
Она объявила своим подругам о помолвке, чем взбаламутила доброе море их отношений. Все хотели видеть жениха, и она решила собрать их на Новый год у себя.
Однажды она ему сказала:
– Светка, подруга моя, рвется с тобой познакомиться. Ты уж, пожалуйста, будь с ней поласковее…
Пришла Светка, шумная, добродушная, с большими любопытными глазами и крупным ртом, от которого при улыбке разбегались всезнающие морщинки. Ровно и твердо, без той женственной пружинистой томности, которой, как чужому языку она никак не хотела учиться, Светка прошла на кухню, просверлила жениха ревнивым взглядом, но, кажется, ничего плохого внутри не обнаружила. Кроме того, она нашла, что невеста похорошела и стала как бы мягче. Эти две новости она распространила среди подруг, подогрев ими ожидания встречи.
Утром тридцатого декабря, не имея терпения ждать, он преподнес ей купленное накануне колье стоимостью пятнадцать тысяч долларов. Не то чтобы не придумал ничего лучше, а скорее вследствие безотчетного стремления вернуться в начало парижской страницы и вписать ее туда задним числом.
Резная змейка из белого золота удерживала четыре последовательные бриллиантовые вставки, за которые в свою очередь цеплялся тонкий каплевидный ободок, усеянный шестнадцатью сверкающими тем же сухим, колючим блеском розочками, а внутри ободка покачивался крупный аметист – звонкий язык его сердечного набата, сиреневое хранилище его упований. Что ни говорите, а мужской подарок – это либо аванс, либо благодарность женщине за захватывающие дух удовольствия. Приняв загадочный вид и пряча подарок за спиной, он торжественно объявил:
– Наташенька, дорогая, хочу преподнести тебе скромный подарок, который тебя не стоит, ибо ты у меня бесценна! Делаю это не потому что ты позволяешь себя касаться, а потому что ты есть и терпишь меня рядом с собой! Я тебя люблю! – закончил он, вручая колье.
Она сдержанно обхватила любопытными бледно-розовыми ноготками черную продолговатость футляра и, осторожно откинув крышку, впустила туда свет. Некоторое время она, не отрываясь, смотрела на обильное бриллиантовое сияние, а затем растроганно поцеловала жениха в предусмотрительно подставленные губы.
– Подожди, я сейчас! – вернула она ему футляр и убежала в комнату, где хранились ее наряды. Вернувшись в черном вечернем платье, она извлекла из красного бархатного лежбища его весомое признание в любви, встала перед зеркалом и приложила к груди. Он помог ей с застежкой и, склонившись, коснулся губами шейки. Она полюбовалась на свое отражение, порывисто обернулась, обняла его за шею и прочувствованно поцеловала. В ее порыве ему почудилось что-то болезненно похожее на благодарность Мишель. Она снова ушла и вернулась с мягким ярким пакетом.
– Я не знала, что тебе подарить и вот купила это… – протянула она ему пакет.
– Конечно, мой подарок гораздо скромнее твоего…
Он даже не стал смотреть, а прижал ее вместе с пакетом к себе:
– Наташенька, мне не нужны никакие подарки, мне нужна только ты!
– Ты все-таки посмотри, – потребовала она, освобождаясь от объятий.
В пакете оказались две дорогие рубашки и два галстука. Он тут же вспомнил, как присматривался к ним в Гостином дворе, где они побывали на следующий день после их первой ночи.
Вечером в спальной, перед тем как нырнуть к нему под одеяло, она меняла платья и, стоя перед зеркалом, прикладывала к ним украшение, приговаривая:
– Прелесть, просто прелесть!
Он наблюдал за ней из постели, словно присутствуя при колдовстве молодой ведьмы, что прикладывая к своему и без того прекрасному телу магические кристаллы, обретает их чистоту, сияние и гибельный соблазн. Каждое платье делало ее иной, оставляя все такой же пленительной. Листая себя, как увлекательную книгу, она меняла свой облик, характер, историю и от этого только здесь и сейчас познал он великую силу и мудрость моды. Глаза его сияли умилением, с лица не сходила глупая счастливая улыбка. Закончив примерку, она скинула сорочку, скользнула к нему и, прижавшись, сказала:
– А ты, Димочка, и в самом деле не иначе, как коварный соблазнитель! Сначала окольцевал, а теперь вот ошейник одел! Так ты меня скоро на золотую цепь посадишь!