Мальчик вздыхает, пожимает плечами. Шапка приподнимается, и выражение лица становится озадаченным. Лицо бледное, даже на свежем воздухе, от этого глаза ещё больше лазурью, нос заострённый, птичий.
На куст присела синица, заглянула снизу им в глаза чёрными бусинами, попыталась узнать, повертела головой, словно ресницы соприкоснулись – тихо и загадочно. Молча оценила. Ничего для себя не обнаружила.
Отец вздрогнул, искоса глянул на сына.
Птичка качнулась обиженно, отпружинила на ветке и упорхнула так же бесшумно, как и появилась, словно и не было её вовсе.
Отец с сыном замерли. Постояли. Ветка почти неприметно двигалась, жила.
Они посмотрели вслед синице, подождали немного.
Отец спрятал в своей большой горсти шершавую ладонь сына, она быстро согрелась и стала мягкой.
Сын сунул вторую руку в карман, вздохнул. Белое облачко мгновенно унеслось ввысь и пропало.
Они молча пошли между оградок. Сын чуть впереди, как поводырь. Фиолетовая полоска и квадратики пальто исказились, хлястик и рука сына, протянутая к отцу, стали похожи на гипотенузу.
"Как мама – никто не сможет спеть", – подумал сын.
Сомнения
Психологом в школе работаю.
В субботу проснулась, подумала сразу – где я?
А дома-то проснулась, и такая первая мысль.
Большая нагрузка. Всю неделю в школе, по пятницам ещё и вечерняя консультация.
Наслушаешься всякой зауми, потом какие-то куски всплывают корягами из памяти.
В ту субботу лежала и думала – что бы записать в дневник? Нет, не графоманить, бумагу марать, не писательства ради. Но многое осталось за кадром, и как-то хочется вспомнить этот кадр, вернуться. Переосмыслить, хотя бы для себя.
Муж к молодой сотруднице дезертировал из семьи. Пока я в школе пропадала день-деньской. Два сына выросли, хорошо устроились, жизнь у них интересная, насыщенная. Но внуков пока нет. Так что я от одного отплыла, а к другому не причалила.
Вчера… Да-да, вчера, неожиданно. Перед сном уже, в прищуре сонном, набрела в телевизоре. В повторе фильм "Я – русский солдат". И там главная героиня – девушка еврейской национальности. Она хромала, ножка у неё… протез, одним словом. Трогательная девушка. Жалко её до слёз.
Солдаты нашли этот протез. Там ещё любовь с этим… солдатиком. Ну и так далее.
Многие смотрели, не буду пересказывать подробно.
Первый раз прочитала, будучи молодой девушкой. Под сильным впечатлением была. Прочла ещё раз.
До сих пор не могу объяснить – почему меня так тронула эта девушка еврейской национальности?
И вот появилось ощущение, что это неспроста, как-то связана и с моей жизнью эта давняя история. Какое-то родство. То есть это некий тайный знак для меня. Волнительно стало вдруг.
Вообще у меня в жизни очень многое параллельно происходит, и – эта девочка. Приходит ко мне в мыслях, тогда я перебираю в памяти, какие-то детали нахожу, всякий раз новые.
Жизнь идёт, всякое происходит, и десять лет тому назад у меня умер папа. Ему почти восемьдесят было, он не вставал уже, долго умирал, мучительно. А болел он давно и был очень больным человеком.
Только нельзя привыкнуть к болезни. Утомляет и больного, и тех, кто рядом находится.
Он был сиротой. До войны остался без родителей. Одиннадцатый ребёнок в семье. Его отец "родил" в семьдесят лет. Через десять лет отец умер. Дедушка мой.
В баньку пошёл, попарился, лёг спать и не проснулся. Смерть – обзавидуешься, лёгкая, сказочная, можно сказать, смерть.
Всем, извините – в радость. Так ведь и есть, положа руку на сердце.
С моим отцом за десять-то лет все устали, да он и сам тяготился уже.
А перед смертью своей папа рассказал, что его отец, мой дедушка, похоронил свою первую жену. Она умерла от голода в Смоленской области, в тридцать четвёртом году был в тех краях сильный голод.
И он выбрал себе новую жену, женщину лет сорока. Она хромала, небольшой протез, и её в жены никто не брал. Никому она не была нужна.
Куда же ей в такую большую семью? Какой реальный прок? Ей бы самой кто помог, а тут хозяйство неподъёмное.
И она ему, эта женщина, родила ещё двоих детей. Кроме моего отца, ещё и сестру его родила.
И вот они жили в городке, шли бои между немцами и красноармейцами. Война. И эта женщина попадает в гетто. А кто попадал в гетто? Люди еврейской национальности.
Гетто разбомбили. Все разбежались. Они спрятались с дочерью в подвале своего дома.
Во время очередного налёта бомба угодила в этот дом. Отец нашёл свою сестру и мать. Убитыми. Похоронил их.
А ему было только четырнадцать лет. Мальчик ещё.
Это было много лет тому назад. Но в чём параллель? Как она проявляется?
Папа, будучи больным человеком, часто и подолгу лежал в больницах. А кто были врачи в советское время? В основном тоже – люди еврейской национальности. И всегда ему говорили открыто, мол, ты такой же Иван, как мы!
Они его везде принимали за своего. Вот в чём секрет.
И это наводит на размышления.
Когда у меня умерла мама и моя классная руководительница, еврейка, привела в наш дом свою подругу, и ему делались намёки на возможный брак с подругой, тоже еврейкой. Они обе были уверены, что мой отец еврейской национальности. Хотя тогда не все стремились правильно заполнить "пятую графу" в паспорте. В войну архивы погибли. Было много людей, которые скрывали правду. После всех ужасов.
Вопрос этот в нашей семье никогда не поднимался, на кого похож отец.
А фотографии бабушки – не сохранились.
Некоторые характерные черты проглядывали, это я уже тоже потом определила.
Так и не успела его расспросить. Жаль, конечно.
И когда я его похоронила, в горестных раздумьях о прошедшей жизни, вдруг вспомнила… Кино и книгу. Почему тогда, ещё не зная даже этих маленьких, но важных деталей, всё-таки связала со своей судьбой? Что это? Молчаливый знак? Настойчивый голос кого-то из предков в многовековом кровотоке? Потрясение на генном уровне? Подсознание? А где тогда – Бог? Разве подсознание не есть Бог, если оно всё знает?
Одним словом – мистика.
Летом я работала в семье новых русских, в Ницце, с детьми. Пригласили воспитательницей.
Однажды пришла на консультацию по поводу своих собственных вопросов к психологу, который врачевал Феллини. Но это очень долго, не буду отвлекаться, чтобы не утонуть в деталях.
Отношения у нас были хорошие. Мы были знакомы давно, через родителей моего подопечного. Психолог знал мою историю.
И он вдруг стал рассказывать про Феллини. Как они сидели в кафе, в Венеции.
Я сразу вообразила эту шляпу, этот знаменитый шарф. Так живо всё мне представилось.
Он его консультировал по поводу Мазины, актрисы. У Феллини было много женщин, которых он любил, однако одну женщину он любил всю жизнь – Мазину.
Я его выслушала и в конце не выдержала, спросила: какая тут связь со мной? Феллини с Мазиной венчались по католическому обряду. Возможно, какие-то дальние родственники были евреями, но об этом у меня информации нет.
А вот это ты должна понять сама, таков был ответ.
Совсем меня заинтриговал.
И вот мы с подругой, тоже психологом, приезжаем в Венецию, гуляем по прекрасному городу. Маленькая площадь. Кафе, сидим, наслаждаемся видом, хорошим кофе. И я вспоминаю то общение. И такое странное ощущение присутствия Феллини. Физическое ощущение, реальное. Осязаемое такое чувство, что он сидел вот здесь, на этом стуле.
Кожей почувствовала.
Поднимаемся из-за столика, уходим с этой крохотной площади. Я поднимаю глаза и вдруг вижу, что сидели мы на фоне витрины большого книжного магазина. И крупная надпись – "Владелец магазина Минигетти".
Психолог Феллини. Мой любимый врач.
Словно он стоял сзади, за спинкой стула, пока я с подругой кофе пила.
Потрясающая мистика.
К чему это я? К тому, что с еврейской национальностью отца я не могла ошибиться.
Ну никак! Тут уж точно – мистика заканчивается.
Или только начинается? Ведь достоверных фактов почти нет.
Пустота
Таможню прошли рано. В полудрёме расселись по местам.
Теперь спешили, пока не началась жара.
Пассажиры все крупные, в машине тесно.
Водитель – худощавый, жилистый, по виду работяга. Заметно лысеющий, на правой щеке косой шрам слегка "прикоснулся" к нижнему веку. Глаза синие.
Жена рядом, тотчас изобразила недовольную гримаску. Черты лица мелкие, но нос крупный, мужской, кожа смуглая с лёгкой желтинкой.
Строгий взгляд училки с большим стажем.
Стряхнула что-то, поправила на груди пёстрый сарафан. Жест энергичный. Большая масса тела всколыхнулась укоризненно.
Муж отвернулся к окну, выпустил облачко сигаретного дыма.
На заднем сидении, среди вещей, сын лет тридцати. Лицо костистое, похож на мать, только нос покрупнее. Несуразная чёлочка на круглой голове. На затылке едва приметный шрам.
Третий день в пути.
Начинает припекать.
Ближе к обеду покатили с горки, приехали в райцентр.
– "Посёлок городского типа", – прочитал сын. – Вот где они, мля, городские типы живут!
Круговое движение. В центре вождь на постаменте, в серебряных чешуйках отлетающей краски. В солнечном освещении кажется, что на нём мохеровый пиджак. Рука, воздетая к небу. Невразумительная клумба в пыли, пожухлый, бесполезный цветник у подножия.
Небольшой базарчик: баклажаны, помидоры, дыни, яблоки, груши. Вязанки бычков, почти чёрных, потеющих переизбытком белой соли. Картошка в вёдрах. Белая и розовая, мелкая и чистая.