- Можно продолжать? - спросил рыжий. - У людей все-таки есть чему поучиться. Молодой Цаннович вступил на этот путь, и так оно и пошло дальше. Я-то его уже не застал, да и мой отец его не застал, но не так уже трудно представить себе, какой он был. Вот я, к примеру, один вопрос вам задам, хотя вы только что обозвали меня обезьяной (между прочим, не следует презирать ни одну божью тварь, все они кормят нас и служат нам кто чем. Взять хотя бы лошадь, или там собаку, и певчих птиц; что до обезьян - я их только на ярмарках видел: доля их несладкая, ой нет, - потешают публику, сидя на цепи… ни у одного человека нет такой тяжкой доли, видит бог!). Так вот, я вас - уж не знаю как вас по имени, вы ведь имени своего не назвали, вот я вас и спрашиваю: ну скажите, как удалось Цанновичам, что старому, что молодому, - залететь так высоко? Думаете, голова у них была иначе устроена, большие умники были, да? - Так умников на свете немало, но иной из них и к восьмидесяти годам не добьется того, что Стефан в двадцать. Нет, главное в человеке - глаза и ноги! Видеть людей и подходить к ним - это уметь надо. А вот послушайте, что сделал Стефан Цаннович, который видел людей насквозь и знал, что их нечего бояться, ведь они сами шли ему навстречу, тут поди и слепой нашел бы дорогу. Чего они хотели от Стефана? "Ты - барон Варта", - говорили они. "Хорошо, - сказал он, - барон так барон!" Потом ему стало и этого мало. Ему? А может быть, людям? Почем я знаю? Если уж он барон, так почему бы не стать и князем? В Албании, надо вам знать, был когда-то один знаменитый человек, он уж давно умер, но его там почитают, народ всегда почитает своих героев. Звали этого человека Скандербег. Цаннович, пожалуй, сказал бы, что он и есть этот самый Скандербег. Но так как Скандербег давно умер, то он сказал, что он потомок Скандербега, напустил на себя важность и назвался принцем Кастриотом Албанским и заявил, что снова сделает Албанию великой и что его соратники только его и ждут. Ему дали денег, чтобы он мог жить, как подобает потомку Скандербега. Ведь людям все это было приятно. Ходят же они вечером в театр и слушают всякие небылицы. Им это приятно, и они за это платят. Так почему бы не платить, когда такой спектакль им показывают днем или утром, да к тому же они сами в нем играют.
И снова человек в желтом макинтоше приподнялся с пола. Лицо его сморщилось в тоскливую гримасу; он поглядел сверху вниз на рыжего, прокашлялся и изменившимся голосом спросил:
- Скажите-ка, человек божий, вы не с луны свалились, а? Винтика не хватает?
- С луны свалился? Вот, вот! То я ему - обезьяна, то винтика не хватает.
- Нет, скажите, чего вы тут сидите и городите всякую чушь?
- А кто расселся на полу и вставать не хочет? Я, что ли? А диван-то вот он! Ну, ладно! Если вам не нравится, я уж помолчу.
Тут Франц оглядел комнату, потом вытянул ноги и прислонился спиною к дивану, упершись руками в ковер.
- Теперь уж вы устроились поудобнее, - сказал рыжий.
- Ладно, кончай болтать. Уши вянут.
- Как вам угодно. Я эту историю часто рассказываю, мне что? Мне ничего. Не хотите - как хотите.
Но после небольшой паузы Франц снова обернулся к рассказчику и попросил:
- А пожалуй, доскажите вашу историю до конца.
- То-то. Когда что-нибудь рассказывают или говорят о чем, время проходит как-то быстрее. Ведь я хотел только открыть вам глаза. Итак, Стефан Цаннович, о котором была речь, загреб столько денег, что смог уехать в Германию. В Черногории его так и не раскусили. Как знал людей и как знал себя самого Стефан Цаннович, поучиться надо! И все делал с чистым сердцем, как птичка божья. И вот ведь не боялся людей, и великие мира сего, грозные владыки, были его друзьями: и курфюрст саксонский, и кронпринц прусский, который потом прославился в битвах - перед кем даже австриячка, императрица Терезия, трепетала на своем троне. Но Цаннович и перед ним не трепетал. А когда Стефану случилось побывать в Вене и разные люди стали там подкапываться под него, сама императрица взяла его под свою высокую руку и сказала: "Не трогайте этого шибеника".
НЕОЖИДАННЫЙ ФИНАЛ РАССКАЗА. ДУШЕВНОЕ РАВНОВЕСИЕ БЫВШЕГО АРЕСТАНТА ВОССТАНОВЛЕНО
Слушатель, сидевший на полу у дивана, расхохотался, вернее - заржал.
- Вам бы клоуном в цирке быть! Рыжий подхихикнул.
- Что я говорил? А? Только тс! Тише, внуки у старика ведь больны. А что, не сесть ли нам все-таки на диван? Как вы думаете?
Франц рассмеялся, забрался на диван и сел в уголок; рыжий занял другой угол, бормоча себе под нос:
- Так-то будет помягче, и пальто не помнется. Человек в макинтоше в упор глядел из своего угла на рыжего.
- Такого чудака, как вы, я давно уж не встречал, - сказал он.
- Вы, может быть, просто не обращали внимания, - равнодушно отозвался рыжий, - такие еще не вывелись. А вот вы запачкали себе пальто, тут ведь никто не вытирает ноги.
У человека из тюрьмы, - ему было лет тридцать с небольшим, - повеселели глаза, да и лицо как будто посвежело.
- Скажите лучше, - спросил он рыжего, - чем вы торгуете? Вы небось с луны свалились.
- Пусть будет так. Что ж, потолкуем и о луне.
В дверях уже минут пять стоял какой-то мужчина с каштановой курчавой бородой. Теперь он подошел к столу и сел на стул. Это был молодой еще человек, в такой же черной велюровой шляпе, как у рыжего. Он описал рукою круг в воздухе, и его пронзительный голос словно наполнил комнату.
- Это кто еще такой? Что у тебя с ним за дела?
- А тебе что тут нужно, Элизер? Я его не знаю, он не назвал своего имени.
- И ты рассказывал ему свои басни?
- А хоть бы и так? Тебе-то что до этого?
- Значит, он-таки рассказывал вам небылицы? - обратился шатен к человеку из тюрьмы.
- Да он не говорит, - ответил за него рыжий. - Он только бродит по улицам и поет по дворам.
- Бродит и пусть себе бродит! Что ты его держишь?
- Не твое это дело!
- Да я же слышал в дверях, все слышал! Ты ему рассказывал про Цанновича. Что тебе еще делать, как не рассказывать?
Тут Франц, все время не сводивший глаз с шатена, проворчал:
- А вас откуда принесло? Кто вы, собственно, такой? Чего лезете не в свое дело?
- Рассказывал он вам про Цанновича или нет? Конечно рассказывал. Мой шурин Нахум слоняется повсюду и рассказывает всякие сказки. Всем советы дает, - вот только своих дел никак не устроит.
- Тебя-то я о помощи не просил пока? Не видишь, негодник ты, что человеку плохо?
- А хоть бы и плохо, что ты - посланец божий, что ли? Полюбуйтесь-ка на него, бог только тебя и дожидался! Одному ему ни за что бы не справиться.
- Нехороший ты человек.
- Держитесь от него подальше, слышите? Наверно, он вам тут наплел, как повезло в жизни Цанновичу и невесть еще кому?
- Уберешься ли ты наконец?
- Нет, вы послушайте этого мошенника! Экий благодетель! И он еще разговаривает! Твоя здесь квартира?
Ну, что ты опять наболтал о Цанновиче и о том, чему у него можно поучиться. Эх, быть бы тебе раввином! Мы бы уж как-нибудь прокормили тебя.
- Не нужно мне ваших милостей!
- А нам не нужны дармоеды, что сидят на чужой шее! Рассказал ли он вам, чем кончил его Цаннович?
- Глупый ты и скверный человек!
- Рассказывал он вам, а?
Франц устало поморгал глазами, взглянул на рыжего, который, грозя кулаком, направился к двери, и буркнул ему вслед:
- Постойте, не уходите. Чего вам волноваться? Пускай себе мелет.
Тогда шатен горячо заговорил, обращаясь то к незнакомцу, то к рыжему, сильно жестикулируя, ерзая на стуле, прищелкивая языком, подергивая головой и поминутно меняя выражение лица:
- Он людям только голову дурит! Да! Пусть-ка он доскажет, чем кончилось дело с Цанновичем Стефаном. Так нет, этого он не рассказывает. А почему? Почему, я вас спрашиваю?
- Потому что ты скверный человек, Элизер!
- Получше тебя. А вот почему (шатен с отвращением воздел руки и страшно выпучил глаза): Цанновича изгнали из Флоренции как вора. Почему? Потому что его там раскусили наконец.
Рыжий встал перед ним с угрожающим видом, но шатен только отмахнулся.
- Теперь мой черед, - продолжал он. - Он писал письма разным владетельным князьям, такой князь получает много писем, а по почерку не видать, что за человек писал. Ну, наш Стефан и раздулся от спеси, назвался принцем Албанским, поехал в Брюссель и полез в высокую политику. Не иначе злой ангел попутал его. Явился он там высшим властям, - нет, вы себе представьте только этого сопливца Цанновича Стефана, - и предлагает для войны, - я знаю с кем? - солдат, не то сто, не то двести тысяч, - это неважно. Ему пишут бумагу с правительственной печатью: покорнейше благодарим, в сомнительные сделки не вступаем. И опять злой ангел попутал нашего Стефана: "Возьми, говорит, эту бумагу и попробуй получить под нее деньги!" А была она прислана ему от министра с таким адресом: "Их высокоблагородию сиятельному принцу Албанскому". Дали ему под эту бумажку денег, но тут и пришел ему конец, жулику. А сколько лет ему тогда стукнуло? Тридцать, да, всего тридцать. Больше не довелось ему пожить на свете - бог его наказал за все его плутни. Вернуть деньги он не мог, на него подали в суд в Брюсселе, и тут все и выплыло. Вот каким был твой герой, Нахум. А про смерть его ты рассказал, нет? Собачья была у него смерть. В тюрьме он вскрыл себе вены. А когда он умер, как жил, так и умер, - ничего не скажешь, - пришел палач, живодер с тачкой для падали, для дохлых собак и кошек, взвалил на нее труп Стефана Цанновича, вывез его за город, на свалку, туда, где стоят виселицы, сбросил там его и засыпал мусором.
Человек в макинтоше даже рот разинул.
- Это правда?