С неожиданной живостью сеньор Кайо высоко поднял палку и принялся молотить ею по земле в зарослях тимьяна. Потом отшвырнул палку, смеясь, наклонился и поднял двумя пальцами за лапку зеленую ящерицу с размозженной головой. Обернулся и показал:
- Видали? Эта зверушка для пчелы хуже чумы. Куда хуже! Ящерице только дай волю - целый рой слизнет, ничего не оставит.
VI
Сеньор Кайо перевернул лестницу горизонтально и повесил ее на два ржавых гвоздя над полками, а рядом - роевню. Покоробившиеся полки были завалены сморщенными прошлогодними плодами. Густо пахло старыми яблоками и альольвой. В глубине сарая, за полками, было прокопченное помещение, тускло освещавшееся единственным окном, потрескавшиеся стекла заросли грязью и паутиной. Сеньор Кайо сказал с некоторой торжественностью, словно знакомя с человеком:
- Пекарня. Здесь мы с моей хлеб печем.
Виктор удивился:
- Хлеб? И хлеб насущный тоже делаете своими руками?
- Своими руками, что тут мудреного?
Глаза привыкли к полумраку, и Виктор различил на желтоватой каменной стене рядом с лестницей и роевней, только что повешенными сеньором Кайо, инструменты и сельскохозяйственный инвентарь. Виктор обвел их взглядом и, задержавшись на деревянной щетке с металлической щетиной, спросил:
- А это что?
- Чесалка.
- Зачем она?
- Лен чесать. В прежние времена наши места льном славились.
Виктор, подстрекаемый любопытством, не унимался:
- Это в какие же прежние времена?
Сеньор Кайо поскреб бороду.
- Лет семьдесят тому, никак не меньше. Я еще мальчонкой был.
- И почему же перестали выращивать лен?
- Лен, знаете, по рукам и по ногам связывает. И когда Сиприано отслужил в армии и привез сюда первые яблоньки, мы лен забросили. Кто его знает, в каком это году было! Вот считайте. Сиприано умер в семьдесят первом, а на Пресвятую деву ему сравнялось бы девяносто три.
- Черт побери! - вмешался Рафа. - Тут кого ни возьми - до глубокой старости доживает.
На лице сеньора Кайо отразилось довольство.
- Чего-чего, - сказал он, - а здоровья у нас хватает.
Виктор чуть насмешливо поддел:
- Наверно, от меда - пища богов как-никак.
- Может, и от него, отрицать не стану.
На нижних полках были ссыпаны грецкие орехи. Рафа взял орех, бросил на пол и каблуком раздавил его. Виктор спросил:
- И орехи тоже Сиприано завез?
- Да нет, сеньор! Орехи тут испокон веков, как камни. Кто их знает, сколько лет! Тыщи две, наверно.
Собака, потихоньку пробравшаяся в сарай, терлась и вынюхивала у полок. Сеньор Кайо пнул ее:
- Цыц, Кита!
Собака взвизгнула, поджала хвост и, ткнувшись в порог, выскочила на улицу. Виктор крутил в руках диковинное изделие из проволоки с двумя ремешками:
- Что за штуковина, похожа на намордник?
- Намордник и есть.
- Ничего себе собачки у вас!
- Это не для собак, для ослов.
- Как, в этом селении ослы кусаются?
- Не то чтобы кусались, сеньор, а только не надень ему намордник и начни возить снопы - ни одного колоска до места не довезешь.
Виктор кивнул:
- А, понятно.
Лали потянулась к ближайшей полке и взяла с нее яблоко:
- Можно?
- Кушайте, кушайте, угощайтесь, нынешним летом яблок не попробуем.
- Плохой урожай? - допытывался Виктор.
- Плохой, когда есть хоть что-то. А тут апрельские заморозки побили весь цвет подчистую.
Позади из темноты послышался жалобный стон. Сеньор Кайо улыбнулся и поскреб щеку:
- Чуете?
- Кто это?
- Сова. Года два назад пустил ее свить гнездо, и вот, пожалте.
- А раньше что же - она гнездилась не в помещении?
- Никогда они под крышей не гнездились, а теперь, видать, одиноко им стало.
Левой рукой он отодвинул подпорку двери, пригнул голову, чтобы не стукнуться о притолоку, и пригласил:
- Заходите, заходите.
Он двигался легко и свободно, а они за ним - неуверенно и на ощупь в полутьме, по неровному полу. В самом темном углу сеньор Кайо остановился и чиркнул спичкой. Два живых существа, два близнеца, два комочка из ничего не весящих перьев глянули на них с полу, из сена, своими круглыми черными глазами. Сеньор Кайо поднял соломинку и ткнул раз и другой в пушистые комочки, и совята выпустили когти - длинные, загнутые и острые как ножи. Не распрямляясь, сеньор Кайо поднял валявшиеся около птиц два сереньких, сухих, свинцового цвета катышка и загасил спичку. Зажег новую, выпрямился и показал на ладони катышки. Прищурился:
- Ну, кто знает, что это?
- Черт побери, две какашки! - не колеблясь, высказался Рафа.
Сеньор Кайо засмеялся:
- А вот и нет, сеньор, не какашки, ничего подобного. Это сова откладывает ртом. А все, что не мумиё, сплевывает отдельно, сказать яснее, косточки, волоски всякие, вот так у них водится.
Он раздавил катышки меж пальцев, показывая, какие они крепкие, потом бросил их на землю вместе со спичкой, растер подошвой и опять пригнулся, чтобы не стукнуться о притолоку. Назад, к светлому дверному проему, идти было легче. Сеньор Кайо задержался около развешанного по стене инвентаря. Тщательно выбрал мотыгу.
- А теперь мне надо спуститься в огород, - словно бы извинился он.
Виктор отряхнул руки.
- Можно, мы с вами? - спросил он.
- Вы, как погляжу, собираетесь задержаться. А коли так - чуть погодя покажу вам селение.
- Есть что-нибудь стоящее?
- А то! Как не быть. Наверху, у кладбища, можете посмотреть часовню, дорогого стоит, от тех еще времен, когда мавры тут были, вот так, сеньор. И пещеру Грива, другой такой во всей провинции нет; в войну мы прятались в ней всем селением, заметьте.
Продвигаясь за стариком к двери сарая, Виктор внимательно слушал. Тени уже выбрались из улочки и легли на площадь, а солнце отсвечивало в ручье и золотило склон холма. Когда галки замолкали, становилось слышно, как бежит по камням ручей и где-то далеко обрушивается водопадом на дорогу. Рафа подошел к Виктору.
- Знаешь, сколько времени, депутат?
Виктор угрюмо рассудил:
- Какое это теперь имеет значение? Нам тут хорошо, так ведь? - И, будто желая успокоить собственную совесть, спросил сеньора Кайо: - А кто из жителей остался в Кинтанабаде?
- В Кинтанабаде-то? А никого.
- Никого?
- Никого ровным счетом, сеньор.
- А в Мартосе?
- А в Мартосе, сеньор, пятеро осталось. Постойте-ка, наврал: четверо. Баудильо в прошлом месяце помер.
Виктор обернулся к Рафе:
- А ты говоришь!
- Елки, ничего я не говорю! Дани до лампочки, сколько там человек, сам знаешь, ему одно нужно - пришпилить на карту последний флажок, и точка.
Виктор пожал плечами.
- Весьма сожалею, - сказал он. - Я в эти игры не играю.
Женщина в трауре вышла из дому, пес плелся за ней, и Виктор проводил ее взглядом до ореха. Подойдя к дереву, женщина отвязала осла и на веревке повела его за дом; пес не отставал от старухи. Сеньор Кайо, постукивавший мотыгой по земле, теперь поднял ее и, оглядев внимательно, сказал вроде как сам себе:
- Надо ее загнать, да получше.
- Загнать - в смысле насадить?
- Само собой.
- А в городе загнать - значит продать.
Старик словно не слышал его:
- И загонять надо не на палку, а на цельный ствол.
- На ствол?
- Цельный, от корня, простая палка не удержит.
У Виктора от возбуждения горели глаза. Он обернулся к Лали:
- Представляешь?
Лали сделала слабую, вполголоса, попытку:
- Даже если в Мартосе мы не будем выступать, то хоть появиться там надо, Виктор. А то Дани взбеленится.
- Дани, Дани, Дани, с языка у вас Дани не сходит, черт подери. Нельзя ли, в конце концов, оставить меня с вашим Дани в покое?
- Как скажешь.
И, придя в дурное расположение духа, Виктор отвернулся.
- Пойдемте в огород, сеньор Кайо.
Старик зашагал по правому берегу ручья; дойдя до откоса и оставив слева небольшой проточный водоем, ступил на тропку, петлявшую меж папоротников. На первой же террасе, образованной наносами, находился огород, разбитый на правильные квадраты, заботливо обработанные и ухоженные, и это особенно бросалось в глаза по сравнению с невозделанной, заросшей сорняками землею вокруг. Рафа наклонился, разглядывая бобы: крепкие, прямые стручки торчали на стебле, а рядом повисли кривые стручки гороха.
- Что это за растение? - спросил он.
- Бобы, - ответил сеньор Кайо.
Рафа рассмеялся. Тихонько сказал Лали:
- Видишь? Идеальный фаллический символ. Как раз для Фрейда! Вот почему говорят: торчит как стручок.
Легкая Лалина рука легла на плечо Рафы.
- Рафа, детка, - сказала Лали. - Я серьезно опасаюсь, что ты неисправим. Сексуальный маньяк, да и только.
Виктор осматривался: террасы, спускающиеся к реке, яблони, а на другом берегу - мягкие горные пастбища, зажатые зарослями дрока.
- Ну как? - спросил сеньор Кайо, окидывая взглядом горы.
- И вправду небогатые земли, но, если объединиться в кооперативы, наверное, можно хозяйствовать.
- Вряд ли, такое уже было.
- Кооперативы?
- Вот именно, сеньор. Мисаэл с односельчанами в шестьдесят четвертом согнали своих овец в одно стадо - больше трех сотен. Только как управиться с ними, если никто не хотел быть пастухом?
Виктор задумался.