Из Москвы выехали часов в шесть, когда повалил тяжёлый, мохнатый снег. Он красиво летел прямо навстречу машине. Чёрная мгла неосвещённой трассы, в которой кружились мириады снежинок, напоминала звёздное небо. И оно было так близко!
Я ехал и думал о сложившейся ситуации. Если смотреть правде в глаза, как бы анфас, то я был неправ. Не предупредил, что мы всей компанией едем к Даше, продолжать праздник. А если повернуть ситуацию как бы в профиль, то получается, что с Дашей ничего и не было. Значит, на меня зря орали. А я сейчас веду машину, хотя мне плохо. И вообще, я имел право "оторваться" после беспрерывной, изматывающей работы.
Мои нелёгкие рассуждения прервал звонок Дениса:
– Выходи вперёд, у меня свет отрубило, вообще дороги не вижу…
Я пошёл первой машиной, периодически теряя "створ" незнакомой трассы, засыпаемой снегом. Теперь "звёздное небо" оказалось прямо передо мной. Это было одновременно красиво и страшно. Было так завораживающе, что я бросил свои рассуждения про анфас и профиль.
Оставалось ещё километров десять, когда правый дворник слетел с поводка и исчез в снежном водовороте. Как мы добрались почти на ощупь, не знает никто. Нужно было разгрузить машины, отогнать их на стоянку и только тогда припасть губами к вожделенной банке пива. Счёт шёл уже на минуты.
Полуторатонный Фольксваген Дениса деловито рыл снег, как собака на прогулке. Мы толкнули его на несколько метров вперёд, но он и там продолжал выбрасывать фонтаны снега из-под колёс, не двигаясь с места. То же самое повторилось и через десять метров, и через пятьдесят… До стоянки машину пришлось нести почти на руках.
Отдышавшись, я решил спросить:
– Диня, а что у тебя за резина?
Денис гордо поднял голову, чтобы описать все достоинства своих шин:
– Спортивные, низкий профиль, – и потом добавил уже менее уверенно, – летние, лысые…
Перелом
Мы играли в волейбол по средам, после работы.
Это не было "большим спортом", максимум – физкультурой. Но в основном – приятным развлечением приятной компании. На два часа менеджеры, сисадмины и сетевики, руководители отделов и их подчинённые превращались просто в игроков. В эти 2 часа можно было зло сказать генеральному директору:
– Саша, блин, что ты творишь? Страховать нападающего кто будет?
И он виновато опускал голову.
После волейбола – час сауны. В ней тоже люди не делятся на руководителей и подчинённых.
В общем, эти спортивно-оздоровительные среды были неплохим тим-билдингом. Происходил какой-то перелом в отношениях, все становились доброжелательными и лёгкими.
Я был очень увлечён волейболом, иногда забывая, что люди пришли развеяться, а не поставить рекорд. Иногда даже покрикивал на партнёров. За что, видимо, и был наказан…
Мы разыгрывали с Аркадием сложную комбинацию у сетки. Мне предстояло "взлететь" рядом с ним, в строго определённом месте, а ему – отдать точный пас прямо мне в руку. В теории это выглядит очень красиво – быстрая комбинация, мгновенный удар… Но практика нас подвела. Нет, мяч я забил. Но приземлился частично на кроссовок Аркадия. Нога подвернулась. Мне показалось, что хруст был слышен по всему залу. В глазах потемнело, и я оказался на полу.
Как меня вели в раздевалку, помню смутно. У кого-то очень кстати оказалась с собой бутылочка коньяка. Минут через пятнадцать я уже пришёл в себя. Оделся и, почти не наступая на травмированную ногу, заковылял на улицу. Ни о каком метро не могло быть и речи – нужно было ловить машину.
Я вспоминал другие травмы – свои и чужие. В принципе, с ногой не могло случиться ничего страшного. Вот когда я в юности повредил колено – это было ужасно. А голеностоп что? Вон, Аркадий на гипс надевал мои кроссовки, на три размера больше своих, и бегал за выпивкой. А мама вообще с переломом ноги убирала квартиру.
Пока я так себя успокаивал, показался проспект. Машин в 11 часов вечера было очень мало. Редкие легковушки не останавливались возле молодого человека, стоящего на одной ноге. Действительно, чего ожидать от человека на двух ногах – вполне понятно. А человек на одной ноге – всегда подозрителен.
Я уже стал терять надежду, когда возле меня затормозил новенький красный Ferrari. Я даже подумал, что он просто припарковался, водитель сейчас пойдёт по делам, совершенно не замечая меня. Но стекло медленно опустилось и в полумраке роскошного салона послышалось заветное "Тебе куда?"
Я назвал другой конец Москвы. Возражений не последовало. Я насторожился. Денег у меня с собой было немного. Поэтому хотелось уточнить стоимость поездки заранее. И я задал какой-то неловкий вопрос:
– А сколько надо денег?
Водитель Ferrari вздохнул и скептически посмотрел на меня. Потом наклонился к открытому стеклу и доверительно сообщил:
– Сколько мне нужно денег, у тебя никогда не было и не будет. Поэтому садись – и поехали.
В голове у меня тоже произошёл перелом.
40 рублей и спекуляция
Через два месяца после окончания школы я оказался студентом Политехнического института. Зачем мне это нужно, стало непонятным уже через три года. А пока – почти весь наш класс просто перекочевал в соседнее здание. Ещё и стипендия полагалась.
Стипендия была небольшая – 40 рублей. Однажды мы с другом любезно согласились отнести стипендию заболевшей однокурснице. Но донесли только до ресторана. Взяли горячее. От салатов пришлось отказаться, что позволило заказать два по 100 коньяка. Кстати, друг потом на этой однокурснице женился. Хотя я бы так не переживал из-за сорока рублей.
Стипендию повышали вслед за инфляцией. На неё всегда можно было купить ровно одну бутылку коньяка. Мы пытались подрабатывать, разгружали вагоны, но разбогатеть всё равно не удавалось. И тогда мы с приятелем решили стать спекулянтами.
Заняв 40 долларов у знакомой, мы отстояли огромную очередь и купили ящик портвейна. Встали около метро и принялись спекулировать.
Две бутылки пришлось отдать милиции. Ещё две – местным хулиганам. Две бутылки мы выпили – первую от холода, вторую от огорчения. Продать удалось только одну – старенькой бабушке. И вдруг стало так стыдно и одиноко… Шёл снег, кружились ненужные снежинки. Близился Новый год. Мы переглянулись и пошли домой допивать остатки злосчастного ящика. Ещё и друзей позвали.
А 40 долларов так и не отдали. Знакомая собралась эмигрировать в Америку – обидеть американца такой мелочью мы не могли.
Любовь к животным
Наверное, я люблю собак. Потому что точно не люблю собаководов.
Я не понимаю, каким запасом лишней жизненной энергии надо располагать, чтобы каждый день, вне зависимости от погоды и самочувствия бродить полчаса по улице. Собаководы объясняют свою привязанность всегда одинаково: "Ну она же так меня любит! Самозабвенно, преданно… Радуется, когда я прихожу". Конечно! Собаке же не говорят, что приезжает тёща, поэтому надо идти в магазин, хотя по телевизору показывают футбол. Собаке не говорят, что надо встать из любимого дачного гамака и идти делать новый компост, хотя она только что открыла бутылочку холодного пива. При таком раскладе я, может быть, тоже любил бы людей и радовался их приходу, как собака.
Но главное, что в своей любви к питомцам собаководы умудряются раздвигать даже границы приличия. Между собой они совершенно спокойно обсуждают за столом, какой стул был у собачки на утренней прогулке. И совершенно не расстраиваются, если этот стул случился раньше прогулки, прямо в коридоре. Главное, чтобы он был хорошим. На мои вопросы, не желают ли они за ужином обсудить и мой стул, для чего я даже готов доставить им радость прямо в коридоре, – собаководы снисходительно улыбаются. Становится понятно, что я не причастен к какому-то таинству, не знаю простых, но очень важных вещей об этом мире…
Поэтому я собаководам не доверяю. А собак (как существ, вынужденных с ними общаться), наверное, люблю.
Именно поэтому во дворах я езжу очень медленно и особенно аккуратно. Собаководы, занятые беседами о рационе питания и особенностях дрессуры, часто отпускают своих питомцев и те кидаются буквально под колёса. Чего никак не хотят учитывать владельцы "шестёрок" и "восьмёрок". Они рады разогнаться до 50−60 километров в час и "почувствовать" скорость… Других шансов сделать это у них не имеется. А в маленьком закрытом пространстве двора они чувствуют себя пилотами Формулы-1. В то время как мой 136-сильный двигатель позволяет "почувствовать" скорость и за его пределами.
Так вот, я медленно и осторожно выезжал из двора, когда с диким лаем прямо под колёса кинулась левретка. (Или лИвретка? Даже не знаю, как это правильно пишется. Однако, слово точно больше, чем собака). Я ударил по педали тормоза. Новенькие шины намертво вцепились в асфальт. Машина послушно кивнула носом.
Собака выскочила из-под бампера и продолжала истерично облаивать открытое окно автомобиля, исходя на пену.
Подошедшая хозяйка поспешила меня успокоить:
– Не бойтесь! Она не кусается…