- У каждого класса есть свои безумцы, - сказал он. - Если бы их не было, мы бы и сейчас жили, как во времена древнего Рима. Чтобы изменить мир, нужны безумцы. Ты когда-нибудь задумывался над тем, чем обязан мир безумцам? - Потом он сказал: - И ты такой же безумец. Для чего тебе нужно вести подпольную работу? Ведь ты рискуешь угодить в тюрьму или на каторгу, и тебе никто ни гроша не платит.
- Всех нас эксплуатируют…
- Тебя-то кто эксплуатирует? Джина, что ли?
Он говорил резко, чуть насмешливо. Я хотел было ответить ему. Но он меня опередил:
- Одно могу тебе сказать, разница между нами лишь та, что я, раньше чем решиться на борьбу, месяцами мучился, сомневался, искал ответа в разных книгах, а у тебя и у твоего класса это в крови. Это не такой уж пустяк.
- Вот только с коммунистами трудно было связаться, - сказал я.
- А зачем ты их, спрашивается, искал? Какая тебе от них корысть? Потому искал, что тебя вел инстинкт.
- Но хоть несколько книг мне бы не мешало прочесть. Если в один прекрасный день откроют школы для нас…
- От книг мало толку. Я видел в Испании интеллигентов, которые совершали не меньшие глупости, чем остальные. Главное - классовый инстинкт.
Мы долго беседовали с ним в саду. Ночь еще не наступила, но кое-где уже зажглись фонари. Загорелся свет в окнах домов. Как досадно, что Скарпа завтра уезжает. Я многому мог у него научиться.
Джузеппе пришел уже ночью и сказал:
- Кто-то проболтался.
Фашисты взяли наш кабачок под наблюдение. Один из товарищей заметил там двух агентов, дежуривших по очереди. Пока никого не арестовали: поджидают руководителей.
- Хозяина кабачка наверняка возьмут, - сказал Джузеппе. - Но он не знает, где ты, Скарпа, скрываешься. И все-таки будьте оба осторожны.
Он удалился неторопливым шагом, так же как пришел. Скарпа сказал, что в этих случаях хозяин всегда попадается, но не мешало бы некоторым упрямым головам хоть разок побывать в такой передряге, может, поумнеют.
- Давай пройдемся немного, - предложил он мне.
Я выглянул на улицу, нет ли шпика возле мастерской.
- Пойдем с нами, - сказал я Джине, которая только этого и ждала.
Мы поднялись на холм, к церкви. На улицах было шумно и людно. Из ярко освещенной остерии пахло вином. Не кричали только те, у кого был набит рот. А над всем Римом нависло черное-пречерное небо.
- Если нас сегодня ночью схватят, - сказал я, - это будет последнее, что мы увидели.
- Что "это"? - не поняла Джина.
- Как едят, кричат и пьют в Риме, - сказал Скарпа. - Так ведь?
Я спросил, неужели он всегда угадывает чужие мысли. Скарпа ответил, что так бывает, когда твой друг влюбляется. Заранее знаешь, что он скажет. Все мы бывали влюблены.
- Пабло вовсе об этом не думает, - проговорила Джина.
Голос, каким она это произнесла, рассмешил нас.
- Это пустяки, - успокоил ее Скарпа. - Пабло хороший товарищ.
Потом он рассказал, что сидел в Риме в тюрьме.
- Десять лет назад. Мне было тогда двадцать. В то время я ходил в анархистах. Фашисты сказали: "Да он просто болван", - и выпустили меня.
- А как там с вами обращались? - спросил я.
- Да, в общем, терпимо. Конечно, поганые людишки всюду встречаются. Я тоже был тогда влюблен, но не прошло и месяца, как моя милая наставила мне рога.
Джина тихо спросила:
- Неужели это правда?
- Такова жизнь. В тюрьме, понятно, сладко не бывает. Но часто вот еще что происходит. Просидишь ты несколько лет, и людей начинаешь забывать. Потом выходишь оттуда и убеждаешься, что жизнь шла своим чередом. Тут только понимаешь, что значит быть заживо погребенным.
- Лучше уж умереть, - тихо сказала Джина.
Мы вышли на пустырь, оттуда видна была панорама Рима.
Я сказал Скарне:
- Значит, завтра уезжаешь.
- Вот дьявольщина, - задумчиво проговорил он. - Поживешь где-нибудь день-два - и снимайся с якоря, знаешь, что тебя ищут.
Мы повернули назад, а Джину я отправил ночевать к старой Марине. Мы со Скарпой расположились в мастерской и половину ночи провели в разговорах. Джино говорил, что прятаться или попасть в тюрьму - разницы большой нет. Главное, знать, что другие товарищи на свободе остались. Но бывают такие минуты, когда чувствуешь, что нет больше сил - пусть арестовывают.
- У вас еще тут ничего, - добавил Скарпа. Он рассказал мне о том, что творится в Германии, о застенках Испании. У меня от его рассказов кровь стыла в жилах. - Капиталистический мир ополчился на нас, - сказал он. - Не строй себе иллюзий. А именно этого вы здесь и не хотите понять. Буржуазия защищает свое сытое существование, свой карман. Она готова уничтожить полмира, убить миллионы детей, лишь бы у нее не вырвали из рук хлыст и не отняли кормушку. Можешь не сомневаться, они и в Италии будут совершать то же самое. И при этом поминать боженьку или свою любимую мамочку.
Мне припомнилось, что и Карлетто говорил примерно то же самое. Я сказал об этом Скарпе.
- Если бы ты всего этого не понял, - сказал Скарпа, - ты не мог бы быть коммунистом. Но одно дело просто понять, другое - понять правильно. Все мы превращаемся в обывателей, когда нас охватывает страх. Закрывать на все глаза и не видеть надвигающейся бури - это ведь тоже страх, подленький страх обывателя. Марксизм как раз и состоит в умении видеть вещи в их истинном свете и принимать необходимые меры.
Он объяснил мне, что в Италии буржуазия ведет хитрую игру. "Знаете, ребята, - убеждают нас буржуа, - нам тоже плохо. Давайте объединимся и скажем правительству: "Хватит". Это и нас устроит, а вас тем более. Посмотрите, что происходит за границей, что там делают всякие мерзавцы. Поддерживайте нас, и мы сумеем вас спасти".
- На самом же деле, - сказал он поздней ночью, заканчивая разговор, - нам надо самим спасать себя или погибнуть всем вместе. А война в Испании проиграна.
Джина пришла утром и разбудила нас. Я принялся за работу. Скарпа вышел в сад постирать себе белье. Я спросил у Джины, что говорят Марина и остальные женщины. Она, смеясь, ответила:
- Удивляются, что ты предпочитаешь ночевать с ним.
- Приняли Карлетто в театр?
- Они пригласили нас сегодня на ужин.
Весь день я даже и не вспоминал об этом приглашении. Скарпа отсыпался на кровати или в саду на траве. Мы договорились было пойти вечером погулять и распить в остерии бутылку вина, как вдруг примчался велосипедист, привез покрышки. Я его хорошо знал, он работал на заводе в Аурелии.
- Хозяин все выболтал, - сказал он. - Кое-кого уже арестовали. Товарищи решили, что Скарпа должен немедленно уехать. Я отвезу его на станцию Трастевере.
Скарпа спокойно сказал:
- Хорошо еще, что я белье успел выстирать.
Он снял комбинезон, быстро оделся, поцеловал меня и Джину.
- Не забывай о товарище из Испании, - сказал он мне на прощание и уехал.