Цзячжэнь первую полосу сжала очень быстро, я уж даже решил, что врач ошибся. Но на второй полосе она сильно сбавила. Я к ней подошел и спросил:
- Как дела?
А она утирает пот и говорит:
- Иди занимайся своими делами, а в мои не лезь.
- Смотри не надорвись!
- Иди, иди!
Она боялась, что люди на нее обратят внимание. Я отошел - и вдруг слышу, как она упала. Я подбежал. Поднялась она сама, но еле стояла. Упала лбом прямо на серп, и теперь все лицо было в крови. Молчала и горько улыбалась. Я тоже ничего не сказал, взвалил ее на спину и потащил домой.
По дороге она расплакалась и спросила:
- Фугуй, я еще смогу сама себя кормить?
Я ответил:
- Сможешь.
Больше она не пыталась делать тяжелую работу. Хоть и горевала о потере четырех очков, но все-таки утешалась, что сама себя кормит.
Теперь Фэнся приходилось работать еще больше - что в поле, что по дому. Хорошо, она была молодая и каждое утро просыпалась с новыми силами. Юцин тоже помогал на нашем огороде. Как-то вечером, когда я возвращался с работы, он оторвался от грядок и сказал мне:
- Папа, я уже знаю много иероглифов!
- Молодец!
- Хватит на всю жизнь!
Я подумал, что он хвастает, но не придал значения:
- Тебе еще надо учиться.
- Я больше не хочу ходить в школу.
Я помрачнел:
- Так не пойдет.
На самом деле я и сам хотел забрать его из школы, но потом оставил эту мысль, чтобы не огорчать Цзячжэнь. Чтобы она не думала, что портит ему жизнь.
- Если не будешь учиться, я тебя зарежу.
Сказал - и тут же пожалел. Он ведь хотел бросить учебу ради семьи. Мне было и грустно и радостно, что он в двенадцать лет все понимает. Я решил, что больше не буду бить и ругать его без надобности.
В тот день я пошел в город продавать дрова, а на обратном пути купил ему пять конфеток. Первый раз купил подарок своему сыну. С пустыми коромыслами я зашел на школьный двор. Там было два здания, изо всех окон было слышно, как дети читают вслух. В последнем окне я увидел, как учительница что-то объясняет у доски, а Юцин бросает бумажку в голову другому мальчику. Я разозлился: Фэнся отдавали на сторону, Цзячжэнь болеет, а он вместо учебы дурью мается! Я бросил коромысло, влетел в класс и влепил ему оплеуху. Юцин только тогда меня заметил и побелел от страха.
Я заорал:
- Ах ты, дрянь! - И влепил ему еще. Он затрясся и бессмысленно уставился на меня.
Тут подошла сердитая учительница:
- Ты кто такой? Тут школа, а не село!
- Я его отец!
От моего крика она сама раскричалась:
- Уходи отсюда! Какой ты отец? Ты фашист, ты гоминьдановец!
Что такое фашист, я не знал, зато очень хорошо знал, что такое гоминьдановец. Откуда Юцину набраться хорошего поведения, если у него учительница такая оторва?
- Сама ты гоминьдановка! Ругаешься, как они! Я-то их видел!
Она открыла рот, чтобы мне ответить, и разревелась.
Из других классов набежали училки, вытащили меня на улицу и стали все вместе на меня кричать. Я ни слова не мог разобрать. Потом явилась еще одна, которую они называли "директор", и спросила, почему я бью Юцина.
Я ей рассказал по порядку и про Фэнся, и про Цзячжэнь. Она велела учительницам отпустить меня. Я взял коромысло и пошел восвояси. Из всех окошек на меня смотрели дети.
Дома я никак не мог успокоиться. Рассказал все Цзячжэнь, а она говорит:
- Что ты наделал! Как он теперь будет учиться?
Я подумал, что и в самом деле перегнул палку. И себя опозорил, и сына. Когда Юцин вернулся домой, я его подозвал, но он сделал вид, что не услышал. А когда Цзячжэнь его позвала, он к ней подошел и разрыдался.
Он месяц со мной не разговаривал, но все делал, как надо, и я не мог к нему придраться. Но он был еще маленький, и потом я увидел, что он хочет помириться, но никогда не сделает первый шаг. Я решил купить ему на последние деньги ягненка. Он и землю удобряет, и шерсть весной продадим, и Юцину радость. Цзячжэнь меня поддержала.
Я засунул деньги за пазуху, пошел в город и у моста Большого счастья купил ягненка. На обратном пути хотел зайти в школу показать Юцину, но вспомнил, что случилось в прошлый раз, и передумал. Когда я уже подходил к деревне, вдруг услышал, как сзади кто-то несется и кричит:
- Папа, папа!
Он от радости забыл, что со мной не разговаривает!
- Папа, этот барашек мне?
- Тебе, тебе, держи веревку!
Он аж зарделся от восторга, схватил ягненка на руки, потом поставил на землю, задрал ему задние ноги и говорит:
- Папа, это овечка!
Я засмеялся, взял его за плечи. Они были такие худые, что мне стало грустно. Я сказал:
- Юцин, ты уже большой. Больше я тебя бить не буду. А если и буду, то не на людях.
Я на него посмотрел, а он отвернулся и опять расстроился.
Теперь ему утром опять приходилось рано вставать и срезать для ягненка траву, да еще прибавилась работа в огороде. И в школу он опять носился бегом. А получилось так, что ему за этот бег вышла награда.
В школе устроили соревнование. Им надо было сделать по городу десять кругов. Юцин тогда учился в четвертом классе начальной школы, но участвовали и дети из средней школы. Я пошел в город продать овощи и заодно посмотреть, как там мой бегает. Пробежали его одноклассники, сначала шустрые, потом с заплетающимися ногами, и только за ними мой Юцин, босиком, с тапками в руках. Я подумал, что он меня позорит, но люди рядом его почему-то хвалили. Потом пробежали мальчики из средней школы. Я совсем запутался и спросил соседа: как же это большие отстают от маленьких? Оказалось, что Юцин опередил одноклассников на несколько кругов, и даже тех, кто был его старше лет на пять, обогнал на один круг. Я прямо весь раздулся от гордости. А Юцин как ни в чем не бывало вытер ноги о штаны, надел тапки и пошел себе. Даже нисколько не запыхался. Мне захотелось, чтобы все знали, что это мой сын. Я громко позвал его:
- Юцин! Сынок!
Он увидел меня и засмущался, выставил руки вперед и стал озираться. Я понял: он не хочет, чтобы его одноклассники меня увидели. Тут его позвал какой-то толстяк. Юцин сразу побежал к нему, потом оглянулся на меня и сказал:
- Меня учитель зовет.
Он боялся, что, когда вернется домой, я с ним рассчитаюсь. Я помахал ему рукой:
- Иди, иди.
Толстяк обнял его. У него были такие большие ладони, что голова Юцина в них потерялась. Потом они подошли к магазину, и толстяк купил ему пригоршню конфет.
Дома я спросил Юцина:
- Кто это был?
- Учитель физкультуры.
- А казалось, будто твой отец.
Он разложил конфеты на кровати в три кучки. Посмотрел на них, потом из двух кучек взял по две конфеты и переложил в свою. Еще посмотрел и две конфеты из своей кучки положил обратно. Я подумал: одна кучка у него для Фэнся, другая для Цзячжэнь, третья для себя. Вот только для меня нет. Но тут он смешал все конфеты и разделил на четыре кучки. А потом все-таки опять на три.
Через несколько дней он привел физкультурника к нам в дом. Тот его нахваливал, говорил, что, когда мой сын вырастет, то станет спортсменом и будет соревноваться в беге с иностранцами. Когда мы остались одни, я подозвал Юцина. Он пришел весь красный от удовольствия, с горящими глазами - думал, я его тоже похвалю. А я ему сказал:
- Ты, конечно, молодец, что первый прибежал. Мы с матерью и сестрой довольны. Но что-то я не слышал, чтобы бегом деньги зарабатывали. Куры тоже бегают. Я тебя в школу отдал, чтобы ты учился, а не бегал.
Он опустил голову, взял в углу корзину, серп.
- Ты меня понял?
Он кивнул, не оборачиваясь, и вышел из дому.
В тот год, едва рис в полях зазеленел, полил дождь и лил почти месяц. Потом два дня вёдро - и опять дождь. Вода в полях становилась все выше, а рис клонился все ниже. Старики плакали:
- Как же теперь жить?
Молодежь не отчаивалась:
- Государство нам поможет. Бригадир сходит в коммуну.
Но бригадир и в коммуну ходил три раза, и в уезд, а вернулся с пустыми руками.
Только сказал:
- Не волнуйтесь, уездный начальник обещал, что если он с голоду не умрет, то и мы будем живы.
После дождя было несколько жарких дней, и весь рис сгнил на корню. Ветер разносил запах, как от трупа. Раньше мы надеялись хоть солому в дело пустить, а теперь и ее не стало.
Бригадир все еще говорил, что в уезде нам дадут зерна, но зерна никто пока не видел, поэтому до конца ему не верили. Но и совсем не верить боялись.
В деревне считали каждую горсть риса, теперь варили только кашу, с каждым днем все жиже. А когда все кончится, что делать будем? Мы с Цзячжэнь решили продать овцу и выручить за нее пятьдесят кило риса, чтобы продержаться до следующего урожая.
Я пошел поговорить с Юцином. Он как раз кормил овцу. Она была толстая, потому что Юцин любил ее так же, как его самого любила Фэнся, и всегда нарезал ей полно травы, как бы у него ни болела голова от недоедания. Овца громко чавкала. Юцин ею любовался.
- Проголодалась, бедная!
- Юцин, поговорить надо.
Он обернулся.
- Мы с мамой решили продать овцу, иначе все будем голодать.
Он молча опустил голову. Я его похлопал по плечу:
- Будут хорошие времена - я тебе опять куплю овцу.
Он кивнул. Он вырос - раньше он бы плакал, спорил, а теперь понимал, что иначе нельзя. Когда мы вышли из хлева, он потянул меня за руку и попросил:
- Только не продавай ее мяснику!
Про себя я подумал: кто же в это время прокормит овцу? Конечно, ее зарежут. Но ему ничего не сказал, только кивнул.