- Кресла идут через каждые десять секунд, подъемник работает с девяти до семнадцати, восемь часов, - прикидывает в уме Андрей, - в одном часе 3600 секунд, 360 человек. Умножим на восемь - две тысячи восемьсот восемьдесят человек, почти три тысячи. На одном три, да на другом три, да на третьем... Это только кресельные подъемники. Да еще бугельные. Пусть десять тысяч подъемов в день, это уже четыре тысячи. В день! А билеты, видимо, используются несколько раз. Золотое дно!
- Прибавьте к этому "ворон", - подсказываю я Котлову, - и не указанные в отчетах дни работы канатки. Бывает, что подъемник в отчете не работает из-за плохой погоды, а он шпарит вовсю на старых билетах. О, если тут копнуть, то получатся миллионы! А поборы с шашлычных? А прокат лыж? А буфеты, бары, рестораны? Помните, какой мы пили кофе? А дефицитное снаряжение? А детская спортивная школа?! Я уж не говорю, какая кормушка бассейн и каток, сколько народа из этого корыта хлебает... Тут не разобраться. И каждый ведь не только берет, но и дает, наверх дает. Круговая порука и круговая оборона.
- Разберемся... - обнадежил Андрей. - Только сейчас не мое это дело. ОБХСС будет здесь разбираться. Моя задача найти убийцу Васильевой.
- Если только московский ОБХСС. Местному не по плечу, зубы сломает.
Когда мы вернулись домой, Андрей сказал:
- Нужна небольшая лаборатория. Где бы нам ее устроить?
- Фотограф у нас есть, у него можно. Только он холуй Абдуллы.
- Не подойдет, - отрицательно покачал головой Котлов.
- Юра же фотографией занимается! - осенило меня. - Лавины снимает, снег, разрезы... Что же лучше! У него тоже оборудовано, и он один.
Решили поговорить с Юрой.
5
Юра Амарян пригласил нас к себе.
- Посмотрите, как я живу, - говорил он Котлову, - если интересно, могу показать свое хозяйство, спасательное и приборы. Кофеварка у меня неплохая.
Мы прошли по подвальному коридору мимо проката лыж, мимо железной двери спасательного фонда, на которой крупно изображен спасательный знак (обведенный красным квадрат, внутри которого красуется Ушба на фоне синего неба, а под ней надпись: "Спасательный отряд". И красный крест в правом нижнем углу). Юра открыл ключом дверь с таким же знаком, только с надписью "Начспас". Тут было две комнаты с окнами под потолком; в первой Юра жил, а во второй работал. Там у него стоял стол с фотоувеличителем и еще один, заваленный бумагами письменный стол. Все стены обклеены фотографиями, на большинстве из них - дети и снежные лавины.
Мы разместились в первой комнате, где, кроме кровати и тумбочки с телевизором, стояли диван и два раскладных кресла. Перед диваном - журнальный столик. Вдоль стены укреплены специальными прижимами шесть пар горных лыж самых разных размеров и достоинств. Они принадлежали его жене и детям. Ребята его недавно уехали, все зимние каникулы катались у нас.
- Я в этом районе работаю уже двадцать лет и с тех пор знал старика Хасана Бабаева. Когда я с ним познакомился, он не был стариком, ему, наверное, и пятидесяти не было. По моим подсчетам, он девятьсот пятнадцатого года рождения. Какая тут гражданская война? Что он, пяти лет, что ли, скакал на коне с шашкой в руках? Абдулла его старший сын, а ему сорок девять лет. Но нужен был герой, и вот Хасан начал стремительно стареть на моих глазах. Сначала ему за год шло три, потом пять и, наконец, десять. Старики ему говорили: "Хасан, когда я женился, ты еще подпаском был. Почему же мне семьдесят лет, а тебе девяносто?" И бедный старик отвечал, что это Абдулла так считает, а он сам неграмотный. Хасан прятался от Абдуллы, зарывался в сено, когда тот приезжал. А сын его находил, надевал на него новую черкеску и вез сидеть в президиуме или выступать. Старик ни слова не знал по-русски. Вытащат его на трибуну, он скажет несколько слов, а Абдулла с полчаса переводит.
Теперь все молчат, не только старики, но и молодые. Все у Абдуллы в кулаке, пикнуть никто не смеет. Так иной раз хочется встать и сказать молодым ребятам: "Чего вы боитесь?! Вы же не рабы!" Но выступить против него - значит потерять работу, мало того, придется уехать отсюда. Все, что я о нем говорю, ему моментально передают. Я здесь последний год. Защищусь так, чтобы никто из них не знал, где и когда, и уеду в Москву. Его дружки и прикончить могут, я за детей стал бояться.
Я вижу в этом большое социальное зло. Ведь местные ребята не успевают еще подрасти, а уже знают, что вранье живет и процветает, что правды нет и быть не может, что так устроена жизнь - на воровстве, на взятках, на силе, на страхе.
Когда Юра разлил кофе и мы втроем собрались у столика, Котлов спросил:
- Как я понял, вы здесь круглый год живете?
- Да, осенью и весной обычно в Москву выбираюсь.
- В ноябре, в середине ноября, вы здесь были? - Он смотрел в окно, за которым в свете фонаря был виден падающий снег.
- Весь ноябрь был здесь и до сегодняшнего дня. В ноябре тут проводилась республиканская альпиниада. На праздники, седьмого и восьмого ноября, погода была плохая, ждали десять дней. Восхождение удалось сделать семнадцатого и восемнадцатого ноября. Поднялись на вершину девять человек, а в газетах двести шестьдесят. Тоже работа Абдуллы. Кому нужны эти цифры?! Это вранье!
- Неужели он сам поднимался на вершину? - посмотрел Котлов на Амаряна.
- Выходил во главе колонны, помахал флагом, но высоко не поднимался, сидел в гостинице. А после возвращения альпинистов его снимали в кино и он проводил митинг.
Так... Абдулла получил алиби, насколько я понимаю. Мы невольно переглянулись с Андреем.
- Юрий Михайлович, - продолжал он, - я вам сейчас покажу фотографию спортивной сумки. Посмотрите на нее внимательно, не видели ли такую у кого-нибудь из местных.
Котлов вынул фотографию и протянул Амаряну. Юра взял, посмотрел и отрицательно покачал головой:
- Нет, не припомню. Сумка обыкновенная... Не обращал внимания.
Я тоже посмотрел фотографию. Длинная сумка из современной клеенки и со словом "Спорт". Таких много.
- И еще один вопрос, Юрий Михайлович, - не успокаивался Котлов. - Вы не припомните, никто из ваших знакомых не бывал на охоте в сентябре - октябре? Никто не добывал улара?
Амарян давно уже понял, с кем имеет дело, хотя и делал вид, что ведет светскую беседу на интересующую гостя тему, и тут наконец Андрей представился:
- Вы меня извините, что я сразу не сказал вам, я из МУРа, оперуполномоченный, веду расследование.
- Да, я это уже понял, - ответил начспас. - В сентябре я как раз был в Москве, а вот в октябре Абдулла с очень высоким московским начальством и со своим братом летал на вертолете стрелять туров. Якобы отстрел в научных целях. На подхвате у них были Толик и Шамиль. Шамиль прекрасный охотник! Наследственный, можно сказать. Он уларов приносил в свое время, а его бывает труднее добыть, чем тура. Правда, это давно было, теперь у него руки трясутся, да и улар под запретом. У нас тут строго. Только, к сожалению, не для всех. Шамиль у Абдуллы в неграх - поднести, принести, шашлык зажарить... Что они добыли - не знаю, вертолет здесь уже не садился. Да ведь все равно бы не сказали: браконьерствуют. Если и имели лицензию на одного тура, то завалили пять.
- Вы знакомы с Голубевым. - Андрей, наверное, видел их вместе. - Скажите, что за человек Голубев?
Я сидел, слушал.
- Что Голубев? Любит горы и лыжи. Человек образованный и, я бы сказал, талантливый. Понимаете, он тонко чувствует. Тут он как-то стихи читал, так чуть ли не целый час. Самолюбивый, тщеславный, но, в общем-то, неплохой человек. Видимо, хороший специалист. Только не нравится мне его контакт с Абдуллой. Ведь видит, с кем имеет дело, понимает и все равно... При нашем ажиотаже, когда так трудно достать путевку, люди ищут любые способы... А тут эта Катя... Она моложе его лет на двадцать. Впрочем, трудно сказать, эта женщина не имеет возраста. Все при ней, лицо, фигура, волосы, вкус... И не глупа. С ней и поговорить приятно. В большом порядке женщина!
- А Кораблевых вы знаете?
- Конечно, кто же их не знает. Наши барды.
- Как вы думаете, могут у них быть какие-нибудь дела с Абдуллой?
- Вряд ли... - задумался Юрий Михайлович. - Хотя... Николай-то бывал у него в коттедже. Слава об этих вечерах идет... не очень... Когда Коля без жены приезжал, он там бывал. Бы-вал... - многозначительно протянул Амарян. - Я туда не хожу, но наслышан...
- Что же там такое особенное происходит? - поинтересовался Андрей.
- Сам не видел, сплетничать не хочу, - ответил начспас.
Котлов попросил Юру рассказать о его приборах, и начспас показал свои электронные самописцы. Многое из того, о чем они говорили, я не понял. Не моих птичьих мозгов это дело. Если по-простому, то можно объяснить так: на лавинных склонах поставлены стальные арматурные вышки, а на них датчики, регистрирующие скорость и давление сходящей лавины. Как только лавина начинает сходить, датчики автоматически включаются и передают эту информацию самописцами. Это позволяет изучать лавину как бы изнутри.
Кроме научной работы на Юре руководство по профилактике несчастных случаев и оказание помощи пострадавшим. На нем большая ответственность. Он закрывает для катания лавиноопасные склоны, после обильных снегопадов, запрещает всякие выходы в горы и прекращает работу канатных дорог. В его распоряжении кроме спасателей врач, радист, машина "скорой помощи", спасательный фонд. Летом у него спасатели из альпинистов, зимой - из горнолыжников. Набирает он их, как правило, из москвичей и ленинградцев, любители гор проводят таким образом свой отпуск.
Наконец Котлов спросил Юру: