- Ты чё делаешь?! - зашипев, как кобра, которой наступили на хвост, налетел на меня Чеканов, увидев, что я ставлю на стол все, принесённые с собой бутылки. - Мы вон, как дураки, всё своё повыставляли, а теперь маемся, как невесты на выданье. Убери вино назад и пошли на лестничную площадку. Покурим, а заодно и выпьем по глоточку, пока они там своего гуся дожаривают. Всё веселей будет…
Мы вышли из квартиры и, закурив на площадке между этажами, пустили бутылку по кругу.
- Ну, как там в архитектурном? - поинтересовался повеселевший Чеканов, передавая вино Виктору. - Новогодний бал устраивали?
- Еще какой! - похвалился тот, принимая фунфырь, и, сделав несколько глотков, вытер губы тыльной стороной ладони и, протянув бутылку мне, добавил: - Сначала, с пяти часов и где-то до половины восьмого, был литературно-художественный вечер, выступали наши институтские поэты и артисты, а потом, до середины ночи, была дискотека. Но я, правда, часов в десять вечера ушел, я такие вещи долго не выдерживаю…
- Так у вас там что - и правда все пишут стихи? - недоверчиво спросил Чеканов, следя краем глаза за передвижением бутылки.
- Да в общем-то многие. Одни, правда, начинают писать только поступив в институт и как бы подпав под действие царящего в нем культа Вознесенского, другие специально поступают в Архитектурный, потому что здесь когда-то учился их кумир…
- А ты сам?
- Да я-то с пятнадцати лет пишу. Сначала - стихи, а последнее время пробую себя и в прозе. Сейчас вот заканчиваю одну небольшую повесть… А из вас никто не пишет? - с надеждой посмотрел он на нас.
- О чем? - удивленно вскинул брови Чеканов, принимая из рук Жиганюка бутылку. - Восток и юг, где есть хоть какая-то экзотика, уже давно описаны. Север - льдист и гол.
- А запад? - вставил я.
- Да ну-у, запад… запад - уже давным-давно мертв. Это на сегодняшний день даже не музей, а сплошное кладбище. Эдакое мировое Сен-Женевьев-де-Буа… Я правильно говорю? - повернулся он к Виктору.
- Вполне, - согласился тот, закуривая. - Хотя… понимаешь, у каждого настоящего писателя в душе - свои стороны света и свои континенты. Читателю ведь не так уж и важно, где разворачивается трагедия семейства Гамлетов, ему важно, чтобы их страсти задевали и его собственную душу.
- Так то - Га-амлет! - протянул Чеканов, тоже вытряхивая из пачки сигарету. - Там - заговоры, интриги… Разве такое сегодня придумаешь без доступа к архивам или чемоданам с компроматами?
Бутылка, постепенно пустея, пошла по второму кругу.
- Видишь ли, - задумчиво выпуская струйку дыма, произнес Виктор, - для создания литературного произведения не всегда требуется непременно сюжет с заговором. Писательство - уже и само по себе - это некий сговор за спиной читателя, а любой тайный сговор, как известно, окрашен сладострастием. Ради него-то читатель и тянется к книге, позволяя автору впутывать себя в закручиваемую им за читательской спиной интригу.
- Выходит, что всякий читатель - мазохист? - подал голос молчавший до этого Жиганюк.
- Да, в какой-то мере каждый читатель - это интеллектуальный мазохизм, отдающийся автору читаемой книги. И чем сильнее тот подчиняет его волю своей, чем неожиданнее и жестче потрясения заставляет испытывать своим произведением, тем большее удовлетворение получает от этого читатель…
- Мальчики! Вы где там? - выглянула в открывшуюся дверь кудрявая девичья головка. - У нас уже все готово!
- Слава те, Господи! - обрадованно выдохнул Чеканов, ставя на подоконник опустошенную бутылку. - Пойдемте, братцы, займемся наконец настоящим делом, - и мы оживленно устремились в квартиру.
- Прошу всех к столу! - объявил Громзон, но все уже и так, гремя стульями, рассаживались вокруг праздничного стола, вожделенно окидывая взглядом сверкающие бутылки да эстетически разложенные на тарелках закуски…
Выслушав тост хозяина в честь года уходящего, все дружно накинулись на еду, и вплоть до второго тоста над столом слышалось только частое перезвякиванье ножей да вилок, изредка оживляемое короткими репликами преимущественно гурманского характера:
- …Классный салат! Подложу-ка я себе еще немного…
- …Попробуй селёдочку "под шубой". Это просто чудо!..
- …Передать сыр? С удовольствием! Вы, наверное, по гороскопу - Дева? А я знаю, что Девы не могут обходиться без сыра…
- …Минералку? Давайте я открою, я могу это делать любой железкой - ключом, ложкой, вилкой, чем угодно…
Дело катилось к полуночи, содержимое части бутылок, перекочевав в наши желудки, разбежалось по жилам, и голоса за столом начали звучать чаще, громче и оживленнее.
- …Минуточку! - придержав рукой чуть не свалившиеся с носа очки, вскочил с места Громзон. - Мы забыли, что среди нас находится настоящий поэт, автор публикаций в нескольких литературных журналах и альманахах, а главное - мой друг еще с четвертого класса Виктор Савин, - и он указал рукой на доедающего салат Виктора. - Давайте попросим его прочитать что-нибудь из своих стихотворений.
Девчонки завизжали и захлопали в ладоши, и нам ничего не осталось, как присоединить к ним и свои голоса:
- Давай, Виктор, сказани что-нибудь…
- Покажи, что такое ваш архитектурный…
- Умой Андрей Андреича…
Виктор отложил в сторону вилку, вытер салфеткой губы и поднялся.
- Ну, раз вы просите… Я люблю поэзию, а потому с одинаковым удовольствием читаю стихи сам и слушаю других. Так что, если вы надеялись, что я откажусь, то вы ошиблись, - и, отбивая себе такт рукой, он прочитал подряд сразу несколько стихотворений, в которых фигурировали гусары, мелькали шпаги, лилось шампанское и совершались всевозможные подвиги в честь прекрасных дам и вечно распинаемой России.
Стихи были откровенно слабые и, чувствуя, как над столом начинает повисать неловкое молчание, я восхищенно воскликнул:
- Ну ты прямо Гумилёв! Наследник серебряного века. Хотя - такие вещи, как у тебя, наверное, звучали бы выигрышнее под гитару.
- Да-да!.. Точно!.. Под гитару было бы класс!.. - облегченно вздохнув, заговорили и остальные, наливая себе в стаканы пиво или минералку и подкладывая в тарелки салат.
- А можно я тоже прочитаю стихотворение? - прорвался вдруг сквозь гам голос Нади.
- Своё? - уточнил Громзон.
- Нет, Станислава Золотцева, - ответила она и, повернувшись в мою сторону, добавила: - Это мне Владимир на днях прислал.
- Кто? - переспросили за столом.
- Мой кореш, - пояснил я. - Он сейчас в Сибири на заработках.
- А-а…
- Читайте, Надя, - попросил поэт, и мы затихли.
- "Новогодняя песня" называется.
- Давай, - ободряюще кивнул ей я, и спокойным, но четким голосом (не зря посещала театральную студию!) Надя начала читать стихотворение:
Декабрь уходит по чёрному льду,
под снегом солнце распятое пряча…
Давайте встретимся в Новом году,
где будет всё совершенно иначе.Давайте встретимся в мире любви,
в краю добра и в державе приязни,
где не отыщешь, хоть век проживи,
ни перед кем, кроме Бога, боязни.Там ни грызне, ни резне, ни стрельбе
под нашим небом не сыщется места.
Давайте встретимся в новой судьбе,
совсем не ясной, совсем не известной.Пускай мы будем и с ней не в ладу,
но - после года страданий и плача -
давайте встретимся в Новом году,
где будет всё совершенно иначе…
Она умолкла и над столом повисла минутная тишина.
- Ну что ж, - нарушая ее, заговорил, наконец, поэт. - Я думаю, этим стихотворением Надя сказала замечательный новогодний тост, за который мы просто обязаны сейчас выпить. К тому же, - он посмотрел на свои наручные часы, - всего через пять минут и в самом деле наступит год, в котором все будет иначе…
Громзон сорвался с места и, подхватывая на ходу свои вечно спадающие с носа очки, бросился включать телевизор. На экране появилось крупное лицо Президента и в квартиру упали тяжелые, как ядра, слова его новогоднего обращения.
Мы встали.
Я сорвал фольгу с головки шампанского и ослабил проволочную петлю, потихоньку давая выйти пробке из горлышка. У нас в квартире до сих пор не забелено на потолке пятно, оставшееся после того, как отец однажды открыл второпях бутылку красного игристого. По правде сказать, сам он не пил ничего другого, кроме водки и пива, на вино у него была аллергия, вызывавшая появление красных пятен на лице даже всего после нескольких глотков, особенно красного, но тогда тоже был Новый год, к нам нагрянули какие-то родственники, и отец сходил перед самым вечером и купил в ближайшем магазине бутылку этого игристого (нормальное шампанское было, само собой, к тому часу уже раскуплено).
Наверное, появись из бутылки джин, он не произвел бы такого переполоха, как вырвавшееся на волю игристое. Струя была такой силы, что в бутылке не осталось ни капли - всё ударило в потолок, а уже от него - россыпью мелких, отрикошетивших брызг - на плечи и головы собравшихся.
Так что опыт того, как не надо открывать шампанское, у меня был, и, дождавшись, когда грянули куранты, я с легким хлопушечным выстрелом выпустил пробку из заточения и плеснул шампанское в подставленные бокалы. Вторую бутылку открыл на другом конце стола Чеканов, и с последними ударами курантов мы сдвинули бокалы за наступающий Новый год…