- Вижу, ты занят. Мы пойдем.
Но тут Линда стала кричать, потом захохотала - такой я ее еще никогда не видел.
- Какие могут быть секреты с Пабло? Он еще младенец, ему мамочка нужна. Уж мы трое это хорошо знаем. Оставляйте его без сладкого, хозяйка. Как только закапризничает, оставляйте без сладкого.
- Именно это ты мне хотела сказать? - со злостью спросил я. Все было правдой. Я посмотрел на Джину, не смеется ли и она тоже. Но увидел, что она вся подобралась, пораженная и разгневанная. И сразу успокоился. Я сказал Скарпе:
- Подожди минутку, я должен с ней поговорить.
Линда крикнула мне:
- Не затрудняй себя! Я ухожу. - Потом усмехнулась. - Просто хотела узнать, что ты за человек. - Она остановилась на пороге и окинула нас взглядом. - Все-таки мог полюбезнее встретить свою подругу. Точно в дешевую остерию попала.
Джина, собравшись с духом, сказала:
- Зачем же так? Все, что хотели, вы ему уже высказали прошлой ночью.
Тогда Линда сказала:
- Если никто не возражает, я хочу поговорить с тобой, Пабло, наедине.
- Нужды нет, можешь говорить при всех.
Линда тряхнула головой и пристально взглянула на меня. Потом махнула рукой и выбежала на улицу. Последнее, что я увидел, был ее сверкнувший браслет.
Скарны при этом уже не было, он ушел в комнату. Джина стояла, прислонившись к прилавку, и молчала. Она не смотрела на меня. Взгляд ее был устремлен в раскрытую дверь, на дорогу.
- Мне перед вами совестно, - резко сказал я.
Джина ответила:
- Вернется - я ее убью.
Мы оба взглянули на дверь.
- Ты сама знаешь, как это бывает, - сказал я. - Что же тут для тебя нового? Важно только, кто чего стоит.
- Вернется - я ее убью.
Я не пытался ни приласкать, ни утешить ее.
- У нас и без того много забот, - сказал я. - А с этим покончено.
В полдень мы отправились со Скарпой в остерию.
- Пойдем прямо через улицу, - предложил он. - Самое опасное - прятаться от людей.
Мы сели с ним в уголке под миртами. Послали Пиппо купить тосканские сигары и заказали немного вина.
- Знаешь, - сказал Скарна, - вечно я в дороге, или в бегах, или в тюрьме и никак не могу посидеть спокойно, отдохнуть.
Он поведал мне о своей мечте - уехать в деревню, пожить там подольше, завести поросят.
- Одна беда, стоит мне где-нибудь пустить корни - война начинается. Либо наши друзья сражаются, либо другие. Прежде и у меня был свой дом. Давно уж и в помине нет родного очага… А у тебя вроде даже в избытке, - сказал он. - Смотри, будь поосторожнее, а то вовек не распутаешься.
- Почему-то эти истории никогда не кончаются вовремя, - смущенно ответил я. - Но думаю, на этот раз все ясно.
Скарна улыбнулся одними глазами.
- Разве тебе не известно, что всякая история повторяется дважды? Сначала она происходит всерьез, а потом вызывает только смех. Так вот, и каждый утопленник обязательно всплывает.
Но мне вовсе не хотелось смеяться, а хотелось напиться. Счастье еще, что Скарпа шутил за двоих. А ведь Линда правду сказала - женщина для меня лишь каприз, и Скарпа все слышал. "Надо будет поговорить с ним об этом", - подумал я.
XIX
Поздно вечером мы собрались в кабачке на тайное совещание. Чтобы нас не задержал ночной патруль, мы просидели там до рассвета. Джино Скарпа вместе со всеми спустился в погребок, который вел в другой погребок, откуда в случае надобности можно было выбраться прямо на улицу. Я вместе с Джузеппе остался наверху. Захватил с собой гитару, но играть было опасно - мог услышать патруль. Меня клонило ко сну, ведь прошлую ночь я глаз не сомкнул. Джузеппе то и дело спускался в погреб, поднимался наверх и каждый раз окликал меня.
- Смотри не засни. Представляешь, что будет, если они нас здесь накроют.
Но у меня так колотилось сердце, что я не мог уснуть. Я знал, что в погребке было много коммунистов, да и один Скарпа стоил десятерых. Мы о многом переговорили. Я попросил Джузеппе узнать про Амелио. Только на рассвете, после того как он объявил, что наше затворничество кончилось, а хозяин кабачка принес нам кофе, Джузеппе спокойно сказал мне:
- Ты был прав, твой туринский друг - коммунист.
Больше он ничего не знал, а может, просто не хотел говорить. Тем временем несколько пареньков, которым надо было рано на работу, по одному выбрались из кабачка. Хозяин приоткрыл дверь и для виду стал подметать пол. Я не видел, как расходились остальные.
Мы с Джино Скарпой ушли, когда уже рассвело. Из разговора с ним я заключил, что он остался недоволен совещанием. Я понял, что скоро они опять должны собраться.
Мы прошли через парк Пинчо, освещенный первыми лучами солнца. Я шагал с трудом, точно плыл против течения. Не будь рядом Скарпы, пожалуй, свалился бы на первую скамью.
- А не позавтракать ли нам? - спросил Скарпа. - Поедим прямо под деревьями, красота.
Но потом мы решили зайти в "Фламинио", в то самое кафе, где обедали накануне.
"Видно, мне на роду написано, - подумал, я, - возвращаться домой на рассвете".
- Бодрей держись, - сказал Скарпа, - это тоже своего рода война.
Но и у него у самого лицо было утомленное. Резче выступили скулы, обозначились глубокие морщины - следы перенесенных испытаний. Но взгляд его оставался все таким же твердым. Он не спеша пил кофе с молоком, и мне вдруг вспомнился острый кадык неподвижно лежавшего в постели Амелио.
- Достаточно на нас взглянуть, чтобы догадаться, кто мы такие, - сказал я. Счастье еще, что в кафе было пусто.
Скарпа устало посмотрел на кассиршу и мрачно ответил:
- Да, лица у всех у нас такие, словно мы никогда света божьего не видим. Жизнь наша бродячая, вот в чем дело.
Я выпил граппы и подумал, что и у меня судьба не лучше. Но раньше я мирился с этим, а теперь знал, чего добиваюсь. Интересно, что думает об этом Скарпа?
Мы пошли домой, и дорогой я заметил, что Скарпа чем-то обеспокоен. Он поглядывал то на небо, затянутое тучами, то на поросшие пиниями холмы.
- Ох уж эти мне римляне, - вздохнул он. - Никак их не поймешь. И каждый себя умником считает. Самоуверенности в них много. А фашисты под самым их носом, что хотят, то и делают. Какие-то они близорукие, здешние товарищи, даже не задумываются над тем, что творят фашисты во всем мире.
Тут я спросил:
- Разве они не коммунисты?
- На словах они все коммунисты, - ответил Скарпа. - Ты ведь был с нами на совещании? - Он удивленно посмотрел на меня покрасневшими от бессонницы глазами. - Знаешь, и в спорах есть своя красота. Ты даже не представляешь, как это интересно.
Я сказал ему, что теперь, когда я живу в Риме, многое мне стало понятно.
- Так всегда бывает в жизни, - заметил он. - В Риме все кажется гораздо проще. Когда я был студентом, мне тоже казалось, что главное я уже постиг. Потом, к счастью, а может, и к несчастью, я понял, что до этого еще далеко…
Неужели Джино Скарпа был студентом? Он казался мне простым рабочим, как все мы, только более толковым и знающим. Так, разговаривая, мы подошли к мастерской.
- Значит, Рим тебе знаком? - спросил я.
- С того времени он сильно изменился, - улыбнулся Скарпа. - Вот только римляне не меняются.
Джина, обрадованная, встретила нас в дверях. Она ждала нас, чтобы покормить, но я сказал, что смертельно хочу спать. Скарпа ушел в сад любоваться облаками, а я лег на кровать и сразу заснул.
Вечером я пошел к себе домой переговорить с Мариной.
- Хорош жилец, - сказала она. - У такого ключ вовек не сотрется.
- Дел много, - ответил я.
- Ну и вид у тебя!
- А как поживают соседи?
Я заплатил ей за месяц и спросил, нельзя ли будет здесь переночевать одному моему старому другу.
- Ты, верно, этого друга всего день знаешь, а уже хочешь пустить переночевать.
Тогда я зашел к Дорине, там царило страшное возбуждение. Карлетто снова приняли в театр "Арджентина". В этот вечер с ним обещали подписать контракт. С минуты на минуту он должен вернуться. Я сказал Дорине:
- Рад за вас, но все-таки Карлетто - беззаботная пташка.
Она обиделась и спросила:
- Почему это?
- Такое только в Риме бывает, - ответил я. - Все заканчивается общим весельем.
Тут Дорина велела мне замолчать. Все дело в том, что я перестал быть настоящим другом Карлетто. С тех пор как сошелся с Джиной, я совсем переменился. А когда арестовали Лучано, я стал обвинять ее, Дорину, и Карлетто во всех грехах. Да к тому же свел дружбу с какими-то грязными типами, это добром не кончится. Так все ее друзья говорят.
Она покраснела, у нее даже голос прервался. Она сказала, что лучше бы уж я все вечера проводил с ними, играл на гитаре, попытался бы поступить в театр, потом добавила:
- Теперь Карлетто сможет тебе помочь. А своим новым друзьям не очень-то доверяй.
Я понял, что для Скарпы будет спокойнее и дальше ночевать в мастерской. Тем более что речь шла всего о двух днях. В мастерской Скарпа чувствовал себя хорошо, он даже помогал Пиппо чинить велосипеды. Вечером мы поужинали и вышли посидеть в саду. Пока ни от кого никаких вестей не поступало. Ночью должно было состояться второе совещание. Мы ждали Джузеппе.
- Поиграй немного на гитаре, - попросил Скарпа.
- Вот ты учился в университете, а твой отец был состоятельным человеком, как же случилось, что ты пошел с нами? - спросил я. - Почему тебе пришлось бежать? Чем для тебя был плох фашизм?