4
Под вечер дядя вернулся в зоопарк, увидел, как Малыш работает с высокой кудрявой девочкой, и почувствовал странную вещь: стайки слов, которые обычно витают в мозгу у каждого человека безо всякого закона и порядка, вдруг сложились в его мозгу в законченную фразу. И фраза эта шепнула ему, что этим двоим суждено полюбить друг друга. Буквально так.
Он окликнул Малыша, и тот повернул к нему сияющее и счастливое лицо и сказал шепотом, чтобы не испугать голубей:
- Минуточку, папа. Я уже кончаю работу.
Дядя спросил доктора Лауфера, не помешал ли им молодой гость, и ветеринар сказал: "Напротив! Он был очень полезен и очень помог нам. Ты всегда можешь послать его сюда на несколько дней. Нам иногда нужна помощь, а он умелый и старательный работник".
Дядя сказал: "Мы не хотим быть обузой" и: "Где он будет жить?" - и Малыш поторопился ответить: "Я устроюсь", а доктор Лауфер сказал: "В клетке для обезьян как раз освободилось место". И засмеялся своим хрипловатым смехом, предназначенным привлечь внимание слушателя: "Кххх… кххх… кххх…" - а девочка вдруг шепнула на ухо Малышу: "Это йеке так смеются, чтоб ты знал".
Теплое дыхание ее рта трепетало в его ушной раковине. Говори еще, не уходи, останься, кричал он ей в душе, и девочка, подумав, добавила: "Мой отец тоже так смеется. Этим смехом йеке извещают, что сейчас сказали что-то в шутку".
- Большое спасибо, - сказал дядя, а Малыш, еще не опомнившись от ее близости, взмолился в душе, чтобы не только доктор Лауфер, но и она сама пригласила его приехать снова. Но девочка посмотрела на него и не сказала ни слова. Легкий румянец спустился с ее лба на щеки, и Малыш почувствовал, как красиво это сочетание оттенков - розовый, голубой и золотой. Ее кожа, ее глаза, ее волосы.
- Перед тем как вы уходите, нужно сделать еще одно дело, - сказал доктор Лауфер.
Он написал что-то на клочке бумаги, скатал и всунул его в тонкую картонную трубочку, а потом сказал Малышу: - А сейчас, пожалуйста, руку.
Малыш протянул руку. Ветеринар напел про себя: "Пошлите голубя-гонца, пусть нет в устах его словца, но привяжите под крыло ему листочек письмеца", - и привязал трубочку тонкой лентой к пухлой детской руке.
- Тебе не давит?
- Нет.
- Подвигай слегка рукой. Хорошо. Теперь согни и выпрями.
Малыш выполнил его указание, и ветеринар сказал:
- Все в порядке. Ты можешь лететь. Кххх… кххх… кххх… И что ты сделаешь, когда вернешься в голубьятню?
- Я дам это Мириам.
- Не давай! Просто войди вот так, - и ветеринар широко раскинул свои длинные руки, - с письмом на руке. Но не бегом, да? Чтобы не испугать других голубей.
- И что тогда?
- То же, что каждый раз, когда голубь возвращается в голубьятню. Мириам возьмет письмо и даст тебе что-нибудь вкусное, - сказал доктор Лауфер, а дядю спросил, не откажется ли он взять с собой тель-авивских голубей, чтобы Мириам запустила их из кибуца в зоопарк.
- Я сам запущу их! - воскликнул Малыш.
На этот раз дядя согласился охотно, и доктор Лауфер положил трех голубей в плетеную корзинку, принесенную Малышом, и добавил к этому также мешочек с футлярами, лентами, кольцами и бланками для передачи Мириам.
Солнце зашло. Парк наполнился новыми звуками. Малыш понял, что это те рычания, и призывы, и рев, о которых рассказывала ему Мириам, а девочка, провожавшая их к воротам парка, улыбнулась ему и сказала ему:
- Я ужасно люблю это время.
Малыш и его дядя попрощались с ней и пошли к автобусной остановке.
- Очень симпатичная девочка, - сказал дядя Малышу.
Малыш задумался, хорошо ли он попрощался с ней и поняла ли она его твердое намерение вернуться, а дядя сказал:
- Знаешь, что ты можешь сделать? Напиши ей что-нибудь короткое и пошли с одним из голубей, которых дал нам доктор Лауфер, чтобы послать из кибуца. Женщины очень любят получать письма, а получить письмо с голубем - это уж точно очень приятно.
5
Мириам уже собрала голубей с утреннего полета и приступила к кормлению, и тут появился Малыш, размахивая руками в воздухе и загребая пыль ногами.
Она улыбнулась. Казалось, эта игра была ей знакома. Она протянула ему несколько очищенных семечек подсолнуха, приятно обняла сзади и сказала: "А это для меня, правда?" - и отвязала от его руки картонную трубочку.
- Голуби вернулись? - спросил Малыш.
- Двое голубых вернулись, - сказала Мириам. - Молодой голубой через полтора часа. Очень хорошее время. А второй через час сорок две минуты.
- А светлый?
- Светлый не вернулся.
Малыш огорчился и почувствовал себя виноватым. Может быть, надо было запустить его вместе с двумя другими, а не перед ними?
- Ты запустил их совершенно правильно, - сказала Мириам. - Возможно, он еще вернется в ближайшие часы.
Но это не успокоило Малыша. Картины вонзающихся когтей, летящих пуль, разлетающихся перьев проносились перед его глазами. Он снова и снова оплакивал утрату, но Мириам сказала, что, если бы речь шла о старом опытном голубе, было бы о чем сожалеть, но молодой голубь, не вернувшийся после первого серьезного запуска, явно не был хорошим голубем, и так даже лучше.
Тут появился и дядя, неся голубей, которых дал им доктор Лауфер. Мириам перенесла их из плетеной корзинки в просторный ящик, поставила перед ними зерна и воду и сказала:
- Мы запустим их завтра утром, когда они отдохнут от поездки.
Назавтра Малыш записал данные запуска в соответствующих бланках, отдал одну копию Мириам на хранение, а другие засунул в голубиные футляры. А потом каждый из них добавил маленькую записочку в отдельной трубочке. Мириам написала что-то доктору Лауферу, а Малыш написал девочке: "Я хочу, чтобы у тебя был мой голубь. А у меня твой".
Глава восьмая
1
В шесть утра меня разбудил громкий лязг. Позади дома тарахтел старый трактор с прицепленной сзади газонокосилкой. Он вздымал ее, опускал, поворачивал на месте и с большой важностью ходил по двору, очищая его от травы и колючек. Я вышел. Тракторист заглушил мотор и снял наушники.
- Ты хозяин дома? - спросил он.
- Еще нет. А ты кто?
- Я? Меня пригласили почистить тут во дворе.
- Кто пригласил?
- Твой подрядчик, - сказал тракторист и ухмыльнулся. - Твой подрядчик - женщина, ты знал об этом?
Я сказал, что мне это известно. Он вернулся к своей работе, а я пошел за ним, как аист за пахарем, опустив голову к влажной земле и глядя на ящериц, насекомых, сороконожек, в спешке покидавших свои разрушенные жилища. Из травы вдруг выскочила большая медянка, за ней появились две тонкие испуганные змейки и пара скорпионов с угрожающе поднятыми от страха клешнями. Были здесь и маленькие археологические находки, подтверждения и свидетельства прежней жизни: сломанный кухонный нож, игрушечная кукла с оторванной ногой, пара истоптанных туфель - левая коричневая рабочая, правая белая детская.
Тракторист кончил свою работу, закурил и остался стоять во дворе.
- Чего ты ждешь? - спросил я.
- Своих денег. Она сказала, что сейчас приедет.
Так, устами незнакомого тракториста, я был извещен, что сейчас мне предстоит снова увидеть любовь моей юности. Я ринулся было к "Бегемоту", достать мыло и принадлежности для бритья, но не успел. Белый пикап с зеленой надписью наискосок: "Мешулам Фрид и дочь с ограниченной ответственностью" - уже приближался к моему дому. Низкое утреннее солнце высветило два силуэта в кабине. Сам Мешулам Фрид спустился с водительского места, его дочь с ограниченной ответственностью - с другой стороны. Он остановился, чтобы пропустить ее вперед. Тирца невысокого роста, совсем как я, но у нее длинные ноги и прямое тело. Ее отец, как и я, да и она сама, сознавал обаяние ее походки.
Я смотрел на нее, прикрыв глаза ладонью. Тень, вырезанная черным против низкого солнца. Ну, и что мне делать, когда я увижу ее лицо? Как мне ее называть? Тиреле? Тирца? И какими словами встретить? "Привет, как дела?"
А она, Тиреле, Тирца - моя любимая в далеком прошлом и моя юбимая в недалеком будущем, - сделала несколько шагов ко мне и остановилась. Я знал, что в то время, как солнце затемняет и скрывает ее лицо, я для нее освещен и открыт.
- Доброе утро, - сказала она.
- Доброе утро, - ухватился я за подсказку. Почему мне не пришло в голову такое простое начало?
- Вот мы и снова, Иреле, я знала, что в конце концов мы встретимся.
Я поднялся ей навстречу, отступил вбок, и ее лицо сразу вышло из тени. Да, это она. Только губы стали чуть тоньше, и немного белизны уже разбросано в волосах. Глаза такие же, как были, желто-зеленые, но в углах собрались несколько тонких морщинок. Какую из вас нарисовало время? Какую вырезал смех?
Мешулам отошел, осматривая очищенную территорию. Тирца протянула мне обе руки, и я схватил обе. Мы сблизили лица, чтобы дважды приложить щеку к щеке, но по праву бывших влюбленных не почмокали губами в воздухе, а позволили себе коснуться друг друга возле уголков рта.
- Рад тебя видеть, - сказал я.
- Я тоже, - улыбнулась она. - Поздравляю тебя с покупкой, а еще больше - с решением. Покажи мне свой дом и скажи, что ты хочешь с ним сделать.
- Мне очень жаль, - сказал я смущенно.
- Чего? Тут красивое место.
- Не дома. Нас. Всего того времени, что прошло.