- Тишку надо отдать, - сказала она твердо. - Маленький ребенок будет в доме. Собаке - не место. Ты уже большой мальчик, должен все понимать.
Я очень расстроился. Но, поскольку хотел братика - мне казалось, я буду читать ему те же книги, какие обожал сам, отдам ему все свои игрушки, и научу, как правильно в них играть, мы будем смотреть одни и те же фильмы и вместе ходить гулять во дворе (как же сильно я ошибался - у него оказался абсолютно иной вкус, и книги он совсем не любил, да и вообще - характером больше походил на моего нового отца) - в общем, я печально согласился. Тишке нашли другого хозяина. А через неделю пес снова оказался возле нашего подъезда. Его вернули. А он опять сбежал. Так повторялось несколько раз, пока папа не сказал: "Так больше не пойдет!" и отвез его в деревню - к своему другу по институту. Оттуда Тишке вернуться было тяжело, и он, видимо, смирился с тем, что жизнь его теперь будет проходить в ином месте, с другим хозяином. Да и я тоже - я подумал, что в деревне ему будет здорово, ведь там можно бегать на воле.
Родился братик, родители целиком сконцентрировались на нем, а мне новый родственник оказался настолько неинтересен после первого же знакомства - что я сразу пожалел о том, что согласился отдать Тишку. Слюнявое бессловесное существо лежало в кроватке и сосало соску. От него не было никакого толку. С ним даже поговорить было нельзя. Он был меньшей личностью, чем Тишка - несомненно.
- Мама, когда же он заговорит? - стал я доставать маму расспросами.
- В одиннадцать месяцев, - ответила она, будучи стойко уверена, что именно так оно и будет - поскольку я в одиннадцать месяцев уже внятно болтал. Но мой брат "задержался в развитии", в одиннадцать месяцев он все еще лопотал невнятно, и я разочаровался в нем еще больше.
Поэтому через некоторое время я завел себе хомяков. Сразу пару. Мне хотелось, чтобы это была счастливая семья - довольные друг другом любящие супруги. Не случилось. Хомячиха оказалась самой настоящей сукой - дамой очень дурного характера. Большую часть дня она гоняла несчастного хомяка-мужа по аквариуму и кусала его, а он визжал от боли. Вдобавок ко всему, она никак не желала становиться ручной. Когда бабушка сунула в аквариум руку, желая погладить "милую мохнатую мышку", хомячиха прокусила ей большой палец почти насквозь. Каким-то образом у этой несчастной семьи грызунов все-таки случился акт любви. Так что через некоторое время жуткая мохнатая стерва родила потомство, но сразу же его и сожрала - настолько она была злобной тварью. Меня произошедшее повергло в шок. И все-таки я взял хомяков (уже не слишком любимых) на дачу, где отпустил их немного побегать по участку. Разумеется, они тут же затерялись в траве - я думал, сгинули навсегда. Но на следующий год, а ведь прошла довольно холодная зима, да и осень не была теплой, сидя на крыльце, я вдруг с удивлением увидел своего серого хомяка-мужа. Он выглядывал из-под плиты, которая валялась на участке после строительства нового фундамента. Подняв плиту, я обнаружил под ней множество прорытых ходов и запасы - желуди и ягоды. Хомяк оказался тем еще выживальщиком в экстремальных условиях - он превратился в настоящего дикого зверя. Злобная жена покинула его (подозреваю - сразу же), и он зажил вполне себе счастливо. Я был за него очень рад. Аккуратно опустил плиту на место - и пожелал ему долгой жизни на воле. Эта дура, наверное, и не подозревала, что имеет дело с настоящим мужиком, способным на такой подвиг!
Затем случилась эпопея с коллективным разумом петухов. Я ехал на дачу через "птичий рынок", и увидел, что там, прямо с машин, продают за считанные копейки желтые пищащие комочки - крошечных цыплят. Я набрал их сразу целую коробку - двадцать штук - и привез на дачу. Взрослые махнули на мою новую забаву рукой - пусть мальчик развлекается. Вскоре выяснилось, что "падеж птицы" весьма велик. В первый же день скончались два цыпленка. На следующий день - еще один. Это притом, что я постоянно кормил их и поил. В конце концов, остались семеро. Крепкие, поджарые птицы. В этих "соколах" я мог не сомневаться - они точно выживут. На макушках у семерки проклюнулись красные гребешки, клювы удлинились, стали заметны ноздри. По утрам, когда я выходил на крыльцо, вся стая бежала ко мне, зная, что я скоро начну рассыпать зерно. Мне специально под нужды петухов покупали его регулярно родители. По участку мы ходили все вместе - куда я, туда и птицы. Понятия не имею, почему среди них не было кур - одни мужики. Семеро. Не отставали от меня ни на шаг. Я попробовал выйти с ними за калитку, прошелся по улице, они уверенно держались за мной. Не в рядок, а вразнобой - как будто специально рассредоточились, чтобы напасть на невидимого врага. А через некоторое время каждое утро петухи стали встречать меня дружным "кукареку" - приветствовали, как только я появлялся на крыльце. Что примечательно, раньше не будили - то ли деликатничали, то ли не поняли, что, если ты тупая птица, с тебя малый спрос, и орать можно круглые сутки… Наступил август, пора уезжать с дачи, и моих петухов отдали в местную деревню - боюсь, они пошли на заклание. Что ж, такова судьба всякого бравого отряда, который предает боевое командование.
Потом у меня жили и черепахи (одну я лично поймал в горах Средней Азии), но в Москве она очень быстро захирела и сдохла - наверное, привыкла к вольной жизни, и крыса (я везде носил ее на плече, и мы с ней целовались - у крыс маленькие приятные язычки, которыми они щекочут губы), но, увы, крысы долго не живут (хотя это удивительно умные существа), и кошки (их было несколько - и все ушли от меня очень по-разному, больше всего я жалел полуслепого кота, которого задушила стая диких собак).
В общем, в плане животных я был очень счастливым ребенком. Я глубоко убежден, что раннее общение с животными наделяет нас не только обыкновенной добротой, столь ценным качеством в нашем жестоком мире, но и пониманием мира вообще - его многообразия и сложности. Наверное, без моих зверей, которых я отлично помню всех до единого, не существовало бы некой важной части меня, сформированной их присутствием в моем детстве. Они повлияли на мое взросление, подтолкнули его, и каждая из этих удивительных звериных личностей живет теперь и в моей собственной - человеческой персоналии.
* * *
Многие интеллигентные родители стремятся сделать детям "прививку культуры", не осознавая - нужна ли им эта прививка, или без нее можно обойтись. Даже в самой рафинированной семье может вдруг родиться талантливый сантехник или, к примеру, электрик, которого ваша "культура" будет только раздражать. И он в этом совсем не виноват - такую душу в него вложили при рождении, так бегают нейроны в его мозгу, такие формируются у него увлечения, и такие занятия он себе избирает. А если вдруг последует той дорогой, какую ему будут навязывать родители, получится еще один несчастный человек с неврозами.
К тому же, "прививка культуры" - вещь опасная. От такой вакцины может раз и навсегда остаться ничем не вытравливаемый след в душе. Да и укол иглы бывает довольно болезненным.
Моя мама, не понимая, кто я и зачем создан (а никто и никогда не понимает обычно своих детей, уверяю вас) решила во что бы то ни стало привить мне культуру. С этой целью она принялась таскать меня в самые разные музеи нашего города, картинные галереи, на выставки непонятнейшего авангарда, в оперу, на балет. И делала это так часто, в ущерб моим собственным интересам, что мои походы с мамой "за культурой" я в буквальном смысле возненавидел. Прививка возымела обратное действие - вызвала отторжение. Я до сих пор с трудом воспринимаю оперу, хотя, обладая идеальным слухом, могу напеть некоторые арии, буквально ненавижу балет (все эти прыжки и телодвижения по сцене в обтягивающих трико кажутся мне на редкость глупыми), на выставках я начинаю мгновенно скучать, и даже архитектура (этот особый вид искусства, который я поначалу ценил) сейчас, после путешествий по всему миру, вызывает у меня зевоту. В детстве меня всем этим перекормили. Нет, кое-чего мама все же добилась. Я неплохо разбираюсь в живописи, в оперном искусстве, немного понимаю в балете (мог бы даже написать критическую статью на ту или иную постановку) - но меня под пушкой не заманишь на какой-нибудь спектакль или на выставку.
То же самое, увы, произошло и с драматическим театром. Хотя я с большим интересом сначала внимал действию и диалогам, льющимся со сцены, но мама выбирала спектакли все сложнее, чтобы мое развитие в сфере искусства продвигалось как можно активнее. Дошло до того, что на моноспектакле одного известнейшего актера я встал из второго или третьего ряда (точно не помню) прямо во время действия и громко выкрикнул: "Какая чушь!" После чего быстро удалился по проходу. А он продолжил монолог - весь спектакль состоял только из его текста. Самое удивительное, что многие годы спустя я увидел этого актера в одной телепередаче. Он с грустью рассказывал, что вот уже десятки лет не делает моноспектакли, потому что в Москве один мальчик лет шести встал во время действия и, молвив: "Не верю ни единому слову, как старик Станиславский!" удалился. Так в его памяти трансформировался этот эпизод из моего детства. Мне жаль, что я отравил карьеру этого достойнейшего человека, но такова жизнь…
Поскольку я был самостоятельным мальчиком в свои шесть, я сел на трамвай и поехал домой, уже зная, что дома мама устроит мне скандал. Но скандала не последовало. Она продумала мой уход и поняла, что была не права, заставляя меня воспринимать слишком сложные взрослые спектакли. Тем не менее, "вакцинация культурой" продолжилась. Я уходил с оперы, разрывая программку в клочья. Я бросался прочь с балетной постановки, плюнув на пол от отвращения. Я едва не уронил скульптуру в музее естественной истории. И наконец добился права - не посещать с мамой культурные мероприятия.
- Ну и оставайся неучем! - заявила она.