Сноб. Самовлюбленный сноб – вот он кто. Высокомерная выскочка. Значит, я совершенно не ошибалась, когда чувствовала, что меня хотят переделать, перевоспитать, подстричь под свою гребенку – подтянуть до "собственного уровня", видите ли. Мой уровень для него оказался мелковат. Я не стала подругой Известной Писательницей, которую, как трофей, можно было причислить к списку собственных достижений. В его глазах я споткнулась и перестала соответствовать мерилам Его Собственного Успеха. Не делала так, как он хотел. Отказывалась подчиниться настояниям. Запуталась. Посему мною, как трофеем, нельзя было хвастать в своих тусовках – ибо не дотянула. (Да! И ощущение, что Антон меня стеснялся на людях, у меня тоже было. Я-то, дуреха, списывала это на свою замотанность на работе.)
Короче, он посчитал меня недостойной Его Сиятельства.
М-да.
– С-спасибо тебе. За все. За честность, – всхлипываю я.
Сказать больше действительно нечего. Я чувствую себя растоптанной. Целую его в лоб и ухожу.
Пятница, 20 августа: День, в котором много гробов на колесиках
Душный августовский вечер заглянул и сюда, в киевское поднебесье. Комната охлаждается кондиционером, и здесь еще можно дышать. Если выйти в соседнюю дверь или на балкон, сразу попадаешь во влажно-липкую атмосферу парилки. Город плавится от зноя, и только здесь оазис относительной прохлады.
Комната, просторная и светлая, с окнами от пола до потолка, разделена на три пространства, каждое из которых ограждено ширмой. В первом пространстве стоят два стеклянных шкафа, загроможденных грудами книг. Когда-то на полках, вероятно, был порядок, и некая система до сих пор просматривается, однако многие книги уже давно лежат в беспорядке, жмутся между простенков, стекол и друг друга, наспех втиснутые в полочное пространство. Здесь же стоит массивный стул и темный полированный, старый, но еще добротный письменный стол. Если сидеть за столом, то взгляд устремляется в небо, у горизонта подпираемое соседним небоскребом.
Второе огражденное пространство напоминает кабинет врача. Огромные окна завешены шторами, формируя тень. В углу стоят стул и стол, по внешнему виду напоминающие медицинские, на столе – зачехленный ноутбук. На вешалке висит светлый однотонный халат, похожий на медсестринский, стоит кушетка, обтянутая белой простыней, на полу светлый дешевый коврик. На нем свежие следы чьих-то ботинок. Следы ведут из-за ширмы к кушетке, здесь же обрываются, а затем вновь возвращаются к ширме и уходят дальше в общее пространство комнаты.
Главное пространство комнаты выглядит несколько мрачновато: стены обтянуты старым, темно-красным, местами затертым до залысин плюшем; массивная старомодная люстра опускается с довольно высокого потолка так низко, что невольно хочется пригнуться, чтобы не зацепить ее головой, у стены стоят пару десятков совершенно черных стульев, у окна, освещаемые резким контрастным светом, примостились несколько гробов. Два обиты бархатом, один красным, другой черным, один – из голой древесины; рядом с ними лежат бархатные крышки, на ближайших стульях в беспорядке валяются ленты, искусно завязанные в массивные банты. Неподалеку, на приставленных черных стульях, лежат венки. Прямо посередине, отгораживая черные стулья от окна, громоздится старая мебель – горка и кавалерка середины прошлого века, советский сервант и книжный шкаф, два комода и несколько старых деревянных антресолей, восседающих на пластиковом шифоньере. Все вместе это выглядит как склад ненужной мебели, неплохо сохранившейся, а оттого ее жалко выбросить, но и достаточно старой, чтобы использовать, – срок службы большинства шкафов истек еще три десятка лет назад.
Вся комната производит странное впечатление: она мрачновата и одновременно забавна.
Мы с Кирой сидим у открытых гробов, пьем кофе и смотрим в окно. Я замечаю, что механически провожу рукой по внутренностям одного из ящиков: гроб изнутри обшит белым атласным полиэстером, гладким, скользким и прохладным, а оттого приятным сейчас на ощупь.
– Может, так: "Внимание, акция! Приведи троих друзей и получи свой гроб в подарок"? Или: "Распродажа гробов! Только в сентябре: пенсионерам, приобретающим бархатный гроб, – скидка десять процентов"? Или вот еще: "Обменяй старый использованный гроб на новенький – бесплатно".
– Или вот, например: "Акция от бюро ритуальных услуг: загляни под крышечку!"
– Ага. Точно. Еще может быть акция: "Только в сентябре надгробный памятник для Вас изготовит известный скульптор Украины Вася Пупкин. Спешите к маэстро!"
– А может, подарок от фирмы: "Для тех, кто хоронит с нами, лучшие концертмейстеры Киева исполнят погребальный марш за счет фирмы"?
– Да-да. Можно еще пропиарить идею "гроб на колесиках": " Только наши гробы сами едут на кладбище! Сэкономьте на катафалке!"
– Да ладно тебе. Вот идея для богатых: "Усопла любимая теща? Обращайтесь к профессионалам! Ящик и катафалк по реальным ценам! Живое исполнение любимого при жизни артиста!"
Кира смеется. Затем серьезнеет и говорит уже озабоченно:
– Да, черт возьми, у всех бизнес как бизнес, а у меня ч-чер-те что. Ни акцию тебе придумать, ни специальных условий клиентам предложить. И как тут расширяться?… Да еще конкуренты на пятки наступают. Чувствую, скоро загнусь.
Кира громко отсербывает кофе и со звоном ставит чашку на блюдце. От этого энергичного порыва позади нас со стула грохается погребальный венок. От неожиданности я вскрикиваю. Весь этот офис Киры кажется мне одним сплошным "гробом на колесиках".
Раздается звонок. Кира выразительно смотрит на часы: половина восьмого.
– Спорим, срочный заказ? Веришь или нет, но моя статистика показывает: все дружно бросаются умирать именно в пятницу вечером, когда больше всего хочется пойти на свидание. Просто сговор какой-то.
– Крепись. Вдруг пронесет?…
– Алло? Да. Добрый вечер. Нет… М-можем организовать, конечно… Девятьсот гривен… Да… Когда хотите хоронить?… Ага, окей. Да, мы работаем со всеми основными кладбищами. У вас будут какие-то пожелания?… Нет, ну что вы… Да, "под ключ" мы тоже можем… Все сделаем сами.
("…С вас – только покойник…")
– …цена будет з-зависеть от ваших пожеланий: из какого материала гроб, какое кладбище и место, класс катафалка, известность скульптора для памятника. Можем и склеп – у нас широкий выбор архитекторов… Да-да, все верно. Да… Мы работаем без выходных. Но чтобы все было готово на воскресенье, нужно поторопиться. Да, да…Да, и вот еще что: только наше бюро ритуальных услуг оказывает психологическую помощь родственникам. Дипломированный специалист работает с такой серьезной травмой, как потеря близких, результат гарантирован. Стоимость консультации… При длительном курсе – скидки. Да-да, все верно. Да, конечно. Что, простите?… Психотерапевт Кира Звонарева. Да. Звоните, пожалуйста, мы р-работаем до двадцати одного часа без выходных и заботимся и об усопшем, и о его родственниках. До свидания. Всего доброго.
Кира вздыхает и кладет трубку.
– Возможно, в выходные я снова буду работать. Так что этот пятничный вечер следует хорошенько отметить. Сейчас только сделаю пару звонков – предупрежу людей на всякий случай – и сразу пойдем. Кстати, куда идем сегодня?
Спустя шесть часов
– Ох, Кирюшка… Почему мне так без него плохо?
– Зачем тогда к нему пошла?
– Не знаю… Одиноко было… Тоскливо… И-ик!
– А теперь – в-весело и радостно?
– …Но правду я все-таки узнала… Официант, еще пива!
– Все-таки в "Докере" пиво классное.
– А мы в "Докере"?
– Да, вроде… Если память мне не изменяет… Мы здесь.
– Вот черт.
– Что? И-ик!
– Вон мой босс… И-ик!.. Хи-хи-хи…
– Какой еще босс?
– Ну, тот, этот, как его… Виктор. Если я все еще в агентстве работаю.
– Да вроде работаешь. А он ничего такой… И-ик!
– Знакомьтесь: Виктор, мой великий директор. Кира – моя прекрасная подр-р-Ук! – уга.
– А что ты здесь делаешь?
– Я?…
– Да.
– Пью.
– Вот совпадение-то… Я тоже.
– У меня внутри тоска и дерьмо… А мы тут с подругой… и-ик!.. отмечаем пятницу, ее возможные похороны и паршивую жизнь.
– А что, она умерла?…
– Нет. Жива вроде. Вот стоит…
– Значит, у нее кто-кто умер-р-р?…
– Да нет же. Она работает в похоронном бюро. Клиент – и-ик!.. – умер.
– Вот совпадение-то какое. У меня, правда, никто пока не умер… Но я тоже пью из-за паршивой жизни.
– Ребят, вы тут поговорите, я пойду… э-э-э… ну это… носик попудрю.
– Ага.
– Потанцуем?…
– Мы?
– Да.
– Здесь?
– Да.
– Ну…
– А что, я плохой кавалер?
– Ну, давай. Только… и-ик!.. у меня голова кружится.
Мы посреди зала. Бенд играет медленный соул. Больше никто не танцует. У меня перед глазами все сливается воедино. Есть только лицо Виктора. Это лицо желтым блином склоняется ко мне все ниже.
– Можно, я тебя обниму?
– Да…
– О ком тоскуешь? Обо мне?
– Нет. Ты его не знаешь… И-ик!
– А я жизнь свою хороню.
– Ну и ду-Ур! – рак!..
– С-согласен.
Парфюм Виктора в накуренном пабе приятно щекочет ноздри. В офисе я его не люблю – слишком резкий. А сейчас вроде ничего.
– Ты красивая девушка… Ты знаешь, что давно мне нравишься?…
– Да. Ты мне тоже. Спаси-ик! – бо
– Но ты – не моя.
– Да.
– Если бы мы только раньше встретились…
– Да… Года на три.
– Нет, лучше на десять. На десять.