Мои ребята заняли очередь на следующий подъемник, но мне стоять с ними не хотелось. Если мы с Котловым поднялись бы по второй нитке без очереди, у нас до приезда моих лыжников было бы время осмотреться и зайти в бар выпить кофе. Тут я увидел Юру Амаряна, начальника спасательной службы всего района Актау. Мой старый друг, я знал его еще по университету, а потом мы вместе ходили на восхождения, бывали в памирской экспедиции и на Тянь-Шане. Я окликнул его и познакомил с Котловым, представив Андрея Петровича как журналиста.
- Свези, Юра, наверх Андрея Петровича. Я пройду без очереди как тренер, а его со мной могут не пустить, - попросил я.
Когда мы все поднялись, Юра пошел в бар, а мы с Андреем Петровичем вышли на скальный выступ, на котором обычно фотографируются однодневные туристы и загорают девицы. Отсюда открывался вид на горы, на долину и на город.
Котлов стоял молча. Синее небо, приближаясь к горизонту, блекло, становилось голубоватым. Ватные облака по мере удаления размывались, превращались в сплошную пелену, грозящую закрыть все небо. Долина залита молоком плотного тумана, из которого над невидимым городом поднимались вертикально вверх узкие столбы дыма, белого, желтого, черного. Поднявшись в небо, они объединялись и образовывали нечто вроде гриба атомного взрыва.
Вдаль горы пестрые, в два цвета - белые гольцы и черный лес, пятнами разбросанный по ущельям. Горы, что поближе, выглядят иначе, на них видна четкая граница леса, словно они одеты в белую кофту и черную юбку. Тени от облаков на безлесных вершинах гребней ползут серыми пятнами, затемняя белизну снежных лбов. Возвышаясь над всем, снежная громада вершины прорезана кулуарами и напоминает смятую салфетку.
- Да... ничего не скажешь, красиво. - Котлов повернулся и пошел к бару.
Иной раз при плохой погоде к нему не пробиться, но сейчас солнечно, тихо и столики бара свободны. Все катаются. Завтракали несколько лыжников, живущих здесь в хижине, и устроились уже несколько девиц. На лыжах они не катаются, но очень любят дорогие и эффектные спортивные костюмы. Сидят в барах и оголяются на выходах скал возле хижины. Они хорошо знают всех тренеров, работников канатки, баров и ресторанов, с ними и поднимаются без очереди.
За одним из столиков сидел Абдулла. Всегда загорелое его лицо было слишком обрюзгшим для человека, ведущего здоровый образ жизни. Сетка красных прожилок на нем выдавала слабость Абдуллы к крепким напиткам. С ним за столом - атлетически сложенный, разодетый как петух парень. Весь в молниях, кнопках и карманах. Все яркое, все сверкает, и все в обтяжку. Это Толик - истопник. Никогда не видел его в запачканной углем одежде. По-моему, он весь день сидит в барах, то наверху, то в гостинице. За стойкой - бармен. Тоже с картинки американского журнала. Не хватает только кольта у пояса и широкополой шляпы. За другим столиком, подальше от нас, сидел Юра с тремя спасателями. Абдулла пил с Толиком коньяк из граненых стаканов и о чем-то тихо разговаривал. Юра со своими спасателями, одетыми в красные пуховки, пил кофе из таких же стаканов и, видимо, давал наставления, ибо говорил, а ребята слушали его.
Я посадил Котлова и подошел к стойке. Бармен налил мне из большого чайника два стакана жидкого кофе и выложил две конфетки. Котлов оглядывал людей и само помещение. Построенный из неотесанного камня бар был мрачным и темным. Одно окно под потолком не освещало его, по стенам развешаны разноцветные лампы, и, когда собирался народ, они пронизывали холодное помещение узкими лучами.
Возвращаясь к столу, я заметил, как Толик вынул из перевернутого на живот "банана" кожаный несессер и положил его на стол. Абдулла что-то резко сказал ему, и Толик тут же убрал несессер обратно в сумку. Я взглянул на Котлова и понял, что он тоже отметил это.
- Юра Амарян - прекрасный парень, - сказал Котлов, когда я сел. - Он, оказывается, окончил географический факультет МГУ, наш однокашник. А сейчас заканчивает диссертацию по снежным лавинам.
- Золотой мужик, - согласился я, - настоящий ученый и дельный работник. У него материала - на докторскую. Никто в стране не знает лавины так, как он. А как наладил работу по безопасности! У каждой опоры подъемника теперь телефон. Сломал человек ногу - тут же известно. Спасатели сидят наверху, несколько минут - и они на месте. До Юры что было? Шаляй-валяй, никакого порядка. Вот только с начальством он не ладит, боюсь, выставит его Абдулла. Юра ведь москвич, плюнет и уедет. Кстати, я пригласил его в гости. Вечером. Не возражаете?
В это время Абдулла поднялся, подошел к стойке, протянул бармену вялую руку и направился к двери. Толик с барменом пошли вслед за ним. Котлов взял свой стакан, поднялся, подошел к их столику, поставил на стол свой стакан, а такой же стакан Абдуллы приподнял двумя пальцами за краешек, поставил на записную книжку, накрыл другой, обтянул двумя резинками и все это опустил в неведомо откуда взявшийся и тут же исчезнувший полиэтиленовый мешочек. Едва он успел вернуться к нашему столу, как вошел бармен.
- Справа от стойки есть поднос с грязными стаканами, - проговорил задумчиво Котлов, - отнесите туда свой стакан. Незаметно.
Повернувшись спиной к стойке, я поставил на поднос свой стакан.
- Кто сидел с Абдуллой? - тихо спросил Андрей Петрович, когда я вернулся.
- Толик. Насколько я понимаю, числится истопником в гостинице "Актау". Не катается, большой любитель женщин. Фамилии и отчества его я не знаю, - так же тихо ответил я.
Поднялись и за столиком спасателей. Ребята ушли, а Юра Амарян подошел к нам и кивнул головой в сторону большой фотографии, висящей в раме на каменной стене:
- Видали? Поглядите, это интересно.
Мы подошли к фотографии. Мне она давно известна. На ней изображен седой старик, одетый в черкеску и с кинжалом, в окружении пионеров. Под фотографией написано: "Герой гражданской войны, знаменитый "красный конник" Хасан Бабаев в возрасте 110 лет".
Котлов поглядел на меня, на Юру. Мы улыбались. Тогда мы все посмотрели на бармена. Стоя за своей стойкой, он не сводил с нас глаз. Мы вышли. Юра пошел на третий подъемник, а мы с Котловым стали смотреть на горы. Пока мы сидели в баре, небо совершенно очистилось. После сумрака бара снег сверкал так, что больно смотреть даже через темные очки. На снегу вспыхивали тысячи крохотных, размером с булавочную головку, зеркал.
- Бриллиантовые россыпи, - сказал Котлов.
- А я подумал, зеркальные зайчики.
- Может быть, может быть... - задумчиво ответил. - Алмазный блеск ослепляет иначе. Бриллианты вспыхивают синим огнем, а тут только белый. Бриллианты, бриллианты... Ювелирные изделия из драгоценных металлов и с драгоценными камнями куплены за один день восемнадцатого ноября на сумму восемнадцать тысяч рублей. Одной и той же женщиной, в пяти магазинах. "Граждане, совершающие сделки на сумму свыше десяти тысяч рублей, обязаны представить в финансовый орган декларацию об источниках получения соответствующих средств". А до десяти тысяч - нет. Пожалуйста, покупайте. Кольца, колье, браслеты... Но закон есть, а деклараций пока нет, во всяком случае она у нас еще не введена и не применяется. Так что можно купить драгоценностей практически на любую сумму.
Да, да, Саша, - взглянул на меня Котлов. - Можно, я буду называть вас Сашей? А вы называйте меня Андреем. Так нам будет проще. И для дела лучше. Ольга Дмитриевна Васильева в день своей смерти купила драгоценностей на восемнадцать тысяч. Мы нашли чеки на эти покупки. По фотографии ее опознали во всех пяти магазинах.
Меня слегка покоробила его бесцеремонность, но я ответил:
- Хорошо, давайте по имени. И конечно, драгоценностей не нашли.
- Только пустую спортивную сумку и в ней два перышка.
- Чего можно купить на восемнадцать тысяч? - удивился я.
- Жемчужное ожерелье - 4800, золотой браслет с изумрудами - 4500, бриллиантовые кольца и серьги. Все установлено с точностью до рубля. Я сам ездил в эти ювелирные магазины. В Столешниковом в магазине "Алмаз", например, на витринах лежат кольца с бриллиантами стоимостью в две-три тысячи. Что дороже, тысяч на пять-шесть, выставляется в витрине у администратора. Можно пройти и посмотреть. Надо - покупай.
- Покупает человек такие дорогие вещи, и никто не спрашивает у него, где он взял деньги? - не верилось мне.
- Даже фамилии не спрашивают. Купил, и до свиданья! Но Васильеву запомнили, ибо такие покупки чаще делают мужчины. В магазине всегда дежурит милиционер, но у него одна задача - охрана. Остальное его не касается.
Тут подошла моя группа, и я покатил с ними вниз. У меня своя метода обучения: я показываю, они подражают. Объяснять ничего не надо, обезьяна сидит в нас глубоко. Я еду и делаю сто раз поворот к склону. То в одну сторону, то в другую. Они повторяют за мной. Следующий спуск делаю поворот от склона. А если они успеют подняться в третий раз, я соединяю оба поворота, и ребята уже идут у меня сопряженными поворотами. А это значит, что они всегда могут и повернуть в любом месте, и остановиться, считай, что освоили горнолыжную технику. Дальше идет отработка. И тоже никакой теории. Книжки по технике горнолыжного спорта они у меня сами читают. Так за неделю я ставлю новичков на лыжи. Спустил я ребят и опять поднялся к хижине. Смотрю, Котлов стоит возле посадки на третий подъемник и наблюдает. Подошел я, а он и говорит:
- Гляжу, как отбирают билеты. Мятый он рвет, а гладкие, чистые складывает в пачку.
- Дело известное, - отвечаю, - многие лыжники нарочно, назло им, мнут билеты, чтобы их нельзя было использовать по нескольку раз.