Вдвоём такой режим дня оказался ещё веселее и эффективнее. Особенно в части волейбола и вытекающих из него дискотек. Однажды пришлось даже задержаться на турбазе до семи утра. За что, естественно, нам сильно влетело. Особенно мне, поскольку меня ругать было гораздо удобнее.
Мы проснулись ближе к вечеру и сразу попали в самое пекло воспитательного процесса. Сначала эмоции выражала мама – достаточно долго и громко. Потом эстафетную палочку приняли мужчины – отец и его приятель Фима, приехавший в наш палаточный рай из Москвы. Тут логика была поинтереснее женской.
– Предупреди мать и люби сколько хочешь, – наставлял Фима, открывая бутылку водки.
– Что ж это получается? – парировал я. – С турбазы прибежать сюда, предупредить и бежать обратно?
– Придумай способ, – возражал Фима. – Ты же придумываешь, как их кадрить. Теперь придумай, как не волновать родителей. Кстати, за родителей!
Количество аргументов и выпитых бутылок росло. Мама и Фимина жена давно улеглись спать. Кажется, уже начинало светать, когда меня сочли достаточно воспитанным. Но тут обнаружилось, что вокруг костра насчитывается девять пустых бутылок. А это уже сулило воспитательные меры не только мне, но и всей мужской компании.
– А давайте их закопаем, – предложил Фима.
– Нет, надо парочку оставить, а то не поверят, – возразил отец.
И оказался прав, поскольку утром сквозь сон я слышал, как возвращавшиеся с пляжа женщины переговариваются между собой:
– Мужики всю ночь бузили, а выпили только две бутылки…
Изрядно воспитанная накануне компания проснулась часа в три… Нас с Игорьком тут же отправили за пивом. Ящик прекрасно смотрелся на огромном пустом столе, сколоченном своими руками. Судя по неясным угрызениям совести, организм возвращался к жизни. Именно в этот долгожданный и сладостный момент снова появились мама и Фимина жена, гулявшие по лесу. Как и всякие настоящие женщины, они обладали уникальной способностью начинать перебранку с пяти-шести метров. В голове опять зазвенело. Утешало лишь то, что теперь ругают не только меня. Было даже интересно, как мои "воспитатели" будут выкручиваться из сложившейся ситуации.
Фима медленно повернул голову и, уставившись на женщин не вполне открывшимися глазами, злобно сказал:
– Не мешайте! Мы завтракаем!
Внушенные мне накануне нравственные ценности были попраны, а женщины всё не унимались. Тем более что дистанция сократилась до прицельной.
Тогда Фима обратился к отцу:
– Послушай, полетели отсюда! Нас здесь не понимают…
Они встали, раскинули руки, как крылья, и с жужжанием полетели, изображая не то самолёт, не то пчелу…
Иногда мне кажется, что они до сих пор летят – там, в другой жизни, среди сосен и палаток, стареньких автомобильчиков и примусов, отделённых от реальности куда более глубоким океаном, чем Карибские острова от материковой Европы…