И он тронулся обратно, вдоль веревки, через заросли колючего кустарника, вниз по ущелью, туда, где заводь расширялась. На узкой, покрытой галькой полоске берега открылся заросший мальвами луг.
- Какая прелесть! - сказала Лали.
Старик обернулся:
- Мальвы-то?
- А это мальвы?
- Мальвы, конечно. На нынешних дождях вон как вымахали. Цветок мальвы помогает от болей в животе.
Рафа усмехнулся:
- Черт побери! В этой деревне что ни возьми - все для чего-то годится.
- А как же, - откликнулся сеньор Кайо, снова трогаясь в путь. - Все, что есть, на что-то годится. Для того оно и есть, верно?
VII
Поток разбивался о скалу, пенился и несся дальше - вниз, с двадцатиметровой высоты. Внизу, рядом с белым хвостом водопада, петляла дорога, а еще ниже, зажатая тесниной и зарослями кустарника, катилась река, волоча за собой кусты и стволы деревьев. Мягкий южный ветер увлажнял лица мельчайшей водяной пылью. Сеньор Кайо оперся о скалу и сказал громко, чтобы перекричать шум падающей воды:
- Этот водопад зовется у нас Грива. Испокон веков. Проходите. - Он поставил ногу на поросший мхом узкий каменный уступ и добавил: - Смотрите не поскользнитесь.
Он прижался спиной к выступу скалы, проворно повернулся и исчез за веером пены. Виктор повторил его движение, а за ним - Лали и Рафа. Узкий вход вел в пещеру, постепенно расширявшуюся, каменный пол и потолок сочились влагой. Снаружи доносился глухой шум водопада. В глубине угадывались искривленные тени сталактитов, на полу, во впадинах, виднелись остатки кострищ, а вокруг были разбросаны головешки, глиняные черепки, пустые консервные банки, ржавые треножники. Рафа оглядел пещеру, остановился взглядом на узкой щели входа, скрытого водяной завесой, сквозь которую проникал вечерний свет. И обернулся к сеньору Кайо:
- Потрясная берлога. Спрятаться тут - ни один черт не найдет.
В полутьме сеньор Кайо казался еще более грузным. Тихонько кивнув, он сказал:
- Во время войны, знаете, то те придут, то эти, вот народ тут и прятался. Я в этих делах не смыслю, но знающие люди говорят, нелегко было у нас в ущелье фронт держать. Вот и выходило: сегодня одни занимали селение, а назавтра другие. И так без конца.
- И, конечно, сводили счеты с вами, - заключил Виктор.
- Восемнадцатого июля, к примеру, у кладбища расстреляли Габино - он у нас тогда был алькальдом. Не прошло и недели, как явились другие и расстреляли Северо, который был у нас алькальдом до тридцать первого года. Чего же еще?
- Короче, вы не знали, кого вам держаться.
- Ну да! Вот раз дон Мауро и собрал нас всех в церкви, собрал и говорит: "Надо выставить сторожевых на утесах, и как завидим какого военного - все сразу в пещеру Грива". Сказано - сделано. Нанесли сюда всяких припасов и, бывало, только увидим на дороге солдата - живо все сюда, в пещеру.
- С детьми и со всем хозяйством? - спросил Виктор не столько ради точности, сколько желая разговорить старика.
- Со всем не со всем, но даже собаки и те уходили, правда, скот кой-какой оставался, - улыбнулся он. - Надо было и им что-то оставить, так ведь?
- А дети не плакали? Не шумели?
- Да хоть бы и шумели. Дети - они и есть дети, сами знаете. Только тут хоть из пушек пали - наверху ничего не слышно.
Лали, скрестив руки на груди, съежилась, как от холода. Рафа чиркнул спичкой, разглядывая сталактиты. Лали сказала:
- И подолгу вы тут сидели?
- Когда как, - ответил старик, помедлив. - Один раз подзадержались - две недели пробыли.
- Две недели?. Что же вы делали в пещере?
- Да как вам сказать - кто вино пьет, а кто за картами или домино время коротает. А вон там на камне, где сеньор стоит, Росарио сидел и играл на флейте.
- А как решали, когда выходить?
- Ждали, пока Модесто знак подаст. Это, знаете ли, наш пастух! Такой живчик был! Ночью, бывало, выйдет на разведку, вернется и расскажет, они, мол, в доме у того или в доме у этого - как когда. А то придет и скажет: "Выходите, они ушли", - и мы все по домам, понимаете? И живем дома, пока дон Мауро не свистнет: три коротких и один долгий - знак у нас такой был, - и мы снова в пещеру. Так вот и шло до самого сентября, если не ошибаюсь, да, сентябрь уже был в разгаре, и тут фронт укрепился наверху, в Аркосе, а у нас в церкви устроили походный госпиталь, и, помнится, был в этом госпитале один санитар, он и снасильничал Каси. Чтоб вам было понятно, Каси - дочка Паулино, и Паулино этого забыть не мог.
- А дон Мауро, о котором вы рассказываете, - это, наверное, священник?
- Вот именно, сеньор, приходский священник. Высокий такой и сухой как жердь, в толстенных очках, видели бы вы его. - Сеньор Кайо уперся тоскливым взглядом в Виктора. - По тем временам в каждом селении был священник, знаете, и коли не было алькальда, он за него, как водится.
Он поглядел на дрожавшую Лали:
- Ну, пойдемте наверх. Озябли, вижу.
Они вышли. Тучи - свинцовые, с белой кромкой - затянули все небо. Сеньор Кайо взглянул на них:
- Ну вот, гроза собирается.
Виктор снял с себя куртку и набросил ее на плечи Лали. Они поднимались по заросшей кустарником, заваленной камнями, грязной улочке; по обе стороны - выпотрошенные дома и сараи. В зиявших дверных проемах, провалившихся окнах виднелись заросшие пылью и паутиной большие ореховые лари, старые плуги, гвозди, крюки, скамьи, упряжь. Время от времени сеньор Кайо останавливался показать местную достопримечательность или рассказать какой-нибудь случай, придавая каждому особое значение:
- Видите вон тот дом, там жила сеньора Лауреанна Целительница. Она выгоняла у ребятишек глисты: брала червяка, делила напополам и заставляла съесть зараженным - половинку перед обедом, а вторую - перед ужином.
Рафа сморщился от отвращения:
- Ну дают! Неужели вы ели глистов?
- А как же! Знаете присловье: клин клином вышибают.
На углу сеньор Кайо остановился с довольным видом. Показал на старую надпись, сделанную по камню над входом.
- Видите! - сказал с гордостью.
Виктор с трудом разобрал:
"ВОЛЕЮ ИИСУСА МАРИИ СЕЙ ДОМ ВЕСЕЛИЯ ЛЮДЯМ НА РАДОСТЬ, АВЕ МАРИЯ, ГОД 1692".
Рафа возмутился.
- Не свисти, - сказал он. - Быть того не может: в этих местах - и дом терпимости.
Виктор возразил:
- Не пугайся, старик. Домом веселия в деревне в семнадцатом веке называли постоялый двор.
Сеньор Кайо с улыбкой, воскрешая в памяти былое, смотрел на длинный железный балкон.
- А в этот дом каждое лето приезжал доктор Санс Кахига, он был родом из Куреньи.
- Да, большая знаменитость, широко известен в собственной семье, - отозвался Рафа.
- А то! - обиделся сеньор Кайо. - Вы разве никогда не слыхали о докторе Кахиге? Раз его даже во дворец вызывали, когда король занемог.
- Знатный был доктор, черт побери! - сказал Рафа. Он дружески похлопал сеньора Кайо по плечу и добавил с состраданием: - Вы нам все рассказываете о каких-то допотопных временах, а это все для нас как из другой оперы.
Рафа попытался не попасть в грязь и, прыгая с камня на камень, раскинул руки точно крылья, но поскользнулся и свалился в крапиву. Его ребяческое личико сморщилось, он замахал пострадавшей рукой:
- Елки-моталки, обжегся!
Лали с Виктором рассмеялись. А сеньор Кайо спокойно сказал:
- Главное - не трогайте, щиплет, когда расчесываешь.
Рафа поглаживал вмиг покрасневшую руку:
- У, елки… не трогайте! Хорошо вам говорить!
Наверху на скалах вразнобой орали галки, а потом вдруг, должно быть чем-то занявшись, стихали, и тогда разливалась великая тишина, которую только подчеркивал стеклянный звон бегущего через селение ручья и далекий торжественный звук водопада, доносившийся снизу.
Лали с Виктором, шагавшие впереди, остановились у входа в узенький тупичок, в глубине которого стоял дом со свежевыкрашенными оконными рамами и крашеными зелеными дверьми; на деревянной галерее вдоль перил стояли большие консервные банки с геранями. Виктор показал на дом.
- Здесь кто-то живет, - сказал он.
Сеньор Кайо прошел мимо тупичка, не взглянув на дом. Потом сказал:
- Этот живет. Я вам про него рассказывал.
Виктор приладился к шагу сеньора Кайо.
- Вы что же, с ним не общаетесь?
Сеньор Кайо не ответил.
- Поссорились? - не отставал Виктор.
Сеньор Кайо остановился. Откашлялся, прочищая горло.
- Этот, - сказал он, - коли вам угодно знать, когда мочится, лапу задирает, как собака.
- Что вы хотите сказать?
- Что он скотина, - ответил сеньор Кайо.
- Он вам что-то сделал?
- Сделал? В прошлый четверг, недалеко ходить, повесил мне кошку на орехе около дома - вам этого мало?
- Ну, дела! - не удержался Рафа. - Вас всего-то двое, и вы не разговариваете - занятная публика!
Сеньор Кайо, не отвечая, пошел дальше. Улица вела на крошечную площадь с фонтанчиком и водопоем для скота посередине, с колоннадой, напротив которой поднималась глухая стена церкви недавней постройки; на часах, украшавших колокольню, была одна-единственная стрелка.
- Идут, - удивился Рафа.
- Еще бы! Я их завожу.
- Зачем?
Сеньор Кайо пожал плечами. Улыбнулся:
- А как же иначе?