Там, за длинным угловым деревянным столом в полумраке сидит актриса театра, которую мы только что видели в спектакле. На изящной головке – меховая шапка-ушанка "а ля-рюс медведь", толстая дутая темно-серая куртка, которая выглядит как рыбацкая телогрейка, такие же толстые брюки цвета хаки, заметно утолщающие актрису. И огромные лыжные ботинки, отчего ее ножка, которая еще час назад носила на подмостках нежные туфли-лодочки, выглядит огромными буйволиными копытами. Несмотря на внешнюю схожесть со снежным человеком, на актрисе все еще театральный грим, и осанку девушка все так же прекрасно держит, отчего королевские черты невероятно контрастируют с грубой одеждой и привлекают к себе внимание почти всех посетителей в зале. На столе перед актрисой стоят бокал пива и чашка чая. Она по очереди отхлебывает то одно, то другое и болтает по телефону.
От увиденного у нас с Кирой отнимается дар речи, у других посетителей, вероятно, тоже, потому что вскоре становятся слышны лишь фоновая музыка кафе и ее серебристый смех – блондинка поглощена разговором и не замечает никого вокруг.
– Воркует с любимым, – замечает Кира с грустным сарказмом в голосе и вопросительно смотрит на меня: – Ну что, закругляемся? Завтра мне надо пораньше быть в офисе.
10 февраля: Ода зависти
Марк Цукерберг создал свой Фейсбук специально для того, чтобы я лопнула от зеленой зависти.
Открываю сегодня утром свою страницу и столбенею, читая: "Миша Безбородько сменил свой статус и фото". Этот самый Миша, мой ассистент (!) из агентства, вечно расхлябанный, неаккуратный, непунктуальный оболтус, полный дурацких, почти нереализуемых, идей, который умудрялся проколоться практически на каждой нашей с ним пресс-конференции, – теперь пиар-директор того самого винного бренда, из-за которого меня в свое время оплевали в Минкульте!
Я скриплю зубами, еле сдерживая ярость, – каков нахал! Не успело молоко на пиар-губах обсохнуть, а он уже директор. Это ж надо – такое невиданное безобразие. Я бегу на кухню, включаю чайник, наспех заливаю кипятком наспех же смолотый кофе и возвращаюсь к компьютеру.
Из-за нового Мишиного статуса у меня сводит лицо, но я не могу с собой ничего поделать. Какая несправедливость – Миша и пиар-директор!..
Механически прокручиваю экран Фейсбука вниз и… следующая новость мгновенно выводит меня из столбняка и заставляет вновь поперхнуться кофе от очередной порции зависти: моя коллега и по совместительству конкурентка Инга, тоже лидер группы в агентстве, теперь оказывается – У.П.Р.А.В.Л.Я.Ю.Щ.И.Й П.А.Р.Т.Н.Е.Р в…, впрочем, тьфу на то, в каком именно агентстве. "Управляющий партнер" в разделе "Место работы" (еще пару недель назад здесь красовалось скромное: "в творческих поисках себя") мне хватило с лихвой: моя голова, точно тяжелый чугунный котелок, бессильно падает на клавиатуру ноутбука, а руки невольно сжимаются в кулаки и дважды с отчаянной силой ударяют по столу – в последний момент едва успеваю отодвинуть от себя чашку с кофе. Но, по-видимому, я зацепила какие-то клавиши, так как пострадавший ноутбук тут же жалостливо запищал.
Пиар-директор и управляющий партнер!
Они, а не я!
Они! А не я…
Хотя из нас троих, положа руку на сердце, нескромно замечу: именно я достойна таких крутых виражей. Миша был в агентстве никем. Инга, кроме того, что пилила и изводила своих подчиненных постоянными придирками, ни в чем другом замечена не была – ни яркими проектами, ни достойными идеями не отличилась, даже мало-мальски интересных клиентов ей не поручали. А тут вдруг – управляющий партнер.
Вселенская несправедливость, которую еще надо специально поискать!
Я легко представила Ингу: машину (желтый вызывающий "ситроен") она купила еще при мне (скоро наверняка сменит на классом повыше), и теперь эта курица наверняка распушила свой общипанный хвост и почувствовала всю прелесть собственной значимости и того, что именуется социальным успехом. На работу прикатывать будет к одиннадцати, ведь начальство не опаздывает, а задерживается, будет гордо парковать своего стального коня у входа в офис, а офис этот сто процентов располагается в самом дорогом квартале Киева. Обедать теперь она станет только в "Эгоисте", долго и придирчиво изучая меню ("Это блюдо на оливковом масле? На испанском или итальянском? Каком-каком? Ну, смотрите мне… Да, и сельдерей в салат не кладите, я его не переношу. И почему это на столе нет бальзамического уксуса?! Куда смотрит ваше руководство?!"). Пилить своих подчиненных Инга теперь будет с еще большим осознанием собственного господства. К этой власти добавится и чисто бабья власть неудовлетворенной суки, которая к своим тридцати шести никак не может выйти замуж, хотя очень хочет, но уже отчаялась найти достойного ее кандидата. Месть эта бабья, впрочем, будет тщательно скрываться и маскироваться под самые благовидные предлоги во имя успешных проектов. Дур-рра!..
Фейсбук – это самая что ни на есть настоящая ярмарка тщеславия!
Сказать, что я злюсь, – значит ничего не сказать. Я прибита тяжестью открытия и совершенно не способна оторвать голову от клавиатуры. Меня бесит Фейсбук, бесит Миша и особенно драконит Инга и ее "управляющий партнер". Дура!.. Дура!.. Дура!..
Впрочем, к злости на Ингу и Мишу примешивается и злость на саму себя – кто мне мешал?… Кто заставлял выпендриваться с этой жалкой самореализацией?!. Что это вообще такое?… Почему я вечно так по-идиотски смешна?… Почему постоянно изобретаю велосипед, хотя он уже давно изобретен?… И если заглянуть в себя без масок и прикрас: не больший ли кайф мне доставляет именно выпендреж как таковой – привлечение внимания к своей персоне "посмотрите, какая я вся необычная"? Дура!.. Дура!.. Дур-р-ра!.. Если уж кто и дура, так это точно я.
Решено: с завтрашнего дня беру себя в руки и возвращаюсь на работу. Встаю, как в агентство, пусть не в семь тридцать, а в девять (все-таки теперь могу себе это позволить), собираюсь и иду – писать. Еду по тому же маршруту, что и ранее в агентство, и сажусь работать в одном из кафе в своем бывшем районе, на Лютеранской или в Пассаже, – возможно, так моему мозгу будет легче зацепиться за знакомый моцион и маршрут. Приезжать буду к одиннадцати – половине двенадцатого и работать, пока у ноутбука не сядет батарея – не менее пяти часов. Ежедневно, кроме суббот и воскресений. Пора начинать, а то новости о моих бывших коллегах обеспечат мне преждевременную кончину.
Вторник, 14 февраля: День Святого Валентина (черт бы его побрал, ведь я – одна!)
– Лана? Ланусик!..
Я сижу в кафе в Пассаже перед раскрытым ноутбуком, пытаюсь писать, как дала себе слово, но текст идет туго. Передо мной неожиданно возникла знакомая фигура и с привычной интонацией промурлыкала мое имя.
Аллочка, журналистка из "Форбс". Черные волосы длиной до ягодиц, свитерок "лучше-бы-ты-была-голая", облегающие джинсы в немыслимых стразах и каблуки высотой с ходули, из-за чего ее худые длинные ноги выглядят изящными, но все же копытцами.
В прошлом мы с Аллочкой много тусили на вечеринках со знаменитостями, затем она одной из первых добавилась ко мне в друзья на Фейсбуке и, вероятно, из-за этого наделила себя особым статусом коллеги-приятельницы. В принципе, в мире пиара такой статус всегда полезен – есть иллюзия, что так легче договариваться с журналистами о нужной публикации. И этот же мнимый статус иногда позволял Аллочке общаться со мной высокомерно-фамильярно.
– Привет, солнышко, – голос как раз такой – высокомерно-карамельный.
– Привет.
– Чего грустишь?
– Думаю.
– Бросай это гиблое дело – думать. Сегодня такой день, что надо пить вино, целоваться и заниматься сексом. Где любимый?
Я неопределенно пожимаю плечами.
– Ладно, не дрейфь, найду тебе кого-нибудь. Ты вот лучше скажи мне: на завтрашней конференции из твоих спикеров самый важный босс будет?
– Не знаю…
Я физически ощутила, как Аллочка удивилась, хотя та в ответ не проронила ни слова.
– Я больше не работаю в компании. Я присылала тебе об этом письмо на имейл.
– Да?… Что я пропустила, Ланусик, дорогая? Признавайся, какой гигант рынка тебя сманил? – карамельный голос замер в предвкушении свежих сплетен. Миндалевидные глаза сузились и впились в меня, рука, фривольно наматывавшая до этого прядь бесконечных волос вокруг пальца, застыла.
Я молчу. Что сказать этой развязной девице? "У меня есть мечта…"? Это прозвучит пошло. Особенно если скажу это Аллочке. Тем более что уже точно не знаю, есть ли у меня эта самая мечта или я ее придумала, чтобы было не так скучно жить.
– Чего молчишь? Признавайся, куда ушла – я ж не отстану от тебя. Мне свои люди везде нужны, – карамельный голос звучит вкрадчиво. Но вкрадчивость обманчива: Алла известна тем, что способна выпытать любую информацию у кого угодно, как бы собеседник ни увиливал. Для этого в ход идет почти все.
– Никуда, – наконец выдавливаю я.
– Не поняла, – журналистка, похоже, растерялась. Отодвинула стул и без приглашения уселась за мой столик. Внимательно смотрит на меня. – Как это?…
– Я никуда не ушла, Алла. Ни в какую компанию. Это – творческий отпуск.
– Ты уверена?… Черт, а с кем же мне теперь работать? Ты была самой адекватной и профессиональной в вашем агентстве. Единственный человек, с которым можно было общаться…
Грубая лесть. Меня в агентстве нет уже полтора месяца, и если бы не эта случайная встреча в кафе, она бы до сих пор никак не отреагировала.