- Я не это имел в виду, - сказал он. - Я имел в виду фруктовые сады. В Лериде за несколько лет деревня проделала настоящую революцию. И знаете, на чем они выбрались? На разведении карликовых фруктовых деревьев и рациональном сбыте продуктов, только и всего.
Сеньор Кайо усмехнулся:
- А в селении, о котором вы рассказываете, в мае бывают заморозки?
Виктор провел рукой по подбородку.
- Может, вы и правы.
Старик поплевал на ладонь, энергично потер руки, взял мотыгу и принялся делать маленькие лунки на грядке. Он работал спокойно, размеренно и без остановок. Виктор внимательно наблюдал за ним.
- Вы никогда не спешите, сеньор Кайо, правда?
- Ясное дело! Куда, скажите на милость, мне спешить?
Солнце снова пробилось меж туч и залило светом долину. Стараясь не наступить на картофелины, Лали добралась до Виктора, а Рафа устало дотащился до конца огорода и присел на бугорок в тени орехового дерева. Увидев это, сеньор Кайо оторвался от работы, сдвинул берет на затылок и провел тыльной стороной ладони по потному лбу.
- Не надо бы ему там садиться, - сказал он.
- Мне? - встревожился Рафа.
- Тень орешника - обманная штука.
- Черт побери! Какая разница, чья тень?
- В том-то и дело, сеньор, что тень тени рознь. Не верите - спросите у сеньора Бенито.
- А что случилось с сеньором Бенито?
- А вот сел он в четверг под вечер, как вы, на этом самом месте, а в воскресенье мы предали его земле. Так оно вышло.
Рафа вскочил и лихорадочно, обеими руками стал отряхиваться. Деланно засмеялся.
- Будет вам, - сказал он, - не каркайте.
Сеньор Кайо только чуть кивнул, как бы говоря: "Вот так-то лучше", - и, склонясь к земле, снова неторопливо и усердно взялся за дело. Немного спустя он положил мотыгу на землю, подошел к клочку, засеянному свеклой, оторвал от одного из растений длинный и пышный лист и показал, презрительно заметив:
- Вон что делается, в ботву пошла. - Он выдирал из влажной земли красные, еле завязавшиеся свеколки и бросал их в кучку. - Если сидят часто, то не в корень идут, как положено, а в ботву. Надо прореживать, чтоб каждой было где развернуться.
Он говорил тихим, ровным голосом и переносил рассаду на свободный клочок земли. Там осторожно, по одному, опускал растения в приготовленные лунки. Потом тремя точными сноровистыми взмахами мотыги присыпал каждую лунку землей. Лали мрачно следила за стариком: сосредоточенное лицо, большие в набухших венах руки, цепко держащие рукоятку мотыги. И вдруг взорвалась:
- Этого нельзя допускать!
Сеньор Кайо остановился и оторвал взгляд от земли с таким выражением, словно его поймали на ошибке.
- Чего? - спросил он.
Лали заговорила с видом обвинителя.
- Этого, - сказала она, - чтобы восьмидесятитрехлетний старик тяжким трудом от зари до зари зарабатывал себе на жизнь.
Сеньор Кайо стоял, хлопая глазами, - он не мог прийти в себя от удивления. Опять провел тыльной стороной ладони по лбу, поскреб щеку.
- Ну и ну, - проговорил он наконец со сдержанным возмущением, - и вы тоже собираетесь отнять у меня работу?
Лали охватил гражданский пыл - маленькая голубенькая жилка набухла и пульсировала на лбу, предвещая ораторский выпад. Она произнесла решительно, с угрозой, твердым, казенным голосом:
- Общество, которое терпит такое, - несправедливое общество.
Сеньор Кайо был похож на рассерженного ребенка. Он смотрел на нее в изумлении. Потом сказал:
- Вот так так! Да если вы отнимете у меня работу на огороде, чем мне заниматься?
Виктор с Рафой только успевали поворачивать головы, следя за их диалогом. Губы Виктора сложились в ироническую усмешку. Лали горячилась:
- А если завтра вы заболеете?
- Ну и что? Моя меня вылечит.
- А если заболеет она?
- А дети на что?
Лали раскинула руки в патетическом жесте. Ее фигура на фоне позолоченных солнцем обрывистых скал выглядела театрально.
- Добрались наконец! - сказала она. - Именно этого я от вас и ждала.
Сеньор Кайо все больше приходил в замешательство.
- Так ведь положено, правда? - робко завел он. - Сперва ты за ними ходишь, пока они не оперились, потом они за тобой, когда тебя ноги носить перестают.
Похоже, Лали отказалась от усилий по преобразованию общественного уклада. Она пробормотала что-то насчет трудностей переделки патриархального общества, но, поскольку сеньор Кайо продолжал смотреть на нее, не понимая, Виктор вмешался, чтобы снять напряженность.
- У вас много детей?
- Двое у меня, парочка, сын и дочка, - ответил все еще не оправившийся от изумления сеньор Кайо и поглядел на Лали, словно ожидая от нее нового выпада. - Сын в Баракальдо, на заводе подшипников, а дочка в Паласиосе, замужем и, знаете, лавку держит и бар. - Он чуть улыбнулся и добавил: - У обоих машины.
В разговор вступил Рафа:
- А почему они уехали из селения?
Сеньор Кайо сделал руками неопределенный жест.
- Молодежь, - сказал он, - скучно им тут.
- Черт побери, конечно, скучно. Какие у них тут перспективы?
Галки, хлопая крыльями, кружились над скалами и заунывно кричали.
- Нужды они не знали, - угрюмо уточнил сеньор Кайо.
- Елки, нужды не знали! Смотря что вы называете нуждой.
Сеньор Кайо покачал головой и постоял немного, глядя на Рафу как бы издали. Потом снова взял мотыгу и принялся размеренно и четко присыпать землею рассаду, пробормотав:
- Сдается, мы друг дружку не поймем.
Солнце медленно уходило за левый берег. Тучи, темнея и сгущаясь, неслись на юго-восток. Время от времени они накрывали долину тенью, а потом вновь пробивалось солнце и заливало все мягким оранжевым светом.
Виктор, засунув руки в карманы, примирительно обратился к сеньору Кайо:
- Скажите, пожалуйста, сеньор Кайо, а когда начался исход?
Сеньор Кайо, не понимая, уставился на него. Виктор пояснил:
- В каком году люди начали уходить из селения?
- Когда народ снялся с земли?
- Вот именно.
- Точно не скажу, но как пришла война, люди и забеспокоились.
- Во время войны? Уже тогда?
- А как же, сеньор. На войну не одного и не двух забрали, и обратно они не воротились. А потом и пошло, и пошло.
- Когда?
- Лет эдак пятнадцать тому назад.
- Ведь селение было когда-то большое?
Водянистые глаза сеньора Кайо засветились.
- Большое, говорите? В добрые времена у нас тут сорок семь семей хозяйствовало. И повеселиться умели, к слову сказать, во всей округе другого такого селения не сыскать было. И не потому так говорю, что это мое, но на пасху к нам сюда даже из Рефико люди поднимались. Куда там!
Рафа бросил окурок на землю, затоптал его, опустил голову, усмехнулся:
- Ну просто Нью-Йорк, черт побери!
Сеньор Кайо засыпал последнюю лунку, подошел к канаве, двумя ударами мотыги пробил запруду, и вода весело побежала по грядкам со свеклой. Старик улыбнулся и сказал, обращаясь сам к себе:
- Вода не поторопится - свекла не примется. - Глянув на небо, добавил: - На убыль пошло, как должно.
Рафа, слонявшийся по запустелым огородам, наткнулся в зарослях на крест и остановился.
- Эй, сеньор Кайо! - закричал он. - Тут крест!
Сеньор Кайо поднял на него глаза.
- А как же, - спокойно сказал он. - Я его поставил.
- Под ним кто-то лежит?
- Как не лежит, сеньор, - мой кум Мартин. Кладбище, знаете ли, высоко в горах, мне одному туда ходить не по силам.
С мотыгой на плече он устало подошел к кресту. Лали с Виктором последовали за ним. Сеньор Кайо пояснил:
- Вернее сказать, кумовья-то мы не с ним, а с нею, с Андреа, матерью его покойной Элоисы, но он, Мартин то есть, женился по второму разу на матери своей первой жены, и они еще родили сына.
- Смерть мухам! - не удержался Рафа. - Вы хотите сказать, что не успел он овдоветь, как сделал ребенка собственной теще?
- Так уж вышло, сеньор, вам это не по душе?
- Ну, прямо телефильм в пяти сериях!
- Не подумайте плохого. Тогда в селении народу уже почти не осталось, трудно было пару найти.
Рафа, потешаясь от души, поглядел на Виктора:
- Уму непостижимо, старик!
Сеньор Кайо с мотыгой на плече, чуть наклонившись вперед, зашагал по краю террасы.
- Всякое в жизни случается, - заметил он философски.
Спускаясь по ступенькам, выбитым в тропинке, он обернулся к ним и сказал:
- Сейчас на минутку подойдем к реке, а потом, если у вас есть время, я покажу селение.
- Хорошо, - сказал Виктор, подстраиваясь под шаг старика.
Гуськом они спустились меж рядов голых яблонь; селение осталось наверху, а внизу, в ущелье, глухо и неровно, как море, шумела река, рокотали ручьи. По берегу сеньор Кайо быстро зашагал вдоль натянутой веревки к заводи.
- Каждый день ставлю тут сеть, - пояснил он.
Виктор с сосредоточенным вниманием следил за его движениями: как он достал из зарослей ежевики вилы, нашел бечевку, привязанную в кустах, и, потянув за нее, вытащил из заводи большой перемет, металлическую сетку, в которой копошилось десятка два раков. Рафа не выдержал:
- Смерть мухам! А ты идешь в бар, и там у тебя за одну штучку глаз вынут.
Сеньор Кайо улыбнулся. Достал садок, выложенный по дну ивовыми ветками, и вывалил в него раков. Прищелкнул языком.
- В рис - для вкуса, - сказал он. И добавил: - Кому нравится, конечно.