2
В середине дня, без предупреждения, появился еще один гость: Биньямин. Припарковался за пикапом рабочих и крикнул:
- Яир!
Я вышел к нему навстречу.
- Это тот дом, о котором все говорят? - спросил он.
- Да.
- Кто тебе его купил?
- Я.
- А кто оплачивает ремонт?
- Тоже я.
- Откуда у тебя деньги?
- Ты хочешь услышать правду или то, что тебя успокоит?
Он смерил меня взглядом. Мы не виделись с тех пор, как сидели семь дней траура по маме, и перемена, которую произвел во мне новый дом, удивила его.
- Ты хорошо выглядишь, - сказал он. - И конечно, я хочу правду. Лиора уже сказала мне, что не давала тебе этих денег, и она тоже будет рада услышать ответ.
- Я понимаю, что вы оба обеспокоены.
- Безусловно. Каждый по своей причине.
- Деньги на дом я взял в долг у Мешулама, - сказал я. - А Тирца ремонтирует его мне в подарок.
- Я так и думал, - сказал брат с облегчением. - Но вот у Лиоры есть другие предположения.
- Видишь, - сказал я, - внешне ты выглядишь большим хитрецом, но на самом деле тебя легко обвести вокруг пальца. Ты действительно хочешь знать?
Он помрачнел.
- Это мама дала тебе? - И вперил в меня два ее голубых глаза. - Отвечай! И не играйся со мной больше. Это она дала тебе эти деньги?
- Да, - сказал я. - За несколько месяцев до смерти. Она позвала меня, дала в руки чек и сказала: иди найди себе дом, чтобы у тебя было свое собственное место.
- Какого размера чек?
- Не большой. Восемьдесят пять квадратных метров. Точно по размеру этого дома.
- Я так и думал, - сказал Биньямин. - И я благодарен тебе за откровенность. - И добавил: - Это замечательный подарок. Неожиданный. Не только для того, кто получил, но и для того, кто нет.
- Безусловно, - сказал я. - Подарок неожиданный, да еще как.
- А я думал, что меня она любит больше, - сказал он, наклонив ко мне голову с вызывающим кокетством.
- Она и в самом деле любила тебя больше, - сказал я, - и поэтому этот чек получил я.
Биньямин улыбнулся. Каждый раз я думаю: как он похож на тебя и на Папаваша. Не только телосложением, ростом и внешностью. Но также элегантностью движений. И этой радостью и признательностью одежды за то, что она удостоилась облегать именно это красивое тело - рубашка обтягивает грудь, брюки обнимают бедра: как хорошо, что мы на тебе, а не на ком-нибудь другом.
- Ты ошибаешься, - сказал Биньямин, - но что это уже сейчас меняет? Она умерла, и мне не к кому прийти с претензиями. Вопрос в том, правильно ли это с твоей точки зрения.
- По-моему, совершенно правильно, - сказал я. - Меня это ничуть не удивляет.
- И это всё? - спросил Биньямин. - Один брат получает подарок в размере дома, а второй не получает ни гроша?
- Это было ее решение, не мое. И, как по мне, эти деньги - не подарок, а компенсация.
- Никто не виноват, что у тебя был другой отец, - сказал Биньямин.
- У меня не было другого отца. У нее был друг, от которого я родился, но растил меня Папаваш. Это он мой отец, и он растил меня очень хорошо.
- Интересно, что он думал об этой истории все эти годы.
- Не важно, что думают. Важно, что делают и как себя ведут. Он сказал ей, что вырастит меня, как своего сына, и это то, что он сделал. Он образцовый отец. Жаль, что ты унаследовал от него только внешность.
- В те времена не было принято спать с другом до свадьбы.
Я не поправил его. Я уже дважды сказал правду за время этого разговора, и, как говорит Мешулам, "говорить правду - это очень хорошо, но не надо делать из этого привычку".
- Она мне всё рассказала, - продолжал Биньямин.
Всё? Сейчас пришел мой черед встревожиться.
- Что же именно?
- Что ее друг пришел к ней попрощаться перед боем и тогда это случилось.
Странная гордость чувствовалась в его голосе, гордость сына, которого мать предпочитает другому. Есть сыновья, которым мать дает деньги, и есть сыновья, перед которыми она открывает сердечные тайны. Я не исправлял его. Если это то, что она предпочла ему рассказать, пусть будет так.
- А по поводу денег, - сообщил я ему, - твоя Зоар и я, мы уже придумали, как можно решить эту проблему.
Биньямин приободрился и насторожился одновременно:
- Как?
- Я завещаю этот дом Иоаву и Иораму.
- Прекрасная идея, - сказал мой брат, чуть поразмыслив.
- И не думай, что это ради тебя, - сказал я. - Это ради них. А также ради Зоар. Ты не стоишь такой жены и таких детей.
- А ты изменился, - заметил Биньямин. - И это не только из-за дома. Я чувствую здесь запах любви.
3
Вернулся тракторист. Подогнал свой прицеп к западной стене дома, а сам разлегся отдыхать в тени рожковых деревьев. Двое рабочих поднялись на крышу и начали разбирать старую цементную черепицу, сбрасывая ее в прицеп. Они работали, постепенно сползая назад и разбирая перед собой крышу, которая за мгновенье до того была под их коленями.
В полдень вернулась Тирца, а еще спустя несколько минут появился второй белый пикап с надписью "Мешулам Фрид и дочь", только в отличие от предыдущих он ехал без водителя.
- Это Илуз, наш кровельщик, - обрадовалась Тирца. - Какая пунктуальность!
Пикап остановился, дверь открылась, и вышел очень худой и очень маленький человечек, совсем лилипут. С длинными руками, большой головой и широкой улыбкой. Он поздоровался с Тирцей, с обезьяньей ловкостью взобрался на дощатый скелет бывшей крыши, прошелся по бетонному периметру и по деревянным балкам, осмотрел всё и всему вынес приговор: "Это прогнило!.. Это тоже… Это оставить… Это заменить!"
Потом он достал из поясной сумки молоток с гвоздодером, повытаскивал гвозди, разобрал и сбросил несколько обшивных досок, измерил и записал на ладони и, наконец, присоединился к нам на поздний обед, добавив к нему острый соус, который достал из той же сумки. И за едой сказал, что большая часть каркаса "в полном порядке" и завтра он вернется с братом и с недостающими досками. Тирца попросила его отвезти в своем пикапе двух ее рабочих, выпроводила тракториста и объявила, что желает обновить "нашу новую еще-не-крышу".
- Как это? - засмеялся я. И вдруг понял, что давно не слышал своего смеха.
- Мы ляжем на спину внутри дома и будем смотреть на небо. Посмотрим, опускается темнота, как выражаются в книгах, или поднимается.
Мы разделись и легли рядом. Стены скрывали нас от взглядов людей, развороченная крыша открывала нас взглядам тех, кто сверху, - перелетных птиц, возвращающихся домой голубей, а может быть, и твоим глазам, если ты на самом деле там.
Большое светило исчезло за горизонтом. Свет всё угасал, пока не померк совсем. Сначала он перестал существовать в этом мире, потом погас и там, за краем неба, а под конец утратил и само свое название. Темнота не опустилась и не поднялась. Не сотворилась враз, как свет, и море, и деревья, и человек, а соткалась, заполнила всё вокруг, сгустилась и стала тьмой. Оголенные балки крыши, раньше очень черные на фоне неба, теперь утонули в нем. Малое светило, в тот вечер узенький серп, засеребрилось на западе. Радостно замигали счастливые звезды. Распростертые, обнаженные, держась за руки - тоже режиссура Тиреле, разумеется, - мы смотрели, как они множатся в числе, превращая небосвод в тяжелую твердь.
А потом моя юбимая начала меня гладить почти так же, как раньше, когда ее брат сидел возле нас, давал указания и следил: "Теперь ты потрогай его пипин, а теперь ты потрогай у нее, а теперь сделайте вот так, я хочу посмотреть…"
Мы придвинулись друг к другу. Поцеловались. Я прижался к ней, стал рычать, и хрипеть, и тереться о ее тело. Тирца засмеялась:
- Иреле…
- Что?
- Ты любишь меня. - А потом сказала: - У нас дома есть твои свадебные фотографии. В основном там видны Мешулам и твои родители, но кое-где и вы с Лиорой. Она очень красивая.
Я не реагировал.
- А один раз, года два назад, я видела ее на улице Ахад-Гаам в Тель-Авиве. Она вышла из ресторана с мужчиной и женщиной, которые выглядели иностранцами. Я не понимаю, зачем ты ей вообще нужен.
- А зачем я нужен тебе, ты понимаешь?
- Я чувствую в тебе твою мать.
- Но я совсем не похож на нее.
- Это не важно. И кроме того, мы похожи, а уроды должны заботиться друг о друге.
- Мы не такие уж уроды.
- Мы с тобой, конечно, не Медуза-горгона и нотр-дамский горбун, но люди не оборачиваются нам вслед.
- Тебе - да. Ты лучишься, ты полна света. У тебя замечательная походка, и красивая попка, и длинные ноги, и крепкая шея. Сосцы твои двух цветов, возлюбленная моя, и пипин твой слаще меда.
Она засмеялась:
- Он о тебе тоже хорошо отзывается.
- Я видел, как люди смотрят на тебя. Это на меня никто не смотрит.
- Мужчина не должен быть красивым. Чуть красивее обезьяны, и того достаточно, - процитировала Тирца старую поговорку своей матери и добавила: - Может быть, Лиора именно это и любит в тебе. Ей нравится, что ее муж каждое утро благодарит Бога, что у него такая высокая и красивая жена.
- Почему мы всё время говорим о ней?
- Потому что мне хочется. Потому что я хочу хотя бы один раз почувствовать, как это - быть по-настоящему красивой. Выйти утром из дому и знать, что чувствует красивая женщина. Пройти по улице, как она ходит каждое утро из дому на работу, словно рассекает льды на Северном полюсе. И не только чтобы так было, но и чтобы знать заранее, с полной уверенностью, что так будет.
- Ты следишь за ней?