- Артуро, кто же еще. Я встретил его на лестнице - разодет как картинка.
Дани улыбнулся. Правая бровь, то и дело взлетая вверх, придавала его словам ехидство, которого он часто в них и не вкладывал.
- Парень не снимает галстука со дня первого причастия.
Виктор вынул из кармана куртки брошюрку.
- Ошибаешься, - сказал он.
Развернул ее на середине и показал фотографию Артуро в футбольной форме. Перевернул и показал сценку на солнышке. Добавил:
- Он считает, это создает образ, правда не говорит, какой именно. Единственно приличная фотография - где он с Лали, и, как назло, каждая собака знает, что с женой-то у него как раз и не клеится.
Дани помрачнел, кивнул на брошюрку.
- Я видел. У нас их навалом. - Он указал в сторону алькова. - Он задурил мне голову. Говорит, для сената это годится, и я не стал спорить. По правде говоря, ни один черт не знает, что после сорока лет молчания в этой стране годится, а что - нет. Меня лично от этой американской рекламы жены-помощницы со стереотипной улыбочкой и белокурых невинных деток с плюшевыми медведями, - меня лично прямо выворачивает. Но что же делать? Я лично ничего поделать не могу…
Отворилась входная дверь, и появились Хулия и Мигель. Хулия, коротко стриженная, в сальвадорском пестром пончо, сказала "Как дела?" сразу всем, а Мигель на негнущихся, как у заводной куклы, ногах прошагал к столу Дани - так счетовод направляется к начальнику с отчетом.
- Ну как там с Алхерой? - спросил Дани.
- И Алхеру, и Тубильос, и Касарес… старик! Мы объехали все пять селений.
Доносившаяся откуда-то музыка зазвучала громче. Дани попросил Кармело:
- Елки-моталки, пусть сделают потише, скажи им. Чем они там думают, чтоб им было пусто?
Кармело вышел. Дани облокотился на край стола.
- И что? - спросил.
- А ничего, два с половиной человека на всю округу. И все алькальды настроены против. Сдается мне, "Народный союз" хорошо с ними поработал.
Музыка стихла, стала почти неслышной. Кармело вернулся через маленькую дверь. Дани изо всех сил старался поддержать моральный дух:
- Но Алхера - крупный сельскохозяйственный центр.
- Ха! Крупный! Пятьсот двадцать человек населения - всего-то.
- Прокрутили все, как положено?
- Как могли, старались их подковать, но не так это просто, старик. На равнине крестьянин подозрителен, как сто чертей. Мелкий землевладелец-консерватор.
Правая бровь Дани прыгала часто-часто. Он сказал:
- Это не ново, дорогой. Твоя задача - пробудить их сознание. Отнимать у них ничего не будут.
- Я так и сказал. Говорил им о необходимости новой аграрной политики, о рациональной обработке земли, уйму всякого наговорил…
- И никакого впечатления?
- Никакого, старик, стоят в отключке, точно статуи. Сами расписаться не умеют, а когда их пытаются чему-нибудь научить, им это - нож в сердце.
Дани тряхнул головой.
- А именно это от тебя и требуется, - сказал он.
- Что - это?
- Это самое. Научить их расписываться за себя. Чтобы они снова стали чуть-чуть поактивнее. Одним словом - учиться и учиться.
Зазвонил черный телефон, и Дани снял трубку.
- Да, - сказал он.
Мигель перешептывался с Кармело. Хулия с рассеянным видом взяла брошюрку, которую Виктор оставил на столе, и, улыбнувшись, спросила Виктора: "Артуро хоть раз играл в футбол?" Дани рубанул рукой по воздуху, чтобы они замолчали.
- Опять? - спросил он в трубку. - И так со всеми вдрызг разругался. Пако!.. Ну, конечно… Я не говорю, что вы виноваты, но Мадрид не хочет никакого принуждения. Ну да… да… Значит, не лезьте на рожон, а собирайте плакаты и с музыкой валите куда-нибудь еще… Ни в коем случае… А в самом крайнем - ведите себя так, будто вы от Руиса Хименеса, рот на замок и подставляйте другую щеку… Давай!.. Пока!
Он повесил трубку. Моргнул несколько раз, прежде чем заговорить.
- Каждую ночь одна и та же история, - сказал он. - Этот Пако - фрукт. Заклеивают его плакаты! Какая новость. А мы заклеиваем их плакаты. Всем известно - война лозунгов.
Хулия воспользовалась паузой и, показав на брошюрку, которую разглядывала, спросила снова:
- Артуро хоть раз играл в футбол?
Все засмеялись. Дани сразу стал серьезным.
- Оставим сенатора в покое, - сказал он.
Из-за маленькой двери хриплый голос спросил:
- Можно?
Не ожидая ответа, вошел курьер Примо с чашкой кофе для Дани. Примо, весь скособоченный, с невыразительным лицом, через каждые два шага на третий останавливался - словно ему сводило коротенькие ножки. Он поставил кофе на стол. Дани взял чашку левой рукой и отхлебнул. Посмаковал. Сказал:
- Тому, кто придумал кофе, надо поставить памятник.
Увидев, что Примо уходит, оторвался от чашки и крикнул ему вслед:
- Примо, спроси, пожалуйста, у Айюсо, как дела с письмом, оно нужно сегодня.
Выпил кофе - до гущи, прикрыл глаза, нажимая, провел пальцами по векам, открыл глаза и посмотрел на Мигеля.
- Если не трудно, - сказал он, - подождите там. Завтра опять в дорогу.
- Опять?
- Опять, елки-моталки. Что я могу поделать? Нет людей, нет времени. Всю машину должны вертеть два с половиной человека. Будет за нас народ голосовать или не будет - это еще посмотрим, но сопротивляются они упорно.
- Ладно, елки, не психуй так.
Он обнял Хулию за плечи, и они вышли.
Дани решительно повернулся к Виктору.
- И вам тоже надо намыливаться завтра, - сказал он. - Не отвертеться…
- Хорошо, - сказал Виктор.
- Воля Мадрида, - будто извинился Дани. - На самолюбие жмут.
- Ну, ты скажешь.
- Сильвино хочет, чтобы мы донесли наше слово до самого отдаленного уголка, чтобы не забыли ни одного самого маленького селения. Так оно, вообще, и выходит, но, если взглянуть на карту, с дюжину белых точек еще осталось. Погоди минутку, дорогой.
Он отодвинул стул и поднялся. Стоя, Дани казался еще меньше, еще тоньше, еще легче.
- Смотри, - сказал он, нажал кнопку, и на галерее, коротко мигнув несколько раз, загорелись три большие неоновые трубки, загорелись резким белым светом, перебили желтоватый свет настольной лампы и ослепили всех. Трехметровый щит с картой провинции стоял у стены, напротив окна. Вся она была усеяна красными и синими булавочными флажками. Дани взял маленькую указку и, водя ею по карте, стал излагать Виктору ситуацию. Кармело усталым взглядом следил со стороны. Окна напротив - все, кроме одного, - уже погасли. Виктор сказал:
- Как в генеральном штабе.
Дани согласился:
- Так оно и есть.
Кончиком указки он обвел южную часть провинции, где названия селений громоздились одно на другое:
- Смотри. Это все охвачено. Красными булавками отмечены места, где мы побывали дважды. Как правило, районные центры. Встречаются довольно большие селения, вроде Ла-Салы, где имеются даже промышленные предприятия. Интересно, что Ла-Сала - единственное в провинции селение, которое в демографическом отношении после войны выросло. Словом, здесь мы поработали на славу. Сюда можно больше не возвращаться. Пожалуй, только в Монтехос, где пятнадцать тысяч жителей. Тринадцатого числа разбросаем листовки, и все.
- А Босигас?
- В Босигасе был Айюсо со своей командой, потом Мигель или кто-то еще, неважно. Кроме того, там ветеринаром Чучо Медина, и он держит руку на пульсе.
Дани поднял указку и обвел круг в западной части провинции.
- Этот район, - продолжал он, - наверное, самый беспризорный. Сплошь синие булавки, а это значит, что наши там побывали всего один раз. Из этих селений народ уходит, остались почти одни старики и дети.
- Но старики тоже голосуют, - перебил его Виктор.
- Минуточку, - продолжал Дани, в котором, как видно, кофе пробудил необычную разговорчивость. - Три дня назад там был Хуанхо и нашел, что положение вполне сносное. Все стены заклеены лозунгами. Словом, только один уголок осталось посмотреть - район Коркуэнды. Завтра Мигель и Хулия сделают туда марш-бросок. Семья Хулии родом оттуда. Ее дед был там в свое время касиком - думаю, все будет в порядке.
Дани сделал передышку. Из кармана брюк вытащил сигареты и протянул Виктору вместе с зажигалкой, украшенной эмблемой партии.
- И последнее, - добавил он, пряча сигареты и зажигалку и поднимая указку вверх, к самому краю карты, - остаются три маленьких селения между Рефико и Паласиос-де-Силос. Видишь? О них, как и обо всей северной части провинции, мы знаем только из школьных учебников, не более. Может, овчинка и выделки не стоит, но все-таки…
- Это в горах? - спросил Виктор.
- Совершенно верно, дорогой, это горные селения, бедные селения с допотопными нравами, жители прозябают на крохотных участках - выращивают зерно, фрукты, собирают мед. Может, туда и ездить не стоило бы, но выхода нет.
Он опустил указку к самым ботинкам и длинно выдохнул табачный дым. Поднял правую бровь и спросил:
- У тебя завтра утром нет дел?
Виктор достал из внутреннего кармана куртки записную книжку.
- Нет, утром не могу, - сказал он.
- А в полдень?