Дальнейшая часть ночи потекла гораздо веселее, хотя она оказалась также и гораздо шумнее, и сумбурнее. Мы много пили, горланили хором песенки крокодила Гены (они - оказались единственными, слова которых знали все присутствующие за столом), потом Громзон врубил музыку, мы устроили дискотеку и я поочередно танцевал со всеми девчонками, с горечью осознавая, как сильно мне не хватает сейчас рядом со мной моей Кати.
В состоянии нахлынувшей грусти я забрел на всеми оставленную кухню и увидел там курившую под открытой форточкой Надю.
- Ты куришь? - удивился я.
- Да, - смутилась она, - уже второй месяц. Сама не знаю, как пристрастилась.
- Иванова на тебя нет, - пожурил я, вспомнив своего друга, вечно корившего меня за раннюю привычку к курению.
- Почему нет? - загадочно встряхнула она темными кудрями. - Я же говорила, что он прислал мне на днях письмо… Ну - это, со стихами Золотцева…
- Хорошие стихи, - поддакнул я и неожиданно для самого себя процитировал: - "Давайте встретимся в новой судьбе, совсем не ясной, совсем не известной…" И что он тебе еще пишет?
- Ой, да там не письмо, а философская диссертация! - закатила она глаза. - Хотя… Я запомнила одну его мысль о том, что прошлое - это кладбище наших чувств, и как бы ни дороги нам были погребенные, а человек все-таки должен жить не среди могил. Как для умерших людей, пишет он, важны не столько цветы и надгробия, сколько панихиды и молитвы о спасении их душ, так и для пережитых нами чувств и отношений важно не перебирание деталей прошедшего и не копание в воспоминаниях, напоминающее постоянное блуждание среди кладбищенских могил, а наоборот - скорейшее расставание с былым, то есть - отпускание его от себя, что является созвучным прощению душ умерших, так необходимому для их посмертного бытия…
- Да-а, он пишет очень умные вещи, - согласился я. - Только лучше бы он говорил их не из Сибири, а живя здесь, рядом. Потому что написанное на бумаге и живой голос - это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
- Мне тоже хочется его увидеть, - задумчиво проговорила Надя. - Не знаю, почему…
- Вы были бы классной парой, - дал я своё объяснение, но она только хмыкнула на это и, потушив в каком-то грязном блюдце сигарету, пошла в комнату, откуда все громче и громче доносились голоса наших веселящихся товарищей…
Глава одиннадцатая
"ЗДЕСЬ ТЫ НУЖЕН БОЛЬШЕ"
Следующие три с лишним месяца прошли без каких-либо запоминающихся событий. Сессию я сдал без особенных хлопот - чувствуя за собой некую вину, Барбатун перед своим переходом на вечернее отделение и правда обошел всех преподавателей и изобразил им из меня настоящего героя, так что зачеты мне проставили автоматом и на экзаменах особенно не придирались.
С самим Жекой мы в наступившем году так и не виделись. После сессии он отпраздновал свою свадьбу, на которую я, естественно, не ходил, и перешел на вечернее отделение.
Лишенные Катиной улыбки, потянулись нудные, как страницы учебника органической химии, дни. С утра я уезжал в институт, отсиживал там, мучаясь, необходимые лекции и семинары, затем возвращался домой, сидел какое-то время над книгами и конспектами, в конце концов не выдерживал, одевался и шел бродить по городу.
Пару раз, получив стипендию, я заезжал на Профсоюзную улицу к ребятам в общежитие и прилично там надирался.
Жизнь становилась всё серее и унылее, и тут мне позвонила Надя.
- …Помоги мне, - попросила она, и я услышал, что она плачет. - Я совсем одна. Отец в прошлом году ушел от нас к другой женщине, а маму сегодня утром увезли в реанимацию.
- Что с ней?
- Не знаю… Она тут последнее время гербалайф принимала, по пятнадцать капсул за раз, может быть, от этого.
- Ну, блин…
- Вчера ей стало плохо, я хотела вызвать скорую, но она мне не дала, говорит, само пройдет… Ну, а сегодня утром… Я ее зову, а она лежит, как мертвая, - и в трубке послышалось тихое поскуливание и шмыганье носом.
- Ладно, - сказал я, - ты там давай не раскисай, я сейчас приеду и мы что-нибудь придумаем.
Я захлопнул открытый было учебник по матанализу и встал из-за стола. Быстро оделся и, выйдя из квартиры, сбежал по лестнице. В подъезде при моем появлении шарахнулись друг от друга две тени. Я узнал Аньку и Радека.
- Привет! - крикнул я. - Чего вы тут мерзнете? Шли бы в квартиру. Батя на работе, мать спит…
- С милым и в подъезде рай, - отшутилась Анька.
"Надо же так судьбе переплестись! - подумал я, пожав на ходу руку Радеку и выбегая на улицу. - В сентябре он еще готов был со мной подраться из-за Катьки, а в ноябре уже провожал мою родную сестру… И где только успели снюхаться?.."
Стараясь не влезть ногой в поблескивающие повсюду весенние лужи, я добежал до метро и минут через тридцать уже звонил в дверь Надиной квартиры.
- Ты? - спросила она и, открыв дверь, пропустила меня внутрь. - Проходи. Я сейчас чай поставлю.
Мы прошли на кухню и она поставила на плиту чайник.
- Садись…
Я огляделся вокруг и, выдвинув из-под стола голубой табурет, сел на него, а Надя присела на краешек небольшого диванчика.
- Ну вот, - произнесла она почти что одними губами.
- Как мать? - спросил я.
- Всё так же, - ответила она. - В реанимации.
- А что говорят врачи?
- Ничего конкретного. Говорят, мы делаем всё возможное.
- Ясно…
- Скажи, как мне быть? Может, надо какому-нибудь святому свечку поставить?
- Да я в этом мало разбираюсь.
- У меня больше нет никого из близких…
Я на минуту задумался, и вдруг меня словно бы осенило.
- Слушай, может, нам вызвать в Москву Иванова? Чего ему торчать в этой Сибири. Он сейчас здесь нужнее.
- Владимир? - словно бы чего-то испугавшись, переспросила Надя.
- Ну да! - уже уверенно подтвердил я. - У меня постоянно - то институт, то другие дела, а он бы эти дни побыл рядом с тобой, помог во всём. Он и в церковных делах разбирается как никто другой!
- Ну, если ты думаешь…
- Да чего тут думать! Я сейчас пойду и дам ему телеграмму.
Я сходил в коридор и достал из кармана куртки блокнот с адресами.
- Та-ак… - начал я листать странички, отыскивая Вовкин адрес. - Вот! Я же помню, что записывал. Читинская область, Тунгиро-Олёкминский район… Ты посиди пока, а я схожу на телеграф.
Я торопливо оделся и вышел.
- Я сейчас…
Пройдя полквартала, я зашел на телеграф и, испортив на черновики два бланка, составил-таки показавшийся мне подходящим текст. "У НАДИ БЕДА ЗПТ СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ ТЫ ЗДЕСЬ НУЖНЕЕ", - написал я. И поставил внизу своё имя.
Отправив телеграмму, я возвратился к Наде и мы позвонили в больницу. Там пока всё было без изменений.
- Ну, ухудшения нет - и то хорошо, - успокоил я.
Мы сели пить чай и просидели за этим занятием до часа ночи, так что на метро мне было уже не успеть.
- Ничего, - решила Надя, - я тебе постелю здесь на диване. Помоги мне его разложить…
Диванчик оказался раскладывающимся, и в разложенном виде занял почти всю кухню.
- Ого! - удивился я. - Да это прямо царское ложе.
- У нас на нем раньше всегда гости спали.
Она принесла из спальни свежее белье и приготовила мне постель.
- Вот… Ложись, а то тебе, наверное, с утра в институт?
- Да, к девяти.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи…
Я разделся, сложив одежду на табурете, и залез под одеяло. Полежал, ворочаясь с боку на бок, минут пять и, приподняв голову, прислушался. В глубине квартиры какое-то время были слышны легкие шаги и какие-то шорохи, затем раздался щелчок выключателя, скрип кровати и всё стихло.
"Фиг его знает, - подумал я, - может, мне надо попробовать перебраться к ней? Вот встать прямо сейчас и пойти в ее спальню… Не будет же она орать на весь дом? Хрон бы, наверное, так и сделал", - припомнил я одного из своих одноклассников, слывшего самым непревзойденным бабником школы. "Нет таких женщин, которые не дают, - авторитетно поучал он нас, - просто есть такие мужчины, которые не умеют просить".
Но какое-то неясное чувство все же не позволило мне сделать этого, и я так и остался лежать посреди кухни один на своем царском ложе. Сначала, правда, пробуя распалить в себе желание, я попытался было представить себя рядом с Надей, но вместо ее темнокудрой головки перед моим внутренним взором неизменно появлялось обрамленное кромкой золотистых волос личико Кати, душа моя наполнялась от этого болью и грустью, желание куда-то улетучивалось, и, беспокойно проворочавшись так часа полтора в поисках подходящей позы, я в конце концов уснул и проснулся только от зазвонившего где-то в глубине квартиры будильника.
Минуту спустя, послышались шаги, и на кухню заглянула одетая в длинный халат Надя.
- Проснулся? Иди, умывайся, а я приготовлю завтрак.
Промямлив для приличия что-то типа того, что, мол, не стоит беспокоиться, и что я по утрам вообще не ем, я натянул штаны и пошел в ванную, а когда вернулся на кухню, на плите уже дожаривалась яичница, а на столе вкусно дымился густой черный кофе.
- Ну-у, ты искусница! - высказал я свое искреннее восхищение и, подсев к столу, живенько смолотил и яичницу, и кофе.
Затем поблагодарил Надю за завтрак, оделся и без единой тетрадки отправился в институт. Я уже понимал, что главное в моей жизни будет происходить совсем не в его аудиториях…