- Вы не разрешите мне на короткий срок устроить у вас небольшую и примитивную лабораторию? Потребуется увеличитель и все необходимое для проявления пленки и печатания небольшого числа фотографий.
Юра не возражал, тут же передал Андрею запасной ключ от своей квартиры и показал, что где лежит из фотоматериалов.
- Ну что ж... Посмотрим теперь Голубева, - сказал Андрей, когда мы вернулись. - А вас, Саша, я прошу поговорить с Шамилем. Подробности охоты - кто был, убили ли улара, если да, кто его нес и в чем. И сумка, конечно, сумка. Ведите его сюда.
В общем, он мог и не разжевывать мне задачу. Я уже сам прекрасно представлял, что может быть интересным для дела и на что обратить внимание. Тем более как подойти к Шамилю.
6
На следующий день шел снег с сильным ветром. Я поднял своих ребят по первой канатке, а вторая не работает, в такой ветер опасно пускать. Ветер холодный, пронизывающий насквозь, но ребята не уходят, ждут: может, переменится погода. Фанатики!
Удивительное дело, горные лыжи сделались за считанные годы не только модой, но и всеобщей страстью. И не только где-нибудь в Австрии, где каждый третий горнолыжник; не только в Японии, где горные лыжи называют национальным бедствием, но и у нас, где появились они сравнительно недавно, на моей памяти. Когда я еще школьником ездил с родителями по воскресеньям на лыжах, на Савеловском вокзале среди леса равнинных лыж, лыж гоночных и туристских изредка можно было встретить горные лыжи. А теперь у станции "Турист" склоны "захвачены" компаниями, установившими на оврагах Парамонки и Комарихи свои подъемники. На какие только ухищрения не идут энтузиасты горнолыжного катания, чтобы на колхозной земле построить свои канатки и даже дома для катающихся!
Недавно, будучи в гостях у своих друзей в новом доме на Мичуринском проспекте, я увидел из окна насыпанную экскаватором гору.
- Что это такое? - спрашиваю.
- Горнолыжники сооружают гору. На общественных началах, - сообщил мне хозяин дома, радостно потирая руки, - метров двести будет, в овраг уходит. Даже слаломную трассу можно будет ставить. Представляешь, под окном?!
Уходящий в овраг склон стал для него главным достоинством нового жилья.
В чем тут дело? В чем притягательная сила горнолыжного катания, в чем его волшебство? Красота гор? Безусловно. Но ведь катаются и на "малых горах". ЗИЛ построил себе горнолыжную базу под Мценском. Работа мускулам, движение, которого нам так недостает? Но с гиподинамией можно справляться и при помощи эспандера или бега трусцой. Мода и престиж? Есть и это. Может быть, вставая на горные лыжи и летя вниз, мы получаем радость от своей ловкости, от умения владеть своим телом? Скорее всего - все вместе. Во всяком случае, горнолыжное катание вместе с горным солнцем, физической нагрузкой, окружающей красотой, яркими костюмами и беззаботной веселостью лучше всего лечат отпускные души.
- О чем задумался, Саня? - дотронулся до моего плеча Юра Амарян.
- Да вот думаю о том, что этих друзей, - кивнул я на своих ребят, - заставляет мерзнуть и ждать погоду. Вот ты старый горный волк, скажи мне, отчего клиент не уходит? Ты заметил, теперь даже в Москве все стали носить горнолыжные шапочки с петушиным гребнем, которые пошли от сборной Франции. Человека в пальто и в шляпе теперь редко увидишь, все оделись в куртки, похожие на пуховки, и в горнолыжные шапочки.
Юра хмыкнул.
- А ведь верно.
- Откуда такая любовь к катанию?
Юра на минутку задумался.
- Видишь, тут много причин. Во-первых, стремление к самосовершенствованию. Они с каждым разом хоть на йоту улучшают технику. Во-вторых, горные лыжи не могут надоесть, ибо совершенствование - процесс бесконечный. Даже один и тот же склон не надоедает. А в-третьих, в-третьих, для горных лыж годится любой возраст и любое здоровье. Вон Голубев. Чувствует себя спортсменом. Загорелый, молодой... И никаких отрицательных эмоций! А ребят ты спускай, - добавил он, - погоды не будет, канатку закрываю. - Юра посмотрел на затянувшееся свинцовой мглой небо: - Это надолго. Как бы не было большого снегопада. Второй день сыплет без перерыва.
Шамиля я нашел у шашлычной. Он стоял под навесом и выглядывал знакомых. Рядом с ним висела самодельная афиша, приглашавшая на лекцию доцента Пятигорского пединститута на тему: "Любила ли Марина Влади Высоцкого?" Свободных стульев из дюралевых трубок у таких же легких столиков не было. Народ спускался с горы и устремлялся к шашлычным. Оживился и расположившийся рядом базар, торговавший шерстью, свитерами, рукавицами, шапочками, шарфами.
У меня Шамиль просить не стал. По заведенному им самим кодексу чести два раза подряд он ни у кого не брал. Оглушительно хрипел из репродуктора голос Высоцкого.
- Шамиль, ты когда-нибудь убивал улара? - спросил я, приблизив свои губы к его уху.
- А как же! Я один только и убивал, один из всех этих... - повел он рукой в сторону шашлычника и его помощника, к жаровне которых выстроилась очередь.
- Ты ведь знаешь, я орнитолог, изучаю птиц, и мне давно хотелось поговорить с тобой об уларах. Я слышал, ты хороший охотник.
На его черном небритом лице появилось самодовольное выражение.
- Хэ! - хмыкнул он. - Мой отец по три штуки приносил. Ты же его знаешь. Вот охотник! Я с ним ходил... Только теперь... запрещено, штрафуют, - доносились отдельные его слова сквозь завывание нечистой силы: Высоцкого сменил какой-то американский ансамбль.
- Слушай, - прокричал я ему в ухо, - пойдем ко мне. Посидим, поговорим. Для науки надо. Каспийский улар плохо изучен. Пошли!
- А найдется?.. - Он подмигнул и сморщил свою продубленную немилосердным солнцем физиономию.
Я взял его за рукав давно не чищенной "вецеэспеэсовской" пуховки:
- Пойдем, пойдем...
Котлов сидел за столом и изучал личные дела сотрудников гостиницы. Когда мы вошли, он сложил их и засунул в ящик письменного стола. Заварили хорошего индийского чаю, нашлась пачка печенья и простенькие конфеты.
- Ты знаешь, как они в гору бегут? Никому не догнать. Кто за ними бежит, тот дурак, - рассказывал Шамиль. - А потом "улю-улю-улю" и пошли вниз, на другой склон. Вверх они лететь не могут, только вниз. Перелетят, а там снова бегут вверх. Прыгают по камням и крыльями... - Он замахал руками, как петух.
Я взял блокнот и сделал вид, что записываю каждое его слово.
- Самцы и курицы у них без разницы. Петух, что в рододендронах живет, черный, и курица у него серая.
- Кавказский тетерев, - подсказал я.
- Ага, тетерев. А у уларов без разницы. Мясо очень полезное. Старухи говорили, когда чума была или оспа, то за одного улара давали пять хороших лошадей. Кто мясо улара ел, тот не умирал.
- А гнездо тебе приходилось находить? - совершенно искренне поинтересовался я.
- Нет, гнезд их не видел. Говорят, на самой вершине скалы, а скала отвесная. (Здесь он загибает, гнезд у уларов не бывает, птицы просто откладывают яйца в ямку под скалой. В ней несколько перьев, и все.)
Цыплят я ловил, - продолжает Шамиль, - но они не живут. Пестренькие и прячутся. Не заметишь. У нас раньше куропаток держали, а улары не живут, очень нежные. Пока до дома донесешь, он уже готов.
- Когда ты в последний раз добывал улара? - осторожно подвожу я Шамиля к делу.
Андрей не вмешивается в наш разговор, он взял горнолыжную книжку и делает вид, что читает.
- Недавно. В сентябре или в октябре, не помню точно. Абдулла меня позвал на охоту. Абдулла знает, какой я охотник. Гости у него приехали из Москвы.
Шамиль назвал должности двух московских гостей. Они настолько высоки, что, я думаю, он слегка преувеличил.
- Они туров стреляли. Вертолет. Сперва полетели и нашли стадо туров. Рогачи. - Мозг его скрипел от усиленной работы. - Тогда нас с Толиком опустили в Бабаюрт, а сами они сели за хребет. Нам выгонять на гребень. Толик шел плохо, все садился и материл их... Тут я и убил. Он на скалу вышел, на Толика смотрел, а я его - раз! Он - со скалы и готов.
- И что ты с ним сделал?
- Гостям пришлось отдать.
- Сколько туров убили?
Шамиль взглянул на меня и заулыбался:
- Этого никто не знает. И я не знаю. Не видел.
Задавая еще несколько вопросов Шамилю об уларах (когда они линяют, что едят, да смотрел ли он когда-нибудь желудок), я ждал, не покажет ли Котлов Шамилю фотографию сумки. Но он этого не сделал. С того самого момента, как выяснилось, что улар убит Шамилем, на языке у меня вертелся вопрос о сумке, но я так и не сумел его задать. Поскольку Андрей продолжал молчать, я спросил Шамиля:
- Ты Колю Кораблева знаешь?
- Гитариста, что ли? Знаю.
- Они вроде с Абдуллой друзья?
Шамиль насторожился. Посмотрел недоуменно на меня, на углубившегося в чтение Котлова.
- Какие друзья... - скривился Шамиль. - Играет он у него. Абдулла меня за ним посылал.
- И ты с ними был?
- Меня не приглашают, - усмехнулся Шамиль. - Если только баню топить, тогда поднесут. А то и так...
- А кто там бывает?
Шамиль насупился и посмотрел на меня с неудовольствием.
- Откуда я знаю?! Ты мне рупь дай. Что мне твой чай?!
- Лет десять назад я был у них дома, - сказал я, когда Шамиль ушел. - У него четыре брата и замечательный, мудрый старик. Пастухи они. Спускались домой по двое на праздники. На него я и попал. Пели, танцевали, пили в меру. Прекрасные люди, трудяги, честные, открытые, правда, горячие. Соблюдение обычаев и традиций, религиозность, уважение к старшим - вот на чем они держались.
- Не думаю, что, убив улара внизу, они несли его на гребень в сумке, а не в рюкзаке, - не слушал меня Андрей. - Птица ведь большая?
- С гуся.