– Тут исключительно дамский салон, или можно привести в порядок причёску одинокому джентльмену? Ну, там – лёгкий пирсинг, кольцо в нос, гвозди в уши, ваксинг, мелирование и наращивание волос, ногтей и прочего хозяйства?
Женщины дружно засмеялись, не стесняясь обмазанных краской волос, неряшливых голов, будто из воды вынырнули, полудомашнего вида и незавершённых штрихов радикального макияжа последней надежды.
– Можно, можно, вот кресло свободное.
– У нас мужчины в дефиците!
– Не стесняйтесь, проходите!
– А где мастер… мастерица? – спросил мужчина.
– Это я. Садитесь.
Женщина лет сорока отделилась от стайки, показала рукой на вытертое по бокам кресло с "пролежнями" в соседней, совсем крохотной комнатёнке.
Она была миловидна, среднего роста, волосы русые, короткие. Спина прямая, шея открытая. Грудь мелькнула в разумном вырезе чистого белого халата.
Просматривалась в ней аккуратность, и ещё приметил он, мгновенно и безошибочно, что-то, чему не нашёл сейчас определение, но оно ему понравилось. Он её сразу выделил среди товарок, хотел, чтобы именно она его стригла, и был рад, что не ошибся.
Ещё он отметил карие глаза, грустное лицо.
Про себя он пожалел незнакомку и снова улыбнулся.
Потом уселся в кресло основательней, повертел головой, убедился, что поступил правильно – стричься ему приспело.
Позади в окно был виден парк, пыльные деревья. Семенила с коляской какая-то бабуля. Он подумал, что она похожа на пешехода на "зебре", каким он виден в зеркале заднего вида в автомобиле.
– "Присаживайтесь". Не "садитесь", а – "присаживайтесь". Приставка "при" означает кратковременность действия глагола. Извините за нотацию. А теперь давайте за меня возьмёмся. Всерьёз! Я доверяю вам свою голову. Вот!
Женщина накрыла его тёмной пелериной, плотно обвязала её вокруг шеи. Расправила на плечах. Потом посмотрела на него пристально в зеркале, провела рукой по голове, едва коснувшись волос. Немного рассеянно, словно задумалась коротко или решала что-то важное.
– Давайте. Как будем стричься?
– Покороче. А то я уже совсем потерял форму головы. Потерялась – голова. Я это понял сейчас. Согласны?
– Голову нельзя терять. Но чтобы было красиво – это можно.
– Верно. Хотя я и так… в меру упитанный. Как Карлсон. А вот – голова! И одинокий.
– Да? Что-то не очень верится, – стрельнула взглядом. – Одинокий.
– Представьте себе, такая история… леденящая кровь. И кошмары стали сниться.
– Почему?
"Брови натуральные, это хорошо! Терпеть не могу "выщипанных", ниточек рисованных!" – подумал он и сказал:
– Кудри вьются, локон душит, просыпаюсь от ужаса. Надо привести волосы в соответствие с какой-нибудь причёской. Поздно патлами обзаводиться, да и не люблю я долгогривых. К тому же старость…
– Вы же не старый. Не обманывайте!
– Не буду.
– Вам от силы сорок два! Сейчас подстригу коротко, ещё моложе станете.
– Меня же на границе остановят! И не пропустят в Евросоюз.
– Пропустят, куда они денутся.
– Я на вас тогда сошлюсь. Или вернусь на ПМЖ. Пока будет идти суд по правам человека в Брюсселе.
– А вы откуда? Издалека?
– Из Ирландии.
– Правда?
– Представьте себе! "Зелёный остров".
– Далековато. И что же вы – там?
– Да, живу я там. Вы – тута, а я – тама!
– О-о-о! Везёт же вам. А как туда попали?
– А вот, собрался с духом и поехал. Помните, у Пушкина: "За мной гнались, я духом не смутился, и дерзостью неволи избежал". И попал. В хорошем смысле – попал. В заграницу. Сначала тоскливо, конечно. "Если вы утонете, и ко дну прилипнете, полежите пять минут, а потом привыкнете". Так вот просто.
– Давно мне никто стихи не читал. А до этого где жили? – засмеялась она.
– Так что делать-то на вахте? И спляшешь, и споёшь, и стихи разучишь. Здешний я. Из Ждановки. Правда, не был давно. Из Ирландии вот добираюсь, вечерней лошадью, можно сказать. Который год всё не могу добраться. Столько лошадей загнал-поменял. Уж сёстры, наверное, стол накрыли. Завалили его всякой вкуснятиной ради такого случая.
– И где лучше?
– Где нас нет, там лучше всего. И с каждым годом именно там – всё лучше и лучше. Можете не проверять.
Машинка трещала, они улыбались друг другу через зеркало, обменивались пытливыми взглядами.
Ему были приятны прикосновения её рук.
– Решили оставить чубчик? – спросил он.
– Нет, сейчас приведём его в порядок. Подровняем. А вы хотите оставить?
– Что вы! Мастеру видней, что надо делать. У меня форма головы сложная.
– И приедете к столу – краси-и-и-вый! – сказала она.
– Мужчине комплименты не особенно важны. Но всё равно – спасибо.
Он снова улыбнулся ей в зеркало.
Она чуть-чуть сместила уголки губ, глаза опустила. Получилось мило, и он опять молча отметил – нравится.
– И как вам там живётся?
– Нормально. Трудимся от зари до зари.
– Кем?
– Менеджером. В порту, на грузовом терминале.
– А язык знаете в совершенстве?
– Прилично знаю. Если бы я знал в совершенстве, получал бы двадцать пять евро в час, а так – всего лишь пятнадцать.
– А что ж не учитесь?
– Думаю на русском. Вот в чём дело! Мешает говорить, но помогает родину не забыть. Как без этого?
– И в каком городе?
– В Дублине. В столице. Столичный парень!
– Хорошая страна?
– Нормальная. Вам бы здесь чиновников поскромней, так и тут, глядишь, было бы неплохо. Набивают карманы, остальное им не интересно.
– Это уж точно! Мне кажется, ни в одной стране мира такого нет!
– Согласен! Я много стран повидал.
– И давно уехали?
– Да уж много лет набежало. Так вот – живёшь, живёшь, и вдруг однажды начинаешь понимать, что нет тебе места в этой стране. И что же, переходить нелегально границу? Сдал на латвийское гражданство. Историю, гимн рассказал. С выражением. Восемь строчек. Собеседование про то, про сё. Напрягся. Язык сдал и забыл – зачем он мне в Ирландии? Квартира у меня в Латвии, от пароходства дали. "Однушка" в кооперативе. Запер и уехал. А в Дублине на съёмной живу.
А сюда часто ездите?
– С прошлого века не был. Как уехал поступать в мореходку, так и не получалось проведать. Всё как-то съёжилось, а рядом другое выросло. За это время. Жизнь пустоты не любит, заполняет жизнь пустоту. И людьми, и растениями. Даже дураками и чертополохом. Факт!
– А родня-то здесь осталась?
– Почти и нет. Сёстры старшие. Старенькие все. Когда теперь снова-то свидимся?
– Здесь немного снимем? Виски сделаем косые?
– Конечно. Мне нравится. Хорошие у вас руки, не раздражают. И дело знают.
– Спасибо. А мы тут живём примитивно, как идиоты.
– Отчего же именно идиоты?
– Да… Верим всему, что по телику говорят, уши забивают, а потом злимся на себя, что опять обманули. Ну разве не идиоты? А там у вас тоже всё дорого?
– Конечно. Но и зарплаты высокие. Главное – найти работу. Хотя там всякая работа есть. Сосед, молдаванин, пиццу развозит, с пяти вечера до двух ночи. Десять евро в час, восемьдесят за смену – доволен!
– Наши за границей – кто нянькой, кто горшки выносит за больными. Что хорошего? А что можно купить за один евро?
– За один евро? Пожалуй, пучок укропа!
– Дорого! А стрижка сколько стоит?
– Вот такая, например – тринадцать-пятнадцать евро.
– Пятнадцать минут и пятнадцать евро! Неплохо. И что же – у вас там свой мастер есть, наверное? Красивая?
Фен громко погнал горячий ветер. Они замолчали.
– Прекрасно! – оценил он работу в зеркале. – А стригусь я там, где придётся.
– Нормально? Вам нравится?
– Мне нравится!
– Вы немного похожи на Вилли Токарева.
– Должно быть, усами. Не вокалом же! Мне при других петь запрещается! Людей надо беречь.
– Да!
– Вот Токарев – тоже эмигрант, а нашёл себя. И слава богу.
– Довольны своей жизнью?
– Да так… нормально. День за днём. Размеренно, уклад образовался. Ритм какой-то, что ли. На этом очень время экономится, делаешь машинально, голову отключаешь. Потом что-то копится, копится. Подспудно. И как схватит за горло, – он сделал движение рукой под пелериной, остановился, волосы просыпались на пол. Пегие, пучками. – В один денёк распрекрасный каа-ак навалится. Как пьяный на спину. Это всё. Хоть волком вой. Но отпустит – и снова, вроде бы, и неплохо!
Встал с кресла, повертел головой, плечи распрямил, изучил себя в зеркале.
– Замечательно.
– Заходите, будем рады.
– Сколько я вам должен?
– Сто пятьдесят рублей.
– Вот – пятьсот.
– Ой, это много. Неприлично много!
– У меня нет мельче. В Дублине стригут хуже, а плачу больше. Плачу́ и пла́чу! Шутка! Так что мне вас порадовать – тоже в радость.
– Вы на маршрутке?
– Племянник поджидает. В-о-о-н он, дымит, как паровоз. На алой "Ниве". "Алые паруса", да. Такой вымахал… племяш. Папаша новоиспечённый. Крестить будем Стёпку, сына его.
– Будете в наших краях – заходите.
– Спасибо. Деньги будут – забегу!
– Всего доброго. Вы весёлый такой. Так заходите, не надо денег. Вы нескучный клиент!
– Берегите себя!
– Для кого – беречь? И вы тоже себя берегите!
Мужчина вышел.
Она стояла у окна, смотрела ему вслед. Потом села в кресло.